Десять сталинских ударов. Кампания-1944 (original) (raw)

Сначала, как водится, несколько слов на тему возможных альтернатив.

По Курской битве я решил ничего не писать (пока?). Дело в том, что её даже извратить пытались как-то по-голливудски. Типа, если бы немцы продвинулись ещё на один километр, если бы своим героическим наступлением в Сицилии союзники не отвлекли бы дивизию “Адольф Гитлер”, лишившуюся к тому времени танков, если бы рядовой Райан не обезвредил бомбу за две секунды до взрыва… в общем, ясно. Это от бессилия. Если коротко, то на деле Курская битва здорово походила на попытку очень тренированного человека пробить лбом каменную стенку, за которой его всё равно ждали с топором.

В общем, обеим сторонам на Восточном фронте было понятно, что 1944 год будет годом большой порки. Ясно было и то, кто будет пороть, кого и за что. Опять-таки, играя за Германию, я бы просто запросил мира, пока есть, чем торговать. Запросил бы именно у Сталина, так как западным союзникам по большому счёту Германия была уже нафиг не нужна, а Союзу могла бы пригодиться. Кстати, изначально требование безоговорочной капитуляции Германии принадлежит не Сталину, а западным союзникам.

Гитлер, конечно, при таком раскладе не выживал, и именно это обстоятельство заставляет меня с подозрением относиться к современным националистическим доктринам – если вождь столько требует от народа под девизом “мы с тобой одной крови”, он должен ему не меньше. И если бы Сталин потребовал провезти Гитлера в клетке по Красной площади, надо было подчиниться. Ради этого самого народа. Гитлер же избрал стратегию затягивания войны, надеясь на политические факторы – скажем, на раскол в противостоящей ему коалиции. Если бы у него ещё были возможности этот раскол спровоцировать, стратегия выглядела бы разумной. С “чудо-оружием” тоже были проблемы, и проблемы именно в ориентации мышления, если можно так выразиться. Скажем, немцы располагали проектами систем, которые могли предельно осложнить жизнь бомбардировщикам союзников – вплоть до зенитных ракет. Но Гитлер тратился на “Фау”. Бабахали громче, да.

“Десять ударов” в этом тексте (повторяю – только в ЭТОМ тексте) я определяю по АВТОРСКОМУ перечислению, а не по учебникам истории. Почему? Потому, что речь идёт о кампании 1944 года. Впервые “десять ударов” были перечислены лично И.В.Сталиным в докладе “Двадцать седьмая годовщина Великой Октябрьской социалистической революции” от 6.XI.1944.

Вот, нашёл очень хороший рисунок, удобный для анализа в первом приближении. Удары пронумерованы по времени нанесения, две жирных линии – состояния фронта “до” и “после”.

Вам не кажется странным, что всевозможные ревизионисты Великой Отечественной на таком уровне (см.рис.) вообще не рассуждают? Ну там, страдания штрафника, который под огнём заградотряда бежит в атаку. Соотношение потерь. Немцы пахли одеколоном. Предатели предали, потому что Сталин был плохой. И так далее.

А ведь на рисунке во весь рост изображена железобетонная адекватность советской большой стратегии, которую оспаривать просто бессмысленно. Именно здесь корни уверенности и нашего генштаба, и всяких комитетов начальников штабов в том, что Советы могли завоевать весь мир.

Смотрите сами.

1. Январь 1944. Немецкая оборона под Ленинградом взломана, немцы отброшены. Всё? Ага, щас. Северный фланг немцев – Финляндия – был им нужен только тогда, когда у немцев была инициатива, и нужен под две конкретные задачи – взять Ленинград и перервать ж.д. на Мурманск, после чего этот фланг схлопывался по линии от Белого моря до Балтики, и высвобожденные войска пёрли в глубь русской территории. Ни того, ни другого не вышло, а с переходом инициативы к советским войскам немцы получили все прелести растянутого фланга, уязвимых коммуникаций и ненадёжного союзника в одном флаконе. Первым ударом Советы фактически выиграли северный фланг, вытеснив немцев в Прибалтику. После этого, при активном содействии Рузвельта, пригрозившего разрывом дипотношений с финнами, запустился переговорный процесс конкретно о мире – уже в середине февраля в Стокгольме встретились Паасикиви и Коллонтай. Потом СССР сделал откровенно гениальный политический ход, сняв все предварительные условия по проведению переговоров и отобрав таким образом отмазки финского правительства, которое было бы радо *изображать* переговорный процесс, стараясь усидеть на двух стульях. На фоне “союзника” Гитлера, в открытую угрожавшего оккупацией Финляндии, Советы смотрелись гораздо предпочтительнее. К сожалёнию, финское правительство всё же потребовалось убеждать таской, но об этом потом.

