Ревизор (original) (raw)

Подсказанный Пушкиным сюжет становится для Гоголя поводом собрать в одной пьесе «всё дурное в России», и сквозь смешное в его комедии ошибок отчётливо проглядывает ужас.

комментарии: Лев Оборин

О чём эта книга?

Уездный город в российской глуши перепуган известием о ревизоре — чиновнике, который вот-вот нагрянет с инспекцией. Местные начальники, погрязшие в воровстве и взяточничестве, случайно принимают за ревизора Хлестакова — молодого повесу без гроша за душой, остановившегося в городе проездом из Петербурга. Освоившись в новой роли, Хлестаков оставляет в дураках весь город. По позднейшему определению Гоголя, в «Ревизоре» он решил «собрать в одну кучу всё дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за одним разом посмеяться над всем». «Ревизор» — это сатира, но «всё дурное» в пьесе не просто смешит, но и создаёт потусторонний, почти инфернальный мир. Перед нами первая русская комедия, в которой антураж не менее важен, чем герои и сюжет.

Николай Гоголь. Литография с рисунка Эммануила Дмитриева-Мамонова. 1852 год

ullstein bild/Getty Images

Когда она написана?

Первые сведения о работе над «Ревизором» относятся к началу октября 1835 года (в это же время Гоголь приступает к «Мёртвым душам»). Уже в начале декабря Гоголь начинает договариваться о петербургской и московской премьерах — это значит, что в целом первая редакция «Ревизора» к тому времени готова. Новую редакцию комедии Гоголь обдумывал несколько лет и наконец предпринял в 1842 году — в ней «Ревизора» читают сегодня.

Ну и пьеса! Всем досталось, а мне более всех

Николай I

Как она написана?

У «Ревизора» простая кольцевая композиция, в которой легко выделить завязку, кульминацию и развязку. Работая над текстом, Гоголь постоянно отсекал всё лишнее, что способно затормозить действие. Несмотря на это, текст насыщен деталями, которые не имеют прямого отношения к действию, но рисуют атмосферу уездного города, создают абсурдистский и порой пугающий эффект. Страх — эмоция, переполняющая комедию 1 Манн Ю. В. Комедия Гоголя «Ревизор». М.: Худ. лит., 1966. C. 39–40. ⁠, которая при этом всё равно остается «смешнее чорта», в первую очередь благодаря языку — красочному, избыточному и афористичному одновременно, изобилующему просторечием и грубостью, не чуждого пародии (например, в любовных объяснениях Хлестакова или в монологе Осипа). Многие современники упрекали «Ревизора» в близости к жанру фарса, который в литературной иерархии воспринимался как низкий. Гоголь действительно вводит в комедию фарсовые черты, например неловкие движения героев. Фарсовым эффектом обладают и монологи «Ревизора»: и враньё Хлестакова, и отчаяние Городничего набирают обороты, как в музыкальном крещендо. Но тот же эффект в финале превращает «Ревизор» из комедии в трагикомедию.

Олег Дмитриев и Валентина Данилова. Офорт «Гоголь читает «Ревизора» писателям и артистам Малого театра». 1952 год

ТАСС

Как она была опубликована?

Как всякое театральное произведение того времени, «Ревизор» прошёл несколько цензурных инстанций, но прохождение это совершилось удивительно быстро, и это породило слухи (как выяснилось впоследствии, обоснованные) об участии в судьбе пьесы самого императора — Николая I. Петербургская премьера состоялась в Александринском театре 19 апреля 1836 года, московская — в Малом театре 25 мая. Отдельное книжное издание вышло в день петербургской премьеры в типографии А. Плюшара.

Что на неё повлияло?

Главным русским комедиографом до Гоголя был Денис Фонвизин, и Гоголь с самого начала собирается превзойти его «Бригадира» и «Недоросля». Несомненно влияние на «Ревизора» грибоедовского «Горя от ума» и «обличительных» комедий предыдущих десятилетий: «Судейских именин» Ивана Соколова, «Ябеды» Василия Капниста, двух пьес Григория Квитки-Основьяненко («Дворянских выборов» и, возможно, известной Гоголю в рукописи и близкой по сюжету комедии «Приезжий из столицы, или Суматоха в уездном городе») и других. Очевидное новаторство «Ревизора» состояло в том, что Гоголь не только создал новый, блестящий и афористический язык, но и отказался от моралистической установки, характерной для классицизма: в «Ревизоре» добродетель не торжествует. Источник сюжета «Ревизора» — анекдот, рассказанный Гоголю Пушкиным, но похожих случаев на слуху было много. Вообще же подобный сюжет типичен для комедии ошибок, в которой одного человека принимают за другого. В этом жанре работали и Шекспир, и Мольер, а восходит он к комедиям Плавта.

«Инкогнито из Петербурга». Режиссёр Леонид Гайдай. СССР, 1977 год

Как её приняли?

В январе 1836 года Гоголь читал комедию в доме Василия Жуковского. Ответом чтению то и дело становился «шквал смеха», «все хохотали от доброй души», а Пушкин «катался от смеха». Не приглянулась пьеса в этом кругу разве что барону Егору Розену, который назвал её «оскорбительным для искусства фарсом». Пьесу не поняли и многие актёры Александринского театра: «Что же это такое? Разве это комедия?» Несмотря на это, петербургская и московская премьеры «Ревизора» прошли с огромным успехом. Известен отзыв Николая I: «Ну и пьеса! Всем досталось, а мне более всех». Гоголь, однако, счёл петербургскую постановку катастрофой: ему особенно не понравились игра Николая Дюра (Хлестакова) и смазанность финальной немой сцены.

Как многие громкие премьеры, «Ревизор» вызвал возмущение благонамеренной общественности. Несмотря на обилие восторженных отзывов, консервативные критики, в первую очередь Фаддей Булгарин, обвиняли писателя в «поклёпе на Россию»; пеняли Гоголю и на отсутствие «положительных» героев. Как бы в ответ на это недовольство драматург-дилетант князь Дмитрий Цицианов всего через три месяца после премьеры гоголевской пьесы представил её продолжение — «Настоящего ревизора». В ней подлинный ревизор отстраняет от должности городничего (и всё же женится на его дочери), отправляет на военную службу Хлестакова, наказывает вороватых чиновников. «Настоящий ревизор» не пользовался успехом и был сыгран всего шесть раз.

О приёме, оказанном «Ревизору», Гоголь написал отдельную пьесу — «Театральный разъезд после представления новой комедии».

Дмитрий Кардовский. Гости. Иллюстрация к «Ревизору». Серия открыток. 1929 год

Что было дальше?

Позднейшая критика (Виссарион Белинский, Александр Герцен) закрепила за «Ревизором» в первую очередь сатирический, обличительный, даже революционный смысл. Эстетические достоинства пьесы снова вышли на первый план в критике XX века. «Ревизор» никогда не исчезал надолго из репертуара российских театров (причём долгое время шёл в первой редакции, несмотря на существование второй), был не раз поставлен и за рубежом, в советское время экранизирован. Положение главной пьесы Гоголя в русском литературном каноне незыблемо, текст «Ревизора» разошёлся на живущие поныне поговорки (скажем, взятки чиновников до сих пор называют «борзыми щенками»), а сатирические образы и сегодня кажутся узнаваемыми.

