РИСУНОК МЫСЛИ АНДРЕЯ БАБИЦКОГО (original) (raw)

1.

Рисунок мысли Андрея Бабицкого вычурно изящен. О чем бы он не живописал. Это арабески: безОбразно и монотонно правильный симметричный орнамент, лишенный намеков на человеческое своей ритмической безошибочностью, за исключением единственного – стремления к тотальной гармонии геометрической правильности, существующей исключительно в голове Человека. А Бабицкий человек, чей голос иногда внятен Богам. И никому больше в бесчеловечно несовершенной и божественно справедливой Природе. Так прорывается через него из бессознательной бездны прошлого в сегодня голос наших общих с ним семитских предков, импульсирующий векторами поиска истины в страданиях и надеждах одного единственного народа, ставшего перед лицом Всевышнего моделью и опытным экземпляром архитектуры Судьбы всего Человечества.

По существу моей ленивой души такая восточная выспренность претит ее варварско славянской части, едва преодолевшей первобытную дикость естественной звериности, несущейся с генами крови моего отца, от которого мне досталось стремление все упрощать и редактировать до сенсорно очевидного, до плоскостной и бесперспективно примитивной иконной изобразительности, до незамутненной эмоциональными оттенками чистоты темперной монохромности, позволяющей уму проникать до самых потаенных глубин – до самого изначального дна Мысли, где уже нет ничего кроме примитивной гальки архетипических символов и окостеневших трупов ископаемых сигналов былых чужих, но таких нечуждых вожделений, надежд, тревог и сомнений.

Но инстинкт рыбака, доставшийся мне от отца же и им же закаленный в днепровских зорях Старозбурьевского Кута, манит меня к текстам Андрея Бабицкого, которые, как сложная многозерновая прикормка, пропитанная множественными маслами и эссенциями с добавлениями мотыликов и червячков, собирает вокруг многокалиберную “хвосто-плавниково-жаберную” братию, ценящую гармонию совершенной формы с упакованным в нее и достойным ее же содержанием. Плавать вместе – в одной тусовке – в таком ароматном и вкусном облаке почетно. И полезно для самооценки. По гамбургскому счету. Даже при наличии риска склюнуться на крючок кремлевской пропаганды. Которая если и лучше пропаганды Вашингтона или Брюсселя (не к ночи будут помянуты: тьфу-тьфу-тьфу на окаянных!), то исключительно рисунком мысли Бабицкого, которая сама по себе безусловная ценность.

Слово порождается мыслью. А еще мысль сама совершается в слове. И завершается в нем же. В том смысле, что чья-то мысль, облачившись в одежды слова начинает жить самостоятельной жизнью. А разоблачившись, возвращается в лоно авторской неуловимой словом же психиатрии.

В душе автора клубятся цветастые коктейли и мутные взвеси слов, намеков на слова, эмоций, чувств, переживаний – текстов, сотканных из материи сенсорных образов и ощущений, архетипов – картинных образов нашей видовой генетической памяти, запечатленной в гипотезах молекул таинственных белковых примитивов, прошивающих с рождения видовую память и даже память всей Живой Жизни, которая миф, сочиненный поэтическими исследователями микроскопических инфузорий и микробов, копошащихся в ее влажном и зыбком основании.

У каждой мысли есть своя судьба и эволюция. Порожденная всегда изначально каким-то персональным облаком явленных и невыявленных смыслов, Мысль начинает свое призрачное путешествие по душам мыслящих существ, круг которых, как мне кажется, куда шире человечьего. По крайней мере у меня нет сомнения в существовании мыслей у собак, лошадей или дельфинов. И есть сомнения в присутствии мысли в мозгуляторах некоторых человекообразных. Маршрут Мысли конкретен, хотя и не всегда уловим в деталях и некоторых фрагментах. Он знает свои остановки (на отдых и перекур) и ускорения (в погоне за всегда неуловимым и текучим ощущением). Мысль может замереть. И очень надолго. Как некоторые мысли в средние века. Мысль может даже умереть. Если обветшают ее носители и воплощения. Среди которых главный – Человек, мастерски находящий или изобретающий ее форму. Совершенная форма, адекватная самой Мысли – волшебство, делающее Мысль бессмертной. Совершенная форма – это когда нет ничего лишнего в выражении мысли, что заслоняло бы ее суть.

Совершенство формы Мысли может быть разным. Например, лаконическое совершенство, как у японцев, когда из выразительных средств уже нельзя ничего убрать и отнять, после чего Мысль не потеряла бы сути. А есть совершенство ассоциативного изобилия, как у китайцев, когда множественность деталей и нюансов подчеркивает и выражает бесконечные вариации и оттенки, которыми играет в лучах богатой фантазии плодотворная Идея, разбрасывающая искры периферийных значений, которые, очутившись в иных Духовных Мирах, вырастают в самостоятельные сущности со своими новыми именами, понятиями, категориями, творя автономные Вселенные бесконечно необозримого Космоса Человеческой Духовности.

И я думаю о текстах Андрея Бабицкого: о чем они? О том, что он еще не избрал свой путь и бродит, испытывая себя, между японской и китайской стилистикой оформления мысли? Или о том, что брожение эмоций, ощущений и образов от высокого градуса накала (а как иначе, когда пишешь о войне?) наспех облачается им в наскоро скроенные словесные одежды, которые потом каждый его читатель, вошедший с ним в резонанс, будет подгонять по себе?

Какой дорогой проследует эволюция стиля Андрея Бабицкого предположить трудно. Ясно одно: любая ее траектория будет прошита талантом, который есть правда переживаний и откровение истины.