2. Корсунь-Шевченковская операция. Конец января-март. Южный фланг. Ага-ага, сперва на севере, потом на юге, пусть немцы резервы катают туда-сюда. Крым Гитлер всё ещё держал, и это было правильно, хотя, повторю, в общем случае стратегия жёсткой обороны к тому времени уже пережила себя. Немцы теоретически могли половить шансы в мобильной войне, сдавая большие территории, но увы, их пространство решений уже было в большей степени, чем в том же 42-м, подвержено влиянию чисто экономических и технических факторов.

Подготовительным ударом Ватутина – специалиста по Манштейну, кстати… – была перерезана рокадная ж.д. Одесса-Вильнюс, читай – коммуникации между ГА “Центр” и ГА “Юг”. Затем наши устроили немцам собственно Корсунь-Шевченковский котёл, который и зачистили к 17-му февраля. К этому же сталинскому удару относится и операция по ликвидации никопольского выступа. Ну, тут Гитлер сам напросился, цепляясь за месторождение марганца. Хотя какой у него был выбор? Когда немецкая оборона рухнула, немцы просто *побежали* – трудно по-другому объяснить потерю несколькими дивизиями всего тяжёлого вооружения.

Какие-то особые приметы этого наступления? Особых нет. Всё то же. Немцы придерживались идеи жёсткой обороны. Что это означало? Это означало, что наши, имея превосходство в людях раза в полтора максимум, спокойно массировали силы для атаки там, где хотели, чему протяжённая линия фронта только способствовала.

3. Крым. Апрель-май. По смыслу это уже была уборка мусора со всеми её прелестями. Немцы были разорваны в основном огнём артиллерии и работой авиации, приказ Верховного прямо запрещал *тратить* людей, в результате немецкие безвозвратные потери превзошли наши на порядок. “Никто их сюда не звал.” (с)

4. Карелия. Освобождение Выборга и Петрозаводска. Горячих финских парней следовало поторопить с размышлениями, хотя повторяю – уже после первого сталинского удара Финляндия оказалась в положении “неуловимого Джо”. Достаточно своеобразный театр, достаточно своеобразный расклад по вооружению – наше превосходство в технике было подавляющим, но летом в том регионе наземная техника не особо помогает. Дрались финны неплохо, причём настолько неплохо, что некоторые их историки до сих пор считают, что упорная оборона финнам чем-то оказалась полезна. Тем не менее, в середине июля наши просто остановились, ибо, во-первых, люди были нужнее на других фронтах, во-вторых, чтобы доколотить финнов, сил всё равно было достаточно, и, в-третьих, переговорный процесс уже шёл, и шёл предельно прагматично. Не хотите, чтобы в резюме присутствовало слово “капитуляция”? Да ради Бога. Не можете сами выгнать немцев? Поможем. Ах, уже можете… Какие-какие границы? Какого-какого 39-го года? Так, вон дверь, уйти не забудьте, нам ужинать пора… Что? 40-го? Ну вот, давно бы так.

Таким образом, четыре первых удара безусловно выиграли фланги Восточного фронта (см. рис.), причём на южном фланге войска наших европейских гостей просто съедались в окружениях.

5. Белоруссия. Операция “Багратион”, которую на Западе именуют несколько более сухо “уничтожением (destruction) группы армий “Центр””. Вообще, должен сказать, что наши пропагандисты упустили дивную возможность экспорта подобных названий. Нормальное такое двуязычие – для нас операция по имени-отчеству, для иностранного потребителя – какое-нибудь “истребление”, “опустошение”, “экстерминация” и “эрадикация”. “Мочилово”, в конце-то концов. Не хотят уважать, пусть боятся.

