Евгений Из. ХТОН АДА (original) (raw)
Иллюстрация создана с помощью нейросети Midjourney
Гнев Господень дремлет. Он был сокрыт миллионы лет до того, как стал человек, и только человек имеет власть пробудить его. Ад не полон и наполовину. Услышьте меня. Вы в чужую землю несёте войну безумца. И разбудите вы не только собак.
Кормак Маккарти, «Кровавый меридиан»
1.
Лето 2014 года, восток Украины, Луганская область, Лутугинский район, участок степи с дорогой в 6-7 км от Лутугино. Полуденная жара, ветра нет, безоблачное небо. На горизонте с северо-запада поднимается столб черного дыма. Звуки птиц, насекомых стихли, как это бывает во время затмений. Вся мелкая степная живность замерла, испуганная недавним раскатистым шумом взрывов. В воздухе пахнет пылью, выгорающими травами и гарью. Этот момент тишины изо всех сил пытается продлиться.
Что нужно, чтобы увидеть в этом дне весь яд и всё зло? Потому что невидимый яд и глубинное зло наполнили каждую частицу этого пространства. Какой силы нужен взрыв, чтобы провалиться сквозь время вспять, размалывая атомы угля, чтобы прорваться через спящие слои земной коры? Туда, куда достанет эхо зла, притянутое его древним полюсом, чужеродным, стёртым из памяти всех.
360 миллионов лет назад. В этом месте — впадина на огромной платформе, заполненная обломками породы и лавами. Поверхность опускается, приходит море — слабая попытка завоевания земли огромным южным океаном. Этот океан, Палеотетис, будет существовать ещё долго, пока не исчезнет совсем. Из мелкой морской воды торчат группами безлистные сосудистые растения трёхметровой высоты.
Время разгоняется и раскаляется, направляется в другую сторону, как отражённая взрывная волна. Мозаично меняются фрагменты рифта, древнего и безразличного ко всему живому. В гуле плазменных волн исчезают десятки миллионов лет — один, другой, третий, четвёртый. Это карбон, каменноугольный отсчёт для растительного мира. Снова приходит морская вода, в ней ждут своего исчезновения колонии трубчатых водорослей, кораллы, кальмары, древнейшие иглокожие. В постоянном медленном пульсе породы прогибаются, их обломки оседают на дно. Двухсотслойная непробиваемая броня.
Здесь ещё не скоро появится Донецкий кряж, а пока в этой гигантской чаше — земля бескрайних лагун и болот. Время остановилось, почти застыло в одном из шлифов геологической памяти. Жёлто-серая, гниющая жижа огромного болота — появляются и лопаются крупные пузыри. Низкая серая облачность, идёт мелкий дождь. В жарком, сыром воздухе дышать можно с трудом. Дальше на юг — система небольших лагун.
Среди болота рощами растут высокие хвощи с игольчатыми листьями. У лагун на холмах 40-метровые деревья с гигантской листвой, растущей прямо из стволов. Жёлтой россыпью лежат на земле споры, размером с апельсин. После грозы в зарослях неподалёку часть иглолистных, похожих на щётки могучих деревьев сгорела. Один гигант упал, расколотый молнией и обугленный. Древесные стволы оккупированы лианами и удивительными папоротниками. Флора уже освоила семена, начала появляться первая хвоя. До прихода цветов ещё множество циклов рождений и смертей, упорных слепых метаморфоз.
В этих душных, мокрых лесах один стрёкот и клёкот. Только спустя 100 миллионов лет можно будет услышать пение птиц. Влажный воздух наполнен вибрациями. Шевеление мокриц, многоножек, тараканов, пауков, скорпионов. Все они огромны, разной окраски. Над болотной поверхностью роятся стрекозы размером с грифа. Ползают уродливые чешуйчатые стегоцефалы, издают оглушительные звуки странные амфибии. Зелёная чаща скрывает грузные тела рептилий. Живущие здесь земноводные и насекомые — холоднокровные разведчики, упорные захватчики, подвижные агенты Пангеи. Далеко впереди глобальное похолодание, и вся буйная зелень во влажной кислородной капсуле обречена превратиться в каменный уголь. Исчезнуть, чтобы остаться как будущий источник тепла.