Всякий хоть на минуту, если не на несколько минут, делался или делается Хлестаковым, но натурально, в этом не хочет только признаться; он любит даже и посмеяться над этим фактом, но только, конечно, в коже другого, а не в собственной

Николай Гоголь

Правда ли, что сюжет «Ревизора» подсказал Гоголю Пушкин?

Да. Если о том, что замысел «Мёртвых душ» тоже был подарен Пушкиным, мы знаем только со слов Гоголя, то в случае «Ревизора» сохранились документальные свидетельства. Это, во-первых, письмо Гоголя к Пушкину от 7 октября 1835 года, в котором тот сообщает о начале работы над «Мёртвыми душами» и просит прислать какой-нибудь «смешной или не смешной, но русский чисто анекдот» для пятиактной комедии (обещая, что она выйдет «смешнее чорта»), а во-вторых, черновой набросок Пушкина: «Криспин приезжает в Губернию на ярмонку — его принимают за… Губерн[атор] честной дурак — Губ[ернаторша] с ним кокетничает — Криспин сватается за дочь». Криспин (правильнее — Криспен) — герой сатирической пьесы Алена-Рене Лесажа «Криспен — соперник своего господина», но Пушкин наделил этим именем своего приятеля Павла Свиньина, который выдавал себя за важного чиновника в Бессарабии. Впрочем, и самого Пушкина принимали за ревизора, когда тот путешествовал по России, собирая материалы к «Истории Пугачёва». Ещё несколько анекдотов в таком роде ходили в обществе в то время и были, несомненно, известны Гоголю. Таким образом, как указывает Юрий Манн, главная ценность пушкинского совета была в том, что он обратил внимание Гоголя «на творческую продуктивность сюжета и подсказал некоторые конкретные повороты последнего» 2 Манн Ю. В. Гоголь. Книга вторая: На вершине. 1835–1845. М.: РГГУ, 2012. C. 19. ⁠. Возможно, впрочем, что анекдот о мнимом ревизоре Гоголь слышал от Пушкина и до письма от 7 октября. Владимир Набоков вообще считал, что «Гоголь, чья голова была набита сюжетами старых пьес с тех пор, как он участвовал в школьных любительских постановках (пьес, посредственно переведённых на русский с трёх или четырёх языков), мог легко обойтись и без подсказки Пушкина» 3 Набоков В. В. Лекции по русской литературе. М.: Независимая газета, 1999. C. 57–58. ⁠. В русской истории было достаточно реальных молодых авантюристов, дурачивших даже вельмож; самый разительный пример — Роман Медокс, с которым сопоставляет Хлестакова Юрий Лотман.

В «Ревизоре» Пушкина вскользь упоминает Хлестаков: «С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» — «Да так, брат, — отвечает, бывало, — так как-то всё...» Большой оригинал». В черновой редакции «Ревизора» Пушкину уделено больше места — Хлестаков рассказывает дамам, «как странно сочиняет Пушкин»: «…Перед ним стоит в стакане ром, славнейший ром, рублей по сту бутылка, какову только для одного австрийского императора берегут, — и потом уж как начнёт писать, так перо только тр… тр… тр…»

Неизвестный художник. Портрет Александра Пушкина и Николая Гоголя. Первая четверть XIX века

Fine Art Images/Heritage Images/Getty Images

Как «Ревизор» устроен композиционно?

Внешне «Ревизор» сохраняет классицистическую структуру триединства места, времени и действия, Драматургические правила эпохи классицизма: события в пьесе происходят в один день, в одном месте, пьеса имеет один главный сюжет. ⁠ но Гоголь подтачивает это триединство, например заставляя проснувшегося Хлестакова думать, что его знакомство с Городничим произошло вчера (странным образом это убеждение разделяет и слуга Осип) 4 Захаров К. М. Загадки художественного времени «Ревизора» // Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова. 2015. № 1. С. 72–74. ⁠. Первое и пятое действия — своего рода обрамление пьесы. В них нет заглавного героя (если мы полагаем таковым Хлестакова, а не настоящего чиновника с секретным предписанием), они разворачиваются в схожих условиях: завязка и развязка пьесы происходят дома у Городничего, а эмоциональное наполнение этих сцен тем контрастнее, что ложным по ходу пьесы оказывается и предполагаемое развитие действия (за ревизора приняли не того), и развязка (вместо счастливого сватовства и возвышения — катастрофа). Кульминация пьесы — ровно посередине, в третьем акте: это сцена вранья, в которой Хлестакову нечаянно удаётся взять такой тон, что он повергает чиновников города в ужас. Этот ужас, контрастирующий с безалаберной хлестаковской болтовнёй, — предвестие окончательного краха в немой сцене.

«Инкогнито из Петербурга». Режиссёр Леонид Гайдай. СССР, 1977 год

Кто всё-таки главный герой «Ревизора»?

Если вдуматься, ревизор в «Ревизоре» вообще не фигурирует. Хлестакова можно считать ревизором только в ироническом смысле, хотя под конец пьесы он удивительно вживается в роль «крупного чиновника из столицы, притом ублаготворённого взятками» 5 Гуковский Г. А. Реализм Гоголя. М.; Л.: ГИХЛ, 1959. C. 437. ⁠. Для зрителей, знающих о подложности Хлестакова, ревизор на протяжении всей пьесы — фигура отсутствия.

Гоголь считал Хлестакова главным героем комедии и досадовал, что из-за актёров, не вытягивающих эту роль, пьеса должна скорее называться «Городничий» 6 Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: Просвещение, 1988. C. 293. ⁠. В Хлестакове для Гоголя была важна универсальность: «Всякий хоть на минуту, если не на несколько минут, делался или делается Хлестаковым, но натурально, в этом не хочет только признаться; он любит даже и посмеяться над этим фактом, но только, конечно, в коже другого, а не в собственной. И ловкий гвардейский офицер окажется иногда Хлестаковым, и государственный муж окажется иногда Хлестаковым…» С тем большей обидой он воспринимал провал этой роли: «Итак, неужели в моём Хлестакове не видно ничего этого? Неужели он просто бледное лицо, а я, в порыве минутно-горделивого расположения, думал, что когда-нибудь актёр обширного таланта возблагодарит меня за совокупление в одном лице толиких разнородных движений, дающих ему возможность вдруг показать все разнообразные стороны своего таланта. И вот Хлестаков вышел детская, ничтожная роль! Это тяжело и ядовито-досадно».

Но Городничий в самом деле как минимум столь же важен, как Хлестаков. Примечательно, что в первых постановках комедии роль Городничего была доверена ведущим, самым опытным актёрам петербургской и московской трупп: Ивану Сосницкому и Михаилу Щепкину. Существует идущая ещё от Белинского традиция считать Городничего главным действующим лицом в пьесе, и не только из-за общего времени, проведённого на сцене, и общего количества реплик. А. Н. Щуплов, вспоминая наблюдение Гёте, согласно которому театр — это модель вселенной со своими адом, раем и землёй, применяет этот принцип к «Ревизору». Городничий оказывается богом уездного городка: «он рассуждает о грехах («Нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов»); даёт оценку человеческим деяниям («Оно конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?»); следит за соблюдением иерархии своих «ангелов» (Квартальному: «Он тебе на мундир дал два аршина сукна, а ты стянул всю штуку. Смотри! не по чину берешь!»); воспитывает своё воинство («Узлом бы вас всех завязал! В муку бы стёр вас всех, да к чёрту в подкладку! в шапку туды ему!»)». К этому можно добавить, что Городничий (которого Гоголь определяет как «очень неглупого по-своему человека»), в общем-то, прекрасно осведомлён обо всём, что происходит в городе: ему известно, что в приёмной у судьи разгуливают гуси, что один из учителей строит страшные рожи, что арестантам не выдавали провизии и что возле старого забора навалено на сорок телег всякого сору. Комизм заключается в том, что этим знанием его попечение о городе ограничивается. Если это местный бог, то бездеятельный, хотя и грозный на словах (вспомним его поведение в начале пятого действия).