Знакомство первого встречного гражданина с операцией “Багратион” в лучшем случае сводится к тому, что он вспоминает известный апокриф, где Верховный предлагает Рокоссовскому подумать, потом подумать ещё раз, а потом говорит что-то вроде “а х… с ним, сделаем по-Вашему”. О чём именно предлагалось подумать Рокоссовскому, первый встречный уже не знает.

Так вот. Основной идеей нанесения поражения противнику по-прежнему оставался взлом обороны на конкретном участке фронта и ввод в прорыв подвижных соединений с последующей эксплуатацией их достижений – охваты-окружения и проч.. В связи с этим, естественно, применялся принцип массирования сил на участке прорыва. В Белоруссии наступать поначалу собирались так же. Рокоссовский предложил следующее, ссылаясь на условия ТВД: разделив силы, атаковать сразу все группировки противника, державшие оборону на тактической глубине. Идея состояла в том, чтобы, лишив эти группировки подвижности и возможности помочь друг другу в отражении хрестоматийного “главного удара”, раздолбать их отдельными операциями на месте и выйти на оперативный и даже стратегический простор, где уже никто не будет путаться под ногами. Знаменитая “рельсовая война”, начатая 20-го июня, тоже имела целью лишить немцев подвижности. Чтобы, значит, сидели спокойно, пока наши их будут оперировать.

На уровне большой стратегии немцы обосрамились самым позорным образом. Я не знаю, какова тут доля успехов нашей разведки и неуспеха их, не знаю, кто именно ответствен за неверное предположение (генералы, как обычно, в мемуарах всё валят на фюрера), но базовая гипотеза состояла в том, что русские ударят южнее Припяти – там довольно красивый получался выход на Вислу и до Балтики с юга на север… Спасибо, конечно, что они так хорошо о нас думали, но и в Белорусии неплохо получилось.

Что мне нравится в “Багратионе” чисто эстетически – то, что немцам заплатили за блицкриг той же валютой. “Долг платежом страшен” (с). Я говорю, естественно, не только о совпадении дат наступления – я говорю и о способах. Скажем, три из каждых пяти самолётов, бывших у немцев на этом направлении, наши вынесли бомбардировкой аэродромов. Цифры суточного продвижения наших войск вообще превосходят аналогичные показатели для этих мест, достигнутые немцами в 41-м. Котёл под Минском на сто тысяч персон – надо, надо… Наловленных именно там офицеров и генералов потом провели по улицам Москвы.

Нашёл вот выдержки из дневника одного немецкого пехотного офицера.

«27.6. Все катится вспять. Последние силы еще ведут тяжелые бои, чтобы, чтобы прикрыть мост. Все отступают. Машины увешаны людьми. Дикое бегство.

29.6. Продолжаем отход. Русские все время стараются нас обогнать параллельным преследованием. Партизанами разрушены все мосты.

30.6. Невыносимая жара. Начался путь ужасов. Все встало. Мост через р. Березина под сильным обстрелом. Мы проходим через этот хаос.

1.7. Все совершенно выдохлись. Двигаемся дальше по шоссе на Минск. Дикие пробки и заторы. Часто обстрел справа и слева. Все бежит. Паническое отступление. Многое остается на дороге.

2.7. Русские заняли шоссе, и больше никто не пройдет… Такого отступления еще не бывало! Можно сойти с ума».

Да пожалуйста, сходите: жалко, что ли… Повторяю: “Никто их сюда не звал” (с). Кстати, в это время командира группы армий “Центр” генерал-фельдмаршала Буша (не возбуждайтесь, это однофамилец) заменил генерал-фельдмаршал Модель, который до того в должности командующего группой армий “Северная Украина” ждал русского наступления. Не помогло.

В общем, немецкая оборона на довольно долгое время перестала существовать. Примерно до конца лета (тут важен ещё и 6-й удар, но о нём позже). Сокращение линии фронта работало сперва на наших, позволяя высвобождать дополнительные силы для преследования. Линия фронта отодвинулась более чем на полтысячи километров на запад.

Наступление окончилось так, как ему и полагается – коммуникации растягиваются, тылы отстают (уже с 9 июля на некоторых направлениях наши снабжали войска горючкой по воздуху), плотность войск противника увеличивается… Наиболее интересны следующие моменты.

Во-первых, с трудом отбитый немцами бросок наших к Рижскому заливу с целью перерезать коммуникации группы армий “Север”. Сам этот бросок был в каком-то смысле большей наглостью, чем десант союзников при Арнхейме, воспетый в фильме про слишком далёкий мост.