Дождь усиливается, болото словно вскипает. Слышен далёкий гром. На участке земли без растений — большие лужи с серой и мышьяком. Тут же мелкие лужицы оранжевого цвета со странными подвижными кристаллами — ровные чёрные квадраты непрерывно сливаются и отпочковываются. Отсюда видно несколько более высоких холмов, голых, без деревьев, в окружении чахлых папоротников. На холмах — крупные, 40-метровые конические объекты. Вблизи они цельные, желеобразные, с равномерными тёмными вкраплениями по всему объёму. Это похоже на полупрозрачный гель в форме прямого кругового конуса.
Конусы находились здесь на протяжении десятков миллионов лет. Затем исчезали, после появлялись снова. Когда тут забурлила жизнь, она избегала приближаться к объектам. Растения не подбирались ближе, чем на 300 метров. Насекомые, амфибии даже не направлялись в ту сторону.
Нельзя сказать, что это присутствовало здесь всегда. Оно то возникало, то пропадало по неведомому графику. В тектоническом дроуне под неровный ритм разрывов и складок земной коры. Среди аномальных впаиваний и движений пород. На островах мелкого моря и поверх твёрдых безводных массивов. Как фантазм нереализованного супервулкана: недоразвитое геологическое смещение, высокие горы не поднялись, гигантский океан не пришёл. Кряж разрушался и расширялся непрерывно, исчезали рифы и мели, от моря осталось только меловое кольцо.
На этом волнистом плато было что-то, не оставлявшее следа. Люди не входили в его планы, но всегда подвергались его воздействию. В глубинных конических пустотах карбонного слоя хранится ужас. Избежать его невозможно, если подобное притягивает подобное.
2.
Начало сентября 2014 года, восток Украины, Луганская область, Лутугинский район, то же место. Всё ещё летний зной, безветрие, небо в редких облаках. Травы выгорели на солнце, ближе к разбитой дороге выжжены степными пожарами. Пепел разнесло на десятки километров. Зеленеют только акации в посадках и жёсткие кустарники на невысоких грядах, в местах выхода пород. С северной стороны доносятся залпы и взрывы, их много. Оттуда вверх поднимаются нечёткие конусы дыма.
У дороги двое копают глубокую яму — в человеческий рост, два на два метра. Дальше, метрах в ста — недостроенный блокпост. Два крупных бетонных блока, косо брошенные на обочине. Время от времени копающим в лопаты и ноги отдаёт гул земли.
Это пара солдат с невыразительными прокопчёнными лицами, им где-то по 25 лет. На них разная форма, старого и нового образца, без опознавательных знаков. У края ямы грязная спортивная сумка, два АК-74, пара бронежилетов. Один солдат по паре досок, скреплённых планками, выбрался из ямы и полез в сумку за новой пачкой «Примы». Слишком близко посаженные глаза, низкий лоб, крупная челюсть. На предплечье некачественная и выцветшая татуировка — скорпион.
Оба вымотаны, с недосыпом, разговор с самого утра не клеился. Только перекуры и вялый обмен фразами.
— Память на имена слабая, тебя как звать?
— Серёга. Я помню, ты Саня.
— Давно тут?
— Полторы недели.
— Я больше. Сам откуда?
— Из-под Пскова, Уда.
— Мы пскапския…
— Чё?
— Ды так, из фильма одного старого. Я в Хорье родился, а жил в Урсусе.
За всё время с утра это почти весь разговор. Тот, что поменьше ростом приложил палец к ноздре, высморкался, обтёр руку о штаны. На кисти — грязный, засаленный пластырь.
— Заебался копать. Это что — орудийный будет?
— Да хэзэ, дали размеры, ройте и всё.
— Слышь, а до города сколько отсюда?
— До Лутугино? Может, километров 7.
— Ох и грохочет. Это укропы?
— Не, их вчера за городом там, колонну расхуярили.
— А, на станции?
— Не, там нет станции, просто переезд, железка.
— Ну, погнали дальше копать.
— Щас, отолью и спущусь.
Пластырь слез по доскам в яму, Скорпион стал на краю с половиной сигареты, вытирая со лба липкий пот. Прошло совсем немного времени, пять минут, может десять. Что-то изменилось, как будто пропечённый воздух стал гуще, а звуки работающих РСЗО отдалились, смазались. Из ямы донеслась серия лающих кашлей, они заканчивались тонким, пронзительным визгом. Чем-то остро, тошнотворно завоняло.
— Эт чё за хуйня?! — Скорпион таращился в яму, потухший сигаретный бычок выпал изо рта. — Чё блядь за…