«Инкогнито из Петербурга». Режиссёр Леонид Гайдай. СССР, 1977 год

Дмитрий Кардовский. Городничий. Иллюстрация к «Ревизору». Серия открыток. 1929 год

Похож ли Хлестаков на героя плутовского романа?

Хотя в арсенале Хлестакова множество уловок классического литературного плута — от ухаживания за двумя женщинами одновременно до выпрашивания денег под благовидным предлогом, — его главное отличие от героя плутовского романа (пикаро) От испанского picaro — плут, хитрец. Насмешливый бродяга-авантюрист, промышляющий мошенничеством. Главный герой пикарески — плутовского романа, жанра, сложившегося в испанской литературе XVI века. ⁠ в том, что приключения происходят с ним не по его воле. Схему пикарески Литературный жанр, сложившийся в Испании в XVI веке. Повествование о приключениях и проделках героя-плута (пикаро). Пикареска выходит за рамки литературы Нового времени, ревизией жанра, например, можно назвать «Приключения Гекльберри Финна» Марка Твена или «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова. ⁠ замещает схема комедии ошибок с её принципом qui pro quo (то есть «кто вместо кого» — так называют в театре ситуацию, когда одного героя принимают за другого). Интересно, что приёмы Хлестакова ещё послужат литературным плутам следующих поколений: эпизод с «Союзом меча и орала» в «Двенадцати стульях» точно следует сцене приёма визитов в четвёртом действии гоголевской пьесы; Никеша и Владя в этом эпизоде списаны с Добчинского и Бобчинского. Однако, в отличие от Остапа Бендера, Хлестаков не способен к тщательно продуманной лжи и психологическим наблюдениям, его ложь, как подчёркивал Гоголь в пояснениях к пьесе, внезапная и безудержная импровизация, которая не сошла бы ему с рук, будь его собеседники чуть поумнее: «Он развернулся, он в духе, видит, что всё идёт хорошо, его слушают — и по тому одному он говорит плавнее, развязнее, говорит от души, говорит совершенно откровенно и, говоря ложь, выказывает именно в ней себя таким, как есть. <...> Это вообще лучшая и самая поэтическая минута в его жизни — почти род вдохновения». Именно превращение Хлестакова в «обыкновенного враля», «лгуна по ремеслу» возмутило Гоголя в первой постановке «Ревизора».

Пока Хлестаков несётся дальше в экстазе вымысла, на сцену, гудя, толпясь и расталкивая друг друга, вылетает целый рой важных персон: министры, графы, князья, генералы, тайные советники, даже тень самого царя

Владимир Набоков

Чем замечательно враньё Хлестакова?

Начав со вполне будничного хвастовства — «Вы, может быть, думаете, что я только переписываю; нет, начальник отделения со мной на дружеской ноге», — Хлестаков, почувствовавший опьянение и вдохновение, взмывает к вершинам выдумки, которые хорошо отражают его представления о великолепной жизни. «Не имея никако­го желанья надувать, он позабывает сам, что лжёт. Ему уже кажется, что он действительно всё это производил», — поясняет Гоголь в предуведомлении для актёров. Вскоре он уже отказывается от мелкого чина коллежского асессора (запросто перемахнув через шесть классов Табели о рангах), оказывается другом Пушкина и автором «Юрия Милославского», заставляет министров толпиться у себя в передней и готовится к производству в фельдмаршалы. На этом враньё обрывается, потому что Хлестаков поскальзывается, а Городничий, не в силах вымолвить ни слова, лопочет только: «А ва-ва-ва…»

Есть два критических подхода к вранью Хлестакова: оба не отрицают, что сцена вранья — кульминация пьесы, но различаются в оценках, скажем так, качества монолога. Владимир Набоков пишет о соответствии монолога «радужной натуре самого Хлестакова»: «Пока Хлестаков несётся дальше в экстазе вымысла, на сцену, гудя, толпясь и расталкивая друг друга, вылетает целый рой важных персон: министры, графы, князья, генералы, тайные советники, даже тень самого царя»; он отмечает, что Хлестаков может запросто вставить в свой вымысел недавние неприглядные реалии: «водянистый суп, где «какие-то перья плавают вместо масла», которым Хлестакову пришлось довольствоваться в трактире, преображается в его рассказе о столичной жизни в суп, привезённый на пароходе прямо из Парижа; дым воображаемого парохода — это небесный запах воображаемого супа» 7 Набоков В. В. Лекции по русской литературе. М.: Независимая газета, 1999. C. 67. ⁠. Напротив, Юрий Лотман считает это скорее признаком недостатка фантазии: «…Гоголь демонстративно сталкивает бедность воображения Хлестакова во всех случаях, когда он пытается измыслить фантастическую перемену внешних условий жизни (всё тот же суп, хотя и «на пароходе приехал из Парижа», но подают его на стол в кастрюльке; всё тот же арбуз, хотя и «в семьсот рублей»), с разнообразием обликов, в которые он желал бы перевоплотиться» 8 Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: Просвещение, 1988. C. 305. ⁠. Однако, даже если эта фантазия убога, она способна изумить и ввести в трепет чиновников уездного города — и (сошлёмся опять же на Лотмана) во многом отвечает чиновным представлениям XIX века об удаче и успехе. Более того, она заражает подобными же мечтаниями рационального Городничего и его семейство — они тоже начинают грезить о генеральском титуле и роскошной жизни 9 Терц А. В тени Гоголя. Париж: Синтаксис, 1981. C. 170–174. ⁠.

По мнению Лотмана, враньё Хлестакова происходит от «бесконечного презрения к самому себе»: он фантазирует скорее не для Городничего, а для себя, чтобы хоть в мечтах быть не «канцелярской крысой». Возможно, такая трактовка в глазах Лотмана связана с не слишком удачной чиновной карьерой самого Гоголя, который был весьма честолюбив и, в отличие от Хлестакова, имел все основания думать о своём подлинном величии.

«Инкогнито из Петербурга». Режиссёр Леонид Гайдай. СССР, 1977 год

Дмитрий Кардовский. Хлестаков. Иллюстрация к «Ревизору». Серия открыток. 1929 год

Когда и где происходит действие «Ревизора»?