Во-вторых, освобождение Люблина (23 июля), в открытую *заказанное* Сталиным к конкретной дате (26 июля), что было редкостью. Оно и понятно, надо было где-то апгрейдить правительство Польши, главным преимуществом которого перед лондонским была вменяемость. Именно к этому событию относится известный апокриф с посылкой Сталиным Черчиллю своего портрета и гаданием последнего, как Сталин его умыл на этот раз.

В-третьих, заморочка с, прости Господи, “восстанием” в Варшаве. О нём потом как-нибудь.

Так, это была только половина из 10-ти сталинских ударов. Посмотрите опять на рисунок. Представьте себе, что на нём только результаты ударов с 1-го по 5-й, и всё. Красиво, не правда ли? Немцы начали с того, что имели хреновый северный фланг. И они продолжают его иметь, но уже в Прибалтике. Один союзник выведен из войны, – Финляндия – но русские войска выходят на границу с Румынией, так что политическая (над-военная) головная боль по удержанию своей коалиции у немцев остаётся и даже усиливается, ибо защищать Финляндию было легче чисто по условиям ТВД. Сокращение линии фронта обесценивается тем, что значительная часть войск, подвергшихся ударам, была съедена в окружениях. Короче, немцы, понеся невосполнимые потери, не решили этими жертвами ни одну из своих проблем. Если это не идеальная наступательная стратегия, то что тогда – идеальная?

Возвращаясь к теме.

6. Львовско-Сандомирская операция. Июль-август. Вынужден отметить, что это, в общем-то, было прямое действие в чистом виде, то самое, которое Сунь Цзы заклеймил выражением “хуже всего – осаждать крепости”. То есть цели поставлены, задачи определены, противник обо всём догадался и ждёт (хотя слова “с нетерпением” тут добавить трудно). И тем не менее, рассматривая этот удар в масштабе всей кампании, видно, что он решает не только местные задачи. Во-первых, это классическое давление на центр, которое необходимо для обеспечения глубокого флангового прорыва (7-й и 9-й удары, о них ниже). Во-вторых, с подвижными немецкими резервами, которые кантовались именно в тех местах (ГА “Северная Украина”) надо было разбираться, пока никуда не уехали (немцы уже начинали отход). Нашим армиям удалось рассечь ГА “Северная Украина”, однако прорваться за Карпаты с ходу не получилось из-за проблем со снабжением. Впрочем, те же проблемы начались и у немцев, т.к. наш прорыв к Карпатам заставил их снабжать ГА “Южная Украина” в обход через Балканы и Венгрию.

Вновь посмотрите на карту. Удар в Белоруссии, и немцы оттягивают туда войска с северной Украины. Удар на северную Украину – туда идут войска с южной. Удар на южной Украине (Ясско-Кишинёвская операция) – и опаньки… Имхо, ошибка Гитлера заключалась в том, что он поставил удержание завоёванных территорий выше, чем удержание союзников, что неразумно (тот же Сунь Цзы ставил “разбить союзы врага” выше, чем захват территории).

Для прямого действия операция была чрезвычайно успешной, особенно прорыв наших армий за Вислу (Сандомирский плацдарм, начало августа). Немцы попытались выбить наших оттуда по полной программе – там, если не ошибаюсь, впервые пошли в бой “королевские тигры”. Хотя “королевские тигры” – это так, крем на торте, на всех тех резервах, которые немцы туда подтянули, ослабив, повторяю, ГА “Южная Украина”, что позволило нашим исполнить Ясско-Кишинёвскую операцию. Однако наши сосредоточили там аж ТРИ танковые армии (то ли 1-я, то ли 3-я та, не помню, потом 5-я гта, потом подошла 4-я та), и вышло по пословице “сколько волка ни корми, а у медведя всё равно больше”.

