иконография (original) (raw)
Высунутый язык вызывает у современного человека, пожалуй, лишь одну ассоциацию: языком "дразнятся" дети; жест этот - детский или, если язык высунул взрослый, ребяческий, дурашливый, стилизующий детское "дразнение". Однако европейская иконография ХI-ХVII вв. открывает в обнажении языка гораздо более сложную и уж во всяком случае совсем иную смысловую соотнесенность: высунутый язык, который оказывается здесь устойчивым атрибутом и характерным жестом демона, волей-неволей вовлекает исследователя в настоящее семантическое путешествие - и путешествие не в мир невинной детской игры.
Однако лишь в христианской иконографии мотив высунутого языка соотнесен с образом дьявола вполне систематически и мотивированно (что мы попытаемся показать ниже), "обнажение языка" становится символом, включенным в понятийно-образную систему христианской демонологии. Высунутый язык входит в состав характерных атрибутов демона примерно с ХI-ХП вв. и сохраняется в этом качестве вплоть до заката "ученой демонологии" в XVII в. Позднее связь мотива со сферой демонического явно ослабляется: для нас обнаженный язык уже не принадлежит к набору таких стандартных признаков дьявола, как рога, копыта, клубы дыма и т.п.; из области инфернального мотив явно вытесняется в область инфантильного, становясь знаком детского или "ребяческого" поведения 5, однако все же не исчезает полностью из сферы демонических представлений и образов. Так, дьявол и аналогичные ему демонические персонажи нередко изображаются с обнаженным языком в русском лубке XVIII - начала XX в.6 Дьявольские маски с высунутым языком (трансформация готических химер?) встречаются в архитектурном декоре русской усадьбы XVIII в.7 Далеким воспоминанием о средневековой демонической символике высунутого языка являются, очевидно, известный рисунок Пушкина (1829) в альбоме Ел.Н. Ушаковой, на котором бес дразнит языком поэта в монашеском клобуке 8, и строки о В.А. Жуковском в сатире А.Ф. Воейкова "Дом сумасшедших" (1814-1817)
Область сладострастия. Высунутый язык приравнивается к фаллосу 40; на визуальном уровне это достигается тем, что одна из личин дьявола (который, как известно, многолик) помещается на животе или в области паха, а высунутый язык оказывается на месте фаллоса, в качестве его субститута и аналога. Изображаемое подобным образом говорение дьявола уподоблено работе половых органов и тем самым разоблачено как лживое, "сведено на нет" чисто визуальными средствами.
Область чрева. Высунутый язык связан с мотивом чревоугодия и вообще пожирания, жратвы. Применительно к дьяволу мотив пожирания имеет, несомненно, символический смысл: дьявол - пожиратель душ и тел грешников; "как рыкающий лев", он ищет, "кого поглотить" (I Петр. 5, . Пожирание грешника обозначает приобщение грешников к телу дьяволову, которое аналогично приобщению праведников к телу Христову. Грешники - члены дьяволова тела точно так же, как праведники - члены Христова тела 41. Эта аналогия, однако, нарушается по крайней мере в одном пункте: в изображении самого приобщения праведников и грешников к соответствующему телу. Если праведник приобщается телу Церкви неким мистическим нематериальным образом, то приобщение грешника дьяволову телу осмысляется как процесс грубо материальный: дьявол пожирает грешника, непосредственно вбирая его в свое огромное тело (чрево). Это неудивительно: ведь дьявол, будучи "князем мира сего", способен пародировать unio mystica Бога и праведников лишь доступными ему материальными средствами.