Время действия — самая настоящая современность, но точная датировка затруднительна. Некоторые комментаторы говорят о 1831 годе (Ляпкин-Тяпкин упоминает, что избран судьёй в 1816-м и занимает должность 15 лет). Однако в гостиной Городничего Хлестаков рассуждает о сочинениях Барона Брамбеуса, то есть Осипа Сенковского, который начал публиковаться под этим псевдонимом только в 1833 году. Путаница выходит и с конкретным временем года. Бобчинский и Добчинский сообщают, что Хлестаков приехал в город две недели назад, «на Василья Египтянина». Такого святого в православных святцах, однако, нет. Комментаторы пытаются отождествить Василия Египтянина с Василием Великим или преподобным Василием Исповедником, но память обоих святых празднуется зимой, а в «Ревизоре» нет ни одного упоминания холода или зимней одежды. Более того, оба святых нигде не названы «Василием Египтянином». Вывод отсюда один: этот святой — выдумка Гоголя. Уточнить датировку событий позволяет письмо Хлестакова к Тряпичкину в первой редакции пьесы: «Мая такого-то числа» (так — пропуская точную дату — читает вслух Почтмейстер).

Относительно места действия сразу же появилось много толков. Фаддей Булгарин, критиковавший пьесу, писал, что подобные города могут быть «только на Сандвичевых островах, во времена капитана Кука», а затем, немного смягчаясь, допускал: «Городок автора «Ревизора» не русский городок, а Малороссийский или Белорусский, так незачем было клепать на Россию». Ясно, что этот спор — не о географии (как будто Малороссия не была в то время частью Российской империи), а об обществе: Булгарин отказывался признавать сатиру Гоголя изображением русских людей.

Если же всё-таки говорить о географии, то путь Хлестакова прослежен в пьесе довольно ясно: он едет из Петербурга в Саратовскую губернию, последняя его остановка перед городком «Ревизора» — в Пензе, где он проигрывается в карты. Пензенская и Саратовская губерния — соседние, и поскольку Хлестаков сообщает, что едет в Саратовскую губернию, значит, на момент действия пьесы он находится ещё в Пензенской. Взглянув на карту Пензенской губернии 1830-х, легко убедиться, что никаких уездных городов на прямом пути из Пензы в Саратов (именно туда, как заметил Добчинский, прописана подорожная Хлестакова) нет. Здесь можно было бы предположить, что Хлестакову пришлось сделать крюк (так, жители Сердобска уверены, что действие происходит именно у них, и к 200-летию Гоголя в городе установили памятник писателю и скульптурную композицию по мотивам «Ревизора»; Василий Немирович-Данченко предполагал, что действие происходит в Аткарске). Но гораздо проще согласиться, что никакого конкретного города Гоголь не имел в виду — ему просто было нужно изобразить глухую провинцию, откуда «хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь».

Через Пензенскую и Саратовскую губернии ехал и Пушкин во время того самого путешествия, когда он был принят за ревизора. Возможно, это сыграло роль в окончательном выборе географии: ведь в ранних черновиках «Ревизора» Хлестаков едет не в Саратовскую губернию через Пензу, а в Екатеринославскую через Тулу. Наконец, выбирая для Хлестакова направление, Гоголь мог вспоминать хорошо знакомую публике строку из грибоедовского «Горя от ума»: «В деревню, к тётке, в глушь, в Саратов».

Воскресная базарная площадь в Самаре. Открытка. Начало XX века. В «Ревизоре» Гоголь изобразил российскую провинцию, откуда «хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь»

Важны ли имена и фамилии персонажей «Ревизора»?

Да, но не в том смысле, в каком важны фамилии героев комедий русского классицизма — вроде фонвизинских Правдина, Простакова, Стародума или Скотинина. В черновых редакциях «Ревизора» Гоголь ещё следует этой старой стилистике: Хлестаков здесь назван Скакуновым, Сквозник-Дмухановский — Сквозником-Прочуханским. Несколько затушёвывая «говорящие» свойства фамилий главных героев, Гоголь отходит от классицистической традиции. В таких фамилиях, как Хлестаков или Хлопов, чувствуется не какое-то основополагающее качество персонажа, но скорее аура этого качества. Вот что говорит о фамилии Хлестакова Набоков: «…У русского уха она создаёт ощущение лёгкости, бездумности, болтовни, свиста тонкой тросточки, шлёпанья об стол карт, бахвальства шалопая и удальства покорителя сердец (за вычетом способности довершить и это и любое другое предприятие)» 10 Набоков В. В. Лекции по русской литературе. М.: Независимая газета, 1999. C. 68. ⁠. А «говорящие» фамилии в старом смысле Гоголь оставляет персонажам малозначительным (не считая судьи Ляпкина-Тяпкина): немецкому лекарю Гибнеру, частному приставу Уховертову, полицейскому Держиморде.

Имеют значение и имена героев. Филолог Александр Лифшиц в специально посвящённой этому вопросу статье доказывает, что Гоголь давал персонажам «Ревизора» имена тех святых, «которые в основных своих чертах или деяниях оказываются абсолютно противоположны свойствам или образу жизни героев комедии» 11 Лифшиц А. Л. Об именах в «Ревизоре» // Вестник Московского университета. Сер. 9: Филология. 2011. № 4. С. 81. ⁠. Так, Городничий назван в честь пустынника и нестяжателя Антония Великого (а кроме того, требует именинных подношений и в день памяти преподобного Онуфрия, «отличавшегося крайним аскетизмом»). Судья Аммос Фёдорович Ляпкин-Тяпкин наречён в честь одного из библейских малых пророков — Амоса, обличавшего пороки, в частности мздоимство. Библейские и житийные параллели простираются вплоть до эпизодических персонажей, например Февроньи Петровой Пошлепкиной, у которой Городничий отнял мужа; Лифшиц полагает несомненной отсылку к агиографическим Агиография — раздел литературы, который составляют описания житий святых. ⁠ образцовым супругам Петру и Февронии. Всё это, по мысли исследователя, доказывает потусторонний характер, перевёрнутость мира «Ревизора».

Поэтика имени вообще очень важна для всех произведений Гоголя, и богатое звучание имён героев «Ревизора» достойно вписывается в гоголевскую ономастику Раздел языкознания, изучающий имена собственные. В более узком смысле — имена собственные различных типов (географические названия, имена людей, названия водных объектов, клички животных и другое). ⁠. Гоголь здесь не упускает случая для словесной игры. Например, в своём письме Хлестаков сообщает, что «смотритель училищ протухнул насквозь луком»; смотрителя зовут Лука Лукич, и, скорее всего, лук Хлестаков приплёл сюда просто по созвучию: вполне возможно, что уверение несчастного смотрителя «Ей-богу, и в рот никогда не брал луку» — чистая правда. В концентрированном виде такую игру с удвоением и неблагозвучием имени мы увидим в «Шинели», когда Гоголь будет представлять нам Акакия Акакиевича Башмачкина.

«Инкогнито из Петербурга». Режиссёр Леонид Гайдай. СССР, 1977 год

Зачем в «Ревизоре» Бобчинский и Добчинский?

«Оба низенькие, коротенькие, очень любопытные; чрезвычайно похожи друг на друга» — так описывает Бобчинского и Добчинского Гоголь. «Это люди, выброшенные судьбой для чужих надобностей, а не для своих собственных», — поясняет он в позднем предуведомлении для актёров. «Это городские шуты, уездные сплетники; их все знают как дураков и обходятся с ними или с видом презрения, или с видом покровительства» — так аттестует их Белинский. Ничтожные городские шуты, впрочем, запускают в «Ревизоре» весь механизм путаницы.