7. Ясско-Кишинёвская операция. Август. Пока немцы пытались выбить нас за Вислу, наши начали разбираться с германскими союзниками. Вообще, надо понимать, что именно угроза удара с юго-востока может рассматриваться как решающая для выигрыша заграничного этапа войны СССР с Германией. Конечно, ломиться по кратчайшей прямой через Польшу – очевидная идея. Однако вместе с ударом через Румынию и Венгрию этот прорыв создавал ситуацию, которая называется в шахматах “принцип Тарраша” и формулируется, кажется, так: “позиция считается проигранной, если в ней наличествуют две некомпенсирующие друг дружку слабости”. Прямая атака через Польшу создавала угрозу собственно германским землям и резко ограничивала возможности маневра для обороняющихся против превосходящего противника (раньше надо было думать). Атака через Румынию и Венгрию выводила из строя союзников, заигрывала фактор открытого фланга и, главное, лишала немцев нефти.

Принятие этой стратегии однозначно подтверждает, что наши надеялись только на себя и считали себя совершенно способными уделать Гитлера и без второго фронта, без угроз с юга (из Италии) или с запада.

Юмор, если можно так выразиться, этой операции заключается в том, что наши устроили котёл всё той же 6-й немецкой армии, которая уже огребла под Сталинградом (с другим личным составом, ясное дело). Мало того, фланги, которые наши пробили, окружая немцев, закрывали те же румынские армии, 3-я и 4-я. На этот раз дело окончилось несколько быстрее – наступление началось 20-го, котёл образовался 23-го и был ликвидирован 27-го августа. 23-го же августа король Румынии Михай вызвал к себе диктатора Антонеску и арестовал его, а потом честно держал своих политиканов в узде, не давая им лечь под западных союзников, чего многие из помянутых политиканов хотели всеми фибрами души.

В начале сентября наши вошли в Бухарест, а 12 сентября румыны записались в антигитлеровскую коалицию. Честно говоря, если бы не важное стратегическое положение Румынии, можно было бы оставить королю его страну. Заслужил. Но увы. По крайней мере, всё оформили без эксцессов. И даже орден “Победа” дали.

Война с Болгарией вообще легка для описания. 3 сентября Толбухин опубликовал эдикт, в котором утверждал, что Красная Армия не желает воевать с братским болгарским народом. 5 сентября правительство СССР объявило Болгарии войну. 8 сентября наши вошли на территорию Болгарии, причём болгары по нашим не стреляли, а у нас действовал приказ оружие у них не отбирать. Война, однако. Днём 9 сентября в Болгарии сменилось правительство, а вечером Сталин отдал приказ прекратить боевые действия против Болгарии. В общем, всегда бы так.

Лирическое отступление. Наблюдается интересная корелляция: чем больше нам должен некоторый народ, чем более крупные неприятности его миновали из-за русской доблести или снисходительности, тем больнее этот народ норовит пнуть русских в моменты нашей слабости. И наоборот. Кажется, венгры меньше всех народов Восточной Европы цветут и пахнут по поводу “советской оккупации”.

А ведь мадьяры дрались за Гитлера, пока вообще могли драться, и пустили нам кровь из носу всерьёз, несравнимо со всеми иными союзниками немцев. А потом в 1956-м году, когда подумали, что почуяли слабость, восстали не по-детски, без “оранжевых” чехословацких ужимок и прыжков. Наши им объяснили, что нехорошо вырезать у пленных советских офицеров “погоны” на плечах, и уж совсем не надо было захватывать роддом с офицерскими жёнами. Технология объяснения, хоть и далека от НЛП, заслуживает пристального изучения (может, напишу как-нить).

8. Прибалтика. Сентябрь-октябрь. В общем, здесь немцы очень хорошо подготовились, создали мощные рубежи обороны “Валга”, “Цесис” и “Сигулда”, прикрывавшие Ригу. Если посмотреть на карту, то видно, что именно взятие Риги выигрывало эту битву – дальше отрезанная ГА “Север” могла помышлять только о капитуляции. Немцы, однако, предусмотрели и это, сосредоточив в Курляндии (северо-запад Латвии) все оставшиеся у них танковые дивизии в количестве пяти штук, чтобы заровнять русские ставки.

Сперва наши добросовестно бились лбом о немецкую оборону, неся неприемлемые потери. Казалось бы, самое время раздаться окрику из Кремля: “Атакуйте, пока не завалите их трупами, а то либеральные историки в будущем сильно обижаются!” Но увы. Окрика не было, хотя атаки продолжались, чтобы немцы не расслаблялись и вообще смотрели в нужную сторону. Тем временем наши подготовили удар на Мемель (местная кличка – Клайпеда), то есть просто решили увеличить размеры будущих клещей, причём переброску провели так, что немцы её прохлопали – если быть точным, то просто не поверили, что уже во время осуществления операции можно перенести направление главного удара. Когда началось наступление на Мемель, немцы из Риги сами ушли, засев в Курляндии в количестве 33-х дивизий.

