Осколки жизни (original) (raw)

Для меня всегда в процессе самонаблюдений очень важной была способность время от времени полностью выключать этот бесконечный внутренний диалог из обрывков стихов, песен, мыслей и прочего ментального мусора - добиться состояния, когда в голове наступает такая тишина, что кажется, будто слышно, как морозно похрустывают разряды нейронов. Тогда мир вокруг меняется: насыщенное, как бутыль с медным купоросом, голубое небо со звоном колоколом ударяет в голову; остатки снега начинают танцевать в обнимку с песком на отмели подтаявшего берега, и пение птиц просто заполняет все вокруг; город исчезает; исчезают люди - как хорошие так и не очень; мысли - как хорошие, так и плохие; остаются только носки сапог, ворошащие подгнившие остатки прозелени травы в хлюпающем болотце и отсветы солнца в камышах на проталине. На окоеме город щерится неровными зубами новостроек и кранов, плывущих в дымке, по мосту так же беззвучно плывут машины. Как я уже говорил - в это время людей просто нет, как абстрактно, для меня "здесь", так и физически. Пройдет еще пара месяцев, и зажгутся вновь сырые сейчас костровища, по песку будут носиться дети, и не всегда трезвые компании будут пытаться перебрасывать с вялыми матюками друг-другу волейбольный мяч. И сейчас из-за поворота мне навстречу вышел мужик - на родник ходил - два баллона воды в руках - вышел на берег и завис, тоже пришел тишину послушать. А у холмов уже чувствуется весна, голоса ПТУ-шных хохочущих наяд и фавнов пьяно оседлали холмы. Поднимаюсь на один из "тихих", цепляясь за редкие стволы и пластая каблуками сапог прелую листву вместе с ломтями налипшей грязи. Наверху - заброшенный яблоневый сад, в висках - хрустальным звоном - покой. Вокруг деревьев - диссонанс колючей проволоки, остатки былой цивилизации шашлычников, пластик, грязь, подснежники сигаретных пачек. По второму отлогу поднимается кто-то еще. Пара. Стоят на вершине, меня - не замечают, разговаривают, а может просто вмерзают минутами молчания в небо. У железки оживленно: старички, старушки, гогочущие компании, водоносы, люди, ждущие электричку – наверное, первые эшелоны дачников, кто-то опять поджег острова подсушенной травы, и огонь радостно бежит по залитым солнцем горбам. На последнем пригорке стоит семья - мужчина "в летах", его жена с ребенком на руках. Они учат ребенка махать весенней электричке рукой, у него получается неуклюже, но машинист весело гудит ему ответную трель, и весь электрочервь с грохотом скрывается за поворотом. А я вхожу в город и поражаюсь, как неуловимо он изменился, все те же щербленые тротуары и изъеденные ямы улицы Попова, натыкающиеся на стальные рельсы Сибирского тракта, все знакомое - и незнакомое, цвета, звуки, дома, люди. И прекрасно понимая, что через некоторое время неизбежный шум города и производные издержки существования людей города снова войдут в мою голову, и поднимется строй неуклюжих мыслей, стихов и песен, отражающих это нападение, делю последние минуты безмыслия с трещинами солнечного тротуара на последних метрах до подъезда.

Иллюстрации к зарисовке: http://residum.livejournal.com/179931.html