В «Ревизоре» много двойничества и удвоений: от двух ревизоров до фамилии Ляпкина-Тяпкина. Любое удвоение в комедии — беспроигрышный эффект, а в случае с Бобчинским и Добчинским их несколько: перед нами комедия qui pro quo, которую к тому же приводят в движение почти близнецы. Их путают, они дополняют друг друга и конкурируют одновременно, у них почти одинаковые фамилии. Двойничество — распространённый и традиционно пугающий фольклорный и литературный мотив, но в Бобчинском и Добчинском не остаётся ничего страшного и демонического, их суетливость входит в поговорку. Однако, несмотря на это снижение, трикстерская, Трикстер — персонаж, в котором сочетается изощрённый ум и склонность к игре, уловкам, разрушению правил. Один из базовых мифологических архетипов, который проходит через всю мировую культуру — от бога Локи до Остапа Бендера. ⁠ разрушительная функция остаётся при них.

Однако у линии Добчинского и Бобчинского есть и трагикомический смысл. Бобчинский обращается к мнимому ревизору с нелепой просьбой — при случае передать петербургским вельможам и даже самому государю, что «в таком-то городе живёт Пётр Иванович Бобчинский». (Николай I, зайдя за кулисы после представления «Ревизора», уведомил актёра, что теперь это ему известно.) Гоголь рассчитывал на присутствие императора на спектакле, и перед нами, таким образом, один из самых острых и самых комических моментов пьесы. Но посмотрим, как трактуют это место два крупных исследователя — Юрий Манн 12 Манн Ю. В. Комедия Гоголя «Ревизор». М.: Худ. лит., 1966. C.49. ⁠ и Абрам Терц (Андрей Синявский) 13 Терц А. В тени Гоголя. Париж: Синтаксис, 1981. C.125. ⁠:

«Мы смеёмся над необычной просьбой Бобчинского, видя в ней (конечно, не без оснований) проявление «пошлости пошлого человека». Но если подумать, из какого источника вышла эта просьба, то мы почувствуем в ней стремление к чему-то «высокому», к тому, чтобы и ему, Бобчинскому, как-то, говоря словами Гоголя, «означить своё существование» в мире... Форма этого стремления смешна и уродлива, но иной Бобчинский не знает».

«За жалким притязанием совершенно, казалось бы, неразличимого Бобчинского слышится тот же вопль души, тот же внутренний голос, что в «Шинели» Гоголя произнёс за безгласного Акакия Акакиевича Башмачкина: «Я брат твой» — и приравнял эту букашку к каждому из нас, к лицу, достойному внимания и всеобщего интереса. <…> Такова же, по сути, нижайшая просьба Бобчинского о придании гласности самому факту его существования в городе… …Этого хватает, чтобы в реплике Петра Ивановича прозвучало: «И я — человек!»

Дмитрий Кардовский. Добчинский. Иллюстрация к «Ревизору». Серия открыток. 1929 год

Дмитрий Кардовский. Бобчинский. Иллюстрация к «Ревизору». Серия открыток. 1929 год

Можно ли сказать, что в «Ревизоре» даны типы чиновников, подобно типам помещиков в «Мёртвых душах»?

В школе любят рассказывать о «галерее помещиков» в «Мёртвых душах»: это одновременно собрание индивидуальностей и запечатлённые типы людей. Эффект «галереи» в «Мёртвых душах» возникает благодаря тому, что мы знакомимся с персонажами поочередно: постепенно образуется скопление всё более гротескных фигур, каждая из которых подробно описана. В «Ревизоре» система персонажей устроена иначе. Во-первых, в отличие от прозы, в драме негде (за исключением списка действующих лиц) подробно описать персонажей — представление о них складывается из их манеры речи. Во-вторых, в «Ревизоре» все основные персонажи, кроме Хлестакова, появляются на сцене почти одновременно, образуют своего рода ансамбль. Даже самого выдающегося из них — Городничего — классическая критика считала частью общего хора: в статье о «Горе от ума» Белинский реконструирует всю его «типическую» биографию, подчёркивая правдоподобие этой фигуры. В таком общем хоре индивидуальности различимы (трудно спутать Землянику с Ляпкиным-Тяпкиным), но лишены самостоятельного значения. Их можно рассматривать как представителей всей системы города: «Выбор персонажей в «Ревизоре» обнаруживает стремление охватить максимально все стороны общественной жизни и управления. Тут и судопроизводство (Ляпкин-Тяпкин), и просвещение (Хлопов), и здравоохранение (Гибнер), и почта (Шпекин), и своего рода социальное обеспечение (Земляника), и, конечно, полиция. Такого широкого взгляда на официальную, государственную жизнь русская комедия ещё не знала» 14 Манн Ю. В. Комедия Гоголя «Ревизор». М.: Худ. лит., 1966. C.19. ⁠.

«Ревизор». Режиссёр Владимир Петров. СССР, 1952 год

«Ревизор». Режиссёр Георгий Товстоногов. Большой драматический театр, Ленинград, 1972 год

«Ревизор». Режиссёр Сергей Газаров. Россия, 1996 год

Почему в «Ревизоре» упоминается так много персонажей, которые не появляются на сцене и не важны для развития действия?

Такие мимолетные персонажи возникают в комедии с самого начала: например, растолстевший и всё играющий на скрипке Иван Кириллович из письма Чмыхова к Городничему, дети Добчинского или судебный заседатель, от которого отдаёт водкою с тех пор, как его в детстве ушибла мамка. «Мы никогда больше не услышим об этом злосчастном заседателе, но вот он перед нами как живой, причудливое вонючее существо из тех «Богом обиженных», до которых так жаден Гоголь», — с восторгом пишет Набоков.

Сравнивая этих эфемерных героев с чеховским ружьём, которое непременно стреляет в пятом акте, он говорит, что гоголевские «ружья» нужны нарочно для того, чтобы не стрелять, но дополнять вселенную произведения. Такую же роль исполняют «фантомы» из россказней Хлестакова, вплоть до «тридцати пяти тысяч одних курьеров». Современный исследователь А. Кальгаев видит в этом обилии персонажей проявление хаоса, захватывающего ткань «Ревизора» 15 Кальгаев А. Ревизия «Ревизора»: опыт актуального прочтения // Studia Culturae. 2004. № 7. С. 188. ⁠. Можно посмотреть на это и как на гиперреалистический приём, высвечивающий множество связей между героями и средой. Кстати, то же можно сказать о «Мёртвых душах»: помещики из пресловутой галереи существуют не в вакууме, они окружены знакомцами, случайными собутыльниками, ключницами, мастеровитыми крепостными и так далее.

Зачем в «Ревизоре» сон Городничего о крысах?