9. Югославия (октябрь) и Венгрия (очень долго, хотя началось примерно тогда же). Ну, я не большой сторонник всех эти “славянских братств” и “православных народов”, но мы югославам – точнее, сербам и черногорцам – просто *должны* и ещё долго будем. За что? За тот месяц, который в 1941-м году немецкие танковые дивизии ездили по Балканам, долбая Югославию, где случился переворот, в результате которого Гитлер был послан нах, и было изъявлено желание договориться с Союзом. Все неприятности этих народов, очень крупные даже по меркам того времени, проистекли именно из этого события. А на этот месяц план “Барбаросса” был отложен. Такие дела.

В Югославии была каша на манер латиноамериканских заварушек. Немцы, усташи, четники, Тито – причём и четники, и Тито на протяжении войны играли и с СССР, и с Великобританией, невзирая на эмигрантское правительство Югославии, тоже спонсируемое англичанами. Сидел там и Русский охранный корпус белогвардейского происхождения, который резал коммунистов и был на содержании у немцев, но с четниками особо не задирался, а иногда им и помогал. Плюс наши туда заявились в сопровождении болгар, с которыми сербы в своё время дрались не на шутку… Но всё было сделано очень быстро и чисто, да и вообще, немцы скорее решали проблему, как унести ноги с Балкан, а не как их сохранить за собой, так что темпы нашего продвижения определялись скорее трудностями со снабжением по растянутым коммуникациям, чем вражеским сопротивлением.

Венгрия была в принципе другим делом. Не знаю, то ли они помнили, как им Николай I в 1848 году объяснил, почему революция – это нехорошо, то ли у них был общий национальный подъём и выплеск адреналина… Здорово походило на Польшу 1920 года, когда р-р-революционная Красная Армия не смогла разбить поляков, ибо теорийки о восстании угнетённых классов столкновения с реальностью не выдержали, что бы там ни писал Тухачевский.

Венгерский сухопутный адмирал Хорти, как и всякий политик, долго извивался, торгуясь со всеми сторонами, и доизвивался до того, что его в начале октября выкинули из офиса, или как там это по-венгерски называется. До самого своего разгрома венгры оставались верными и надёжными союзниками рейха. Надо сказать, что и у немцев не было психологических проблем, которые возникают, когда сражаешься на родной земле – с точки зрения циника, оборонительная битва на территории союзника по продуцируемому ей психологическому состоянию бойца вообще близка к идеалу.

Венгрия была последней зарубежной ставкой Гитлера, и резервов он не жалел. Наши же не сумели создать адекватный операции перевес в силах (пехоте и танках) и заплатили за это. Кроме того, снабжение шло только автотранспортом, из-за разницы ширины колеи железных дорог. Да и качество маршевого пополнения, набранного уже на территории Украины и Молдавии, оставляло желать. Плюс весь ассортимент типа прекрасно организованных немецких контрнаступлений в январе 1945-го, попыток деблокировать окружённый Будапешт, мощнейших укрепрайонов (линия “Маргарита”), собственно городской войны при отчаянном сопротивлении гарнизона и так далее. “Не с папуасами воевали” (с), хотя, с другой стороны, превосходство в огневой мощи ещё никто не отменял, и тем, кто попадал под русские арт- и авиаудары, пятая графа помогала не сильно. Очень правильно подметили наши заокеанские друзья: “power is a firepower”.

Из особых моментов, о которых я ещё не упомянул, в первую очередь надо вспомнить о словацком восстании. Это не был идиотский канкан а-ля Варшава, а серьёзно подготовленное выступление, нацеленное на захват и удержание обширной территории (в пике около 20 тыс. кв.км.), именно с оглядкой на СССР, и наши помогали чем могли и не могли, однако *прогрызться* через Карпаты в срок просто не успели (помощи словаки запросили 31 августа, а только 6-го октября наши пробили Дуклинский перевал), и восстание потерпело поражение. Собственно, материалы именно по этому выступлению со словами “это делается так” надо рекомендовать нