nastusha33 (original) (raw)

Строительство дачи - это приобщение к комплексу средневековых феодально-вассальских отношений. Для этого необходимо помимо всех приходящих извне строительных бригад, заиметь одного главного строителя. Если бы речь шла о коттеджном поселке и прочих модных , но отнюдь не вечных вещах, можно было бы назвать его прорабом, но в данном случае имя ему Строитель (с большой буквы). Назовем его Иван Спиридонович. Походка в раскачку, как по палубе корабля, неторопливо оглядывает хозяйским взглядом дом - «его» дом, и безапелляционно объявляет тебе, на сколько метров будет вынесен балкон второго этажа с западной стороны. Кстати, эти привязки к сторонам света всегда суровы и романтичны в его устах: «северная терраса», «южный вход» - так и слышится: «Натянуть бермудский грот!»

Иван Спиридонович – строитель-поэт. Он работает только по вдохновению, именно поэтому периодически и появляются на нашей стройке другие. Параллельные бригады. В это месяце у него не лежит душа обшивать вагонкой маленькую комнату, он будет красить потолочные балки в каштановый цвет и точка. Иван Спиридонович считает себя намного умнее нас и относится к нам снисходительно, как к дитятям неразумным, что не мешает ему, разумеется, облапошивать нас на каждом шагу. «А почему это у Вас, Иван Спиридонович, блокхауз по 13 тысяч за куб вышел, он же на базе по 11 лежит?» - на вопрос моего мужа следует неторопливый ответ человека, для которого эта реплика была сродни мышиному писку: «А за хлопоты я что ж ничего не должен взять?» «Помилуйте, какие хлопоты, позвонить на базу и заказать машину досок!» «Ну, так и заказывайте сами, если так легко!»

Иван Спиридонович может легко положить себе в карман лишние тысяч пять, а то и десять, но если на хозяйское добро зарится кто-то другой, тут он стоит горой. «Сколько пообещали им за полы? 40 тысяч? Э-эх! Видно, легко Вам больно денежка достается! Вон сколько деток, а он такими деньгами разбрасывается!» Иван Спиридонович долго кряхтит и ворчит, а потом идет к бригадиру молдаван. Из комнаты доносятся глухие выкрики вроде «креста на вас нет, безбожники», затем к нам выходит человек, который еще неделю назад просил за ту же работу в полтора раза больше, и победно объявляет: «Тридцать восемь!» Когда ему хочется, чтобы та или иная работа от него не уплыла, а сейчас ей заниматься ему в тягость, он делает просто: закупает материалы, складывает их в определенном, одному ему ведомом порядке, начинает работу а бросает на полпути, таких заначек на будущее, под определенное настроение у него всегда несколько. Так канализационные трубы, подведенные к дому, но не подключенные собственно к унитазу, у нас зависли с начала лета, а терраса недообшита с зимы.

Но, с другой стороны, Иван Спиридонович помимо красивой барной стойки в столовой, трех слоев утеплителя в гостиной и резных перил на лестнице успевает еще много чего – он возит одного моего ребенка к врачу, другого встречает из бассейна. Он покупает картошку по десяти рублей за килограмм, потому что сами мы настолько бессмысленны, по его мнению, что сделать это не в состоянии: купим «не картошку, а дерьмо по двадцатке».

Самым большим сюрпризом, который Иван Спиридонович преподнес мне за последнее время, было пение. Да-да, не какой-то там тумц-тумц из мобилки или радио Маяк с рекламой виагры. А именно старое доброе пение – об удалом хасбулате, с бедной саклей и красавицей-женой, о диких степях Забайкалья, где золото роют в горах, о Муромской дороге, на которой стояли три сосны. Так и представляешь себе бурлаков на Волге или маленького подмастерье Федю Шаляпина, которого мастер охаживает стамеской по затылку и любовно так, со слезой, приговаривает: «Пой, Феденька, пой!» И пусть канализационные трубы торчат из люка в эркере гостиной, я готова возить кистью по потолку туда-сюда и слушать, как из соседней комнаты доносится аккуратное «тук-тук-тук» и размеренное:
Вот кто-то с горочки спустился,
Наверно, милый мой идет.
На нем защитна гимнастерка,
Она с ума меня сведет…