Накануне получения пренеприятного известия о ревизоре Городничий видит пренеприятный сон: «Сегодня мне всю ночь снились какие-то две необыкновенные крысы. Право, этаких я никогда не видывал: чёрные, неестественной величины! пришли, понюхали — и пошли прочь». Можно прямолинейно предположить, что две крысы символизируют двух ревизоров — фальшивого и настоящего, а исход сна предвещает, что Городничий и весь город более-менее легко отделаются. Крысу поминает в сцене самозабвенного вранья Хлестаков: «Я только на две минуты захожу в департамент, с тем только, чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!» А там уж чиновник для письма, этакая крыса, пером только — тр, тр... пошёл писать». Перед нами, с одной стороны, относительно безобидный образ чиновной «канцелярской крысы», с другой — напоминание о том, что крыса всё-таки может быть опасным хищником. И уподобление крысам вымышленных чиновников в рассказе Хлестакова, и имплицитное сравнение с ними ревизоров — представителей начальства — ещё один знак отсутствия в гоголевской комедии какого бы ни было «положительного начала». Как указывает в статье о сновидческих мотивах в «Ревизоре» В. Акулина, в роли крыс, в свою очередь «нюхающих» Хлестакова, далее выступают Добчинский и Городничий, а затем — жена и дочь Городничего 16 Акулина В. Скрытые мотивы сна в комедии Гоголя «Ревизор» // Вестник КГУКИ. 2009. № 3. С. 74–76. ⁠.

В словарях символов крысы традиционно ассоциируются с разрушением и разложением (вполне подходящий для «Ревизора» мотив). Наконец, сон о двух крысах можно воспринимать просто как элемент ирреальности («непонятный и потому страшный»). Роковую роль абсурдного сна отмечал ещё Белинский: «Для человека с таким образованием, как наш городничий, сны — мистическая сторона жизни, и чем они несвязнее и бессмысленнее, тем для него имеют большее и таинственнейшее значение». Стоит отметить, что неясность, непонимание, недоумение — важный мотив «Ревизора» 17 Белый А. Мастерство Гоголя. М.: ОГИЗ, 1934. C. 36. ⁠.

Примечательно, что Михаил Булгаков, называвший Гоголя учителем, воспроизводит сон о крысах (среди других деталей «Ревизора») в фельетоне «Великий Чемс», пародирующем гоголевскую комедию. Фельетон завершается фразой «Народ безмолвствовал» — Булгаков, таким образом, соединяет две знаменитые немые сцены русской драматургии: финал «Ревизора» и финал «Бориса Годунова».

«Инкогнито из Петербурга». Режиссёр Леонид Гайдай. СССР, 1977 год

Много ли денег вытянул Хлестаков у чиновников и купцов?

Порядочно. Восемьсот рублей у Городничего, триста у Почтмейстера, триста у Хлопова, четыреста у Земляники, шестьдесят пять у Бобчинского и Добчинского, пятьсот у купцов; неизвестно, к сожалению, сколько денег дал Хлестакову Ляпкин-Тяпкин, но можно предположить, что около трёхсот рублей, раз у следующих посетителей Хлестаков требует столько же. Все взятки ассигнациями (серебром было бы дороже) Ассигнационный, бумажный рубль ходил наравне с серебряным рублём с середины XVIII до середины XIX века. Один рубль серебром стоил примерно четыре ассигнационных. В отличие от серебряного рубля, курс ассигнаций постоянно менялся в зависимости от времени, места расчёта, а также от вида обмениваемой монеты (медь или серебро). Поэтому отдавать Хлестакову сумму серебром, а не ассигнациями чиновникам было бы невыгодно. ⁠, но всё равно на эти деньги можно было, например, в течение года снимать не квартиру, а целый дом в Петербурге или Москве. По подсчётам «Коммерсанта», первая же сумма, которую Хлестаков просит у Городничего (200 рублей), — это около 200 тысяч в пересчёте на нынешние деньги. Жалованье коллежского регистратора в 1835 году — немногим более 300 рублей в год. Жалованье уездного судьи незначительно больше. И хотя многим служащим полагались дополнительные выплаты, ясно, что безболезненно расставаться с такими суммами, которых требует Хлестаков, могли только крупные взяточники. Не забудем, что, кроме денег, Хлестаков на лучшей тройке лошадей увозит с собой подарки купцов (в том числе серебряный поднос) и персидский ковёр Городничего.

…Читатель, к которому обращена пословица, вышел из того же гоголевского мира гусеподобных, свиноподобных, вареникоподобных, ни на что не похожих образин. Даже в худших своих произведениях Гоголь отлично создавал своего читателя, а это дано лишь великим писателям

Владимир Набоков

Что означает эпиграф «Ревизора»?

Пословица «На зеркало неча пенять, коли рожа крива» сообщает многое о стилистике произведения на первой же странице, а кроме того, предвосхищает реакцию зрителей или читателей, которых пьеса может оскорбить. В этом смысле эпиграф не предваряет, а итожит пьесу, вторя реплике Городничего из пятого действия: «Чему смеётесь? — Над собою смеётесь!» О непосредственной связи текста пьесы с читателем экспрессивно говорил Набоков: «…Читатель, к которому обращена пословица, вышел из того же гоголевского мира гусеподобных, свиноподобных, вареникоподобных, ни на что не похожих образин. Даже в худших своих произведениях Гоголь отлично создавал своего читателя, а это дано лишь великим писателям» 18 Набоков В. В. Лекции по русской литературе. М.: Независимая газета, 1999. C. 59. ⁠. Отметим, впрочем, что эпиграф появился только в редакции 1842 года.

«Инкогнито из Петербурга». Режиссёр Леонид Гайдай. СССР, 1977 год

Дмитрий Кардовский. Шпекин. Иллюстрация к «Ревизору». Серия открыток. 1929 год

В чём смысл немой сцены в финале «Ревизора»?

Немая сцена, которой Гоголь придавал огромное значение, готовя «Ревизора» к постановке, — одна из самых эффектных концовок в истории театра. Те, кто читает пьесу, а не смотрит её в театре, могут не заметить самого выразительного свойства этой сцены: её длительности. Герои, застывшие в сложных, подробно описанных позах, стоят так полторы минуты. Можно представить себе, что почувствовали зрители, увидевшие «Ревизора» впервые. Вероятно, смех в зрительном зале раздался уже секунде на десятой, но к тридцатой секунде сцена начала подавлять, настойчиво сообщать, что она значит нечто большее, чем запечатлённая картина общего переполоха. На сцене собрались, за вычетом Хлестакова, все значимые герои, олицетворяющие весь мир пьесы. На наших глазах в этом мире прекращается движение, а значит, и жизнь. За немой сценой нет ничего — в этом смысле невозможно никакое продолжение «Ревизора» вроде пьесы Цицианова. Понимавший это Всеволод Мейерхольд в своей новаторской постановке в немой сцене заменил актеров куклами.

Нужно вспомнить, что поражающая всех новость о прибытии настоящего ревизора происходит после того, как герои избавляются от мучившего их всю пьесу страха — пусть даже через унижение. Если искать параллели в современной культуре, сделанное Гоголем отзывается в приёмах хоррора: внезапное нападение совершается в тот момент, когда жертвы расслабились после ложной тревоги.

Любопытно сравнить немую сцену «Ревизора» с другим беззвучным финалом в русской драматургии — последней сценой пушкинского «Бориса Годунова»:

«Отворяются двери. Мосальский является на крыльце.

М о с а л ь с к и й

Народ! Мария Годунова и сын её Феодор отравили себя ядом. Мы видели их мёртвые трупы.

Народ в ужасе молчит.

Что ж вы молчите? Кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!

Народ безмолвствует».

В первоначальной редакции народ послушно повторял требуемую здравицу. Отказ от этого сделал финал «Годунова» ещё страшнее. Скорее всего, Гоголь помнил о нём, когда писал финал «Ревизора».

«Инкогнито из Петербурга». Режиссёр Леонид Гайдай. СССР, 1977 год

В чём различие двух основных редакций «Ревизора»?

Новейшее академическое собрание сочинений Гоголя насчитывает пять редакций пьесы, но для простоты можно говорить о двух основных: редакции первого издания (1836) и редакции 4-го тома прижизненного Собрания сочинений (1842). Вторая редакция в целом лаконичнее первой: исключены длинноты из монологов Городничего, сокращены реплики чиновников. Основные исправления коснулись монологов Хлестакова: он врёт ещё вдохновеннее и наглее. Также в этой редакции впервые подробно описана немая сцена; кроме того, Гоголь возвращает пропавшую из первого издания встречу Хлестакова с унтер-офицерской вдовой. Многие правки носят косметический характер, но всякая работает на усиление комизма. Такие поправки Гоголь продолжал вносить и после выхода в свет второго издания — так, в 1851 году он вместо реплики Хлестакова «Отличный лабардан! Отличный лабардан» ставит просто: «(С декламацией.) Лабардан! Лабардан!» (Этот благородный лабардан — всего-навсего вяленая треска.)

Стоит заметить, что до первой беловой редакции было ещё несколько черновых. Усовершенствованием текста Гоголь занимался вплоть до самой премьеры, постепенно отсекая то, что казалось ему лишним, замедляющим действие. Так, были удалены две вполне готовые сцены: разговор Анны Андреевны с дочерью и встреча Хлестакова с дворянином Растаковским.

«Инкогнито из Петербурга». Режиссёр Леонид Гайдай. СССР, 1977 год

Дмитрий Кардовский. Уховёртов. Иллюстрация к «Ревизору». Серия открыток. 1929 год

Правда ли, что у Гоголя есть продолжение «Ревизора»?

И да и нет. Гоголь осознавал, что «Ревизор» — явление исключительное. Он без ложной скромности заявлял, что его комедия — «первое оригинальное произведение на нашей сцене» со времён Фонвизина. Литературовед Константин Мочульский писал: «Нельзя ли предположить, что Гоголь рассчитывал, может быть полусознательно, что «Ревизор» произведёт какое-то немедленное и решительное действие? Россия увидит в зеркале комедии свои грехи и вся, как один человек, рухнет на колени, зальётся покаянными слезами и мгновенно переродится! И вот ничего подобного не произошло... разочарование вызывает в авторе душевный перелом» 19 Мочульский К. В. Духовный путь Гоголя. Paris: YMCA-Press, 1934. C. 43. ⁠. Важным в этом отношении Гоголю казалось участие в судьбе его пьесы Николая I, но, как показывает крупнейший гоголевед Юрий Манн, глубинного смысла «Ревизора» император не понял 20 Манн Ю. В. Гоголь. Книга вторая: На вершине. 1835–1845. М.: РГГУ, 2012. С. 61–69. ⁠. В июне 1836 года Гоголь покинул Россию и продолжал размышлять о том, что показалось ему неудачей. Но за месяц до этого он закончил первую редакцию своей пьесы «Театральный разъезд после представления новой комедии».

«Театральный разъезд» не сценичная вещь. Белинский называл её «как бы журнальной статьёй в поэтически-драматической форме». Множество персонажей «Разъезда» выходят из театра и высказывают мнения о «Ревизоре»; в стороне стоит сам Автор и жадно ловит реплики публики. В эти реплики Гоголь включил реальные устные и печатные отзывы о своей комедии. Почему он придавал этим отзывам такое значение, ясно из фразы Автора: «Все другие произведения и роды подлежат суду немногих, один комик подлежит суду всех; над ним всякий зритель имеет уже право, всякого званья человек уже становится судьёй его». Одни зрители говорят о пустяках, другие бранят «Ревизора» за плоские шутки, «неудачный фарс», отвратительных и неблагородных героев; подозревают, что своей славой автор обязан хвалящим его приятелям (мотив, живущий в дилетантских суждениях о литературе и в наши дни). Некоторые, разумеется, видят в «Ревизоре» просто «отвратительную насмешку над Россиею» и жаждут сослать автора в Сибирь. Иные, напротив, указывают, что «общественный» характер пьесы возвращает её к самым корням комедии — произведениям Аристофана. Есть здесь и персонажи, которым Гоголь явно передоверяет собственные мысли о значении «Ревизора». Таков Очень скромно одетый человек, угадывающий в пьесе пророческое, возвышающее нрав начало; таков один из группы мужчин, замечающий, что обличением пороков возмущаются, как надругательством над святынями; таков зритель, отмечающий, что уездный город «Ревизора» — «сборное место», которое должно «произвести в зрителе яркое, благородное отвращение от многого кое-чего низкого». В финале «Театрального разъезда» Автор грустит от того, что «никто не заметил честного лица, бывшего в моей пиесе. Да, было одно честное, благородное лицо, действовавшее в ней во всё продолжение её. Это честное, благородное лицо был — смех. Он был благороден потому, что решился выступить, несмотря на низкое значение, которое даётся ему в свете. Он был благороден потому, что решился выступить, несмотря на то, что доставил обидное прозванье комику, прозванье холодного эгоиста, и заставил даже усумниться в присутствии нежных движений души его». После пафоса этого финального монолога трудно сомневаться, что Гоголь действительно видел в «Ревизоре» — и в смехе вообще — почти мистическое целительное свойство.

Пьеса начинается с ослепительной вспышки молнии и кончается ударом грома

Владимир Набоков

Ещё одну пьесу — «Развязка «Ревизора» — Гоголь задумал в 1846 году не как самостоятельную пьесу, а как необходимое завершение своей комедии. Он хотел, чтобы отныне «Ревизор» игрался и печатался с «Развязкой» — «тем заключением, которое сам зритель не догадался вывесть». Если бы этот замысел был осуществлён, мы столкнулись бы с приёмом, который называют сломом четвёртой стены Приём в театре или кино, когда актёр напрямую обращается к зрителю, то есть ломает воображаемую стену, отделяющую их друг от друга. ⁠: в «Развязке» на месте персонажей пьесы появляются игравшие их актёры (первый из них — Михайло Семёнович Щепкин, исполнитель роли Городничего) и зрители. Они ведут рассуждения о комическом искусстве вообще и «Ревизоре» в частности: выясняется, что ревизор финала пьесы — это «наша проснувшаяся совесть»; этот же ревизор, как сообщает Первый актёр, ждёт нас у дверей гроба. Чиновники уездного города в новой гоголевской концепции — лишь аллегории человеческих страстей, а смех над самими собой — это смех терапевтический, заставляющий нас, в конце концов, нестись «к верховной вечной красоте».

И монолог Первого актёра, напоминающий расширенную басенную мораль, и обращение к аллегориям — возвращение к классицистическому морализму, противоречащее всему строю «Ревизора». «Развязка» встретила протест со стороны Щепкина, которому предлагалось её играть («Нет, я не хочу этой переделки; это люди, настоящие, живые люди, между которыми я взрос и почти состарился... Нет, я их вам не дам, не дам, пока существую»), и со стороны позднейших критиков. Так, Андрей Белый писал, что «подлинная тенденция», которую Гоголь предпочёл художественности, «убила наповал жизнь в героях Гоголя» 21 Белый А. Мастерство Гоголя. М.: ОГИЗ, 1934. С. 24. ⁠. Ещё резче высказался Набоков: «Он позволил себе худшее, что может позволить себе писатель в подобных обстоятельствах: попытался объяснить в печати те места своей пьесы, которые критики либо не заметили, либо превратно истолковали. <...> Если... отнестись к его эпилогу всерьёз, то перед нами невероятный случай: полнейшее непонимание писателем своего собственного произведения, искажение его сути» 22 Набоков В. В. Лекции по русской литературе. М.: Независимая газета, 1999. C. 70. ⁠.

«Ревизор» в театре

Императорский Московский Малый театр. 1850-е годы
Императорский Московский Малый театр. 1901 год
Московский Художественный театр. 1908 год. Режиссёры Константин Станиславский, Владимир Немирович-Данченко, Иван Москвин
Государственный театр имени Вс. Мейерхольда. 1926 год
Большой драматический театр имени М. Горького. Ленинград, 1976 год

Блохин Максим/ТАСС

Рижский театр русской драмы. 1982 год

Строков Михаил/ТАСС

Императорский Московский Малый театр. 1850-е годы
Императорский Московский Малый театр. 1901 год
Московский Художественный театр. 1908 год. Режиссёры Константин Станиславский, Владимир Немирович-Данченко, Иван Москвин
Государственный театр имени Вс. Мейерхольда. 1926 год
Большой драматический театр имени М. Горького. Ленинград, 1976 год

Блохин Максим/ТАСС

Рижский театр русской драмы. 1982 год

Строков Михаил/ТАСС

Императорский Московский Малый театр. 1850-е годы
Императорский Московский Малый театр. 1901 год
Московский Художественный театр. 1908 год. Режиссёры Константин Станиславский, Владимир Немирович-Данченко, Иван Москвин
Государственный театр имени Вс. Мейерхольда. 1926 год
Большой драматический театр имени М. Горького. Ленинград, 1976 год

Блохин Максим/ТАСС

Рижский театр русской драмы. 1982 год

Строков Михаил/ТАСС

Какие постановки «Ревизора» вошли в историю театра?

Постановок «Ревизора» было так много, что их критика — едва ли не отдельный жанр, начало которому положил сам Гоголь. Спектакли при жизни Гоголя запомнились современникам главным образом из-за негласной конкуренции двух Городничих, Ивана Сосницкого и Михаила Щепкина: «Городничий Сосницкого имел более общий отпечаток; это был общерусский, в том числе и столичный, и в конце концов общечеловеческий тип… Городничий же Щепкина имел ярко выраженный русский и притом провинциальный отпечаток; общечеловеческое проступало сквозь одежды местные и национальные. Сосницкий играл сдержаннее и ровнее. Щепкин — импульсивнее и порывистее» 23 Манн Ю. В. Сквозь форму к смыслу: Самоотчет. Часть 1. Из «Гоголевской мозаики». М.—Явне, 2015. C. 91. ⁠. Эти два подхода к образу Городничего заложили традицию, сохранившуюся и в последующих постановках. Первым настоящим, не водевильным Хлестаковым в русском театре считается Александр Мартынов, который в 1840-х порвал с легкомысленной трактовкой Дюра. Последним Хлестаковым, которого увидел и одобрил Гоголь, был Сергей Шумский, выступавший в московском Малом театре (1851).

Вторая половина XIX века запомнилась в основном возвращением к водевильной трактовке пьесы, от которой предостерегал Гоголь. Стоит, впрочем, отметить любительскую постановку «Ревизора» (1860), роли в которой исполняли писатели, в том числе Тургенев, Достоевский, Писемский, Дружинин; роль Хлестакова взял Пётр Вейнберг, чью игру Достоевский счёл превосходной. Писательская постановка придерживалась утрированного реализма действия: например, Писемский (Городничий) произносил все реплики «с расчётом не на публику, а исключи­тельно на других действующих лиц», мотивируя это тем, что так обычно и разговаривают люди.

Нет у нас автора страшнее и кошмарнее Гоголя. Нет писателя, который бы так ещё заставлял Россию смеяться

Абрам Терц

В советские годы «Ревизора» ставили и экспериментаторы, и традиционалисты. Восторженные оценки давали Хлестакову в исполнении Михаила Чехова (постановка Станиславского 1921 года — первый значительный советский «Ревизор»). Самым новаторским и запоминающимся стал «Ревизор» Всеволода Мейерхольда (1926). Режиссёр отказался от сдержанности постановок XIX века, ввёл в спектакль декорации и реквизит, символизировавшие эпоху николаевской России уже в современном прочтении, усилил абсурдность действий и жестов, привлёк материал из других произведений Гоголя; поместил актёров в очень камерное пространство для нагнетания хаотичности действия; наконец, в немой сцене заменил актёров куклами (этот приём переняли другие советские «Ревизоры»). По словам Андрея Белого, Хлестаков «впервые у Мейерхольда взвил гоголевский, гиперболический морок» 24 Белый А. Мастерство Гоголя. М.: ОГИЗ, 1934. C. 315. ⁠. Прочие постановки в сравнении с мейерхольдовской Белый называл «островщиной», взболтанной в... кисло-сладком Тургеневе». Слухи о спектакле Мейерхольда дошли за границу; о нём в меру комплиментарно отзывался Набоков («Странно, что в те годы, когда словесность в России пришла в упадок… русский режиссёр Мейерхольд, несмотря на все искажения и отсебятину, создал сценический вариант «Ревизора», который в какой-то мере передавал подлинного Гоголя» 25 Набоков В. В. Лекции по русской литературе. М.: Независимая газета, 1999. C. 57. ⁠).

Дальнейшие советские постановки были гораздо консервативнее: заслуживают упоминания спектакли Малого театра, где сначала (1949) Хлестакова, затем (1966) Городничего играл один из известнейших советских комиков Игорь Ильинский; литературовед Наум Берковский называл его исполнение Хлестакова «светоносным»: «Теперь мы поняли, это дано и самим Гоголем: Хлестаков не напи­сан как фигура элементарно отрицательная, в нём наблюдается, вопреки всем предвзятостям, некоторая романтическая жизнь, ему отпущена своя обольстительность» 26 Берковский Н. Я. Литература и театр. М.: Искусство, 1969. C. 517. ⁠. Постановка 1972 года в БДТ им. Горького (режиссёр Георгий Товстоногов) интересна прежде всего игрой Кирилла Лаврова (Городничий), которую критика упрекала в излишней интеллигентности. Десять лет спустя, в 1982-м, «Ревизора» поставил в московском Театре сатиры Валентин Плучек. В ролях Хлестакова и Городничего он задействовал давно сыгранный и знаменитый комедийный дуэт: Андрея Миронова и Алексея Папанова. Их манера игры, интонация отходит от реалистической трактовки «Ревизора» в советском театре, её можно назвать более лирической.

Среди постсоветских постановок стоит отметить «Хлестакова» Владимира Мирзоева (1996), где действие перенесено из уездного города в тюрьму, и вызвавший много споров спектакль Римаса Туминаса (2002): литовский режиссёр вольно обошёлся с гоголевским текстом, растянул действие до трёх с половиной часов и, явно помня о Мейерхольде, заполнил сцену гротескными декорациями.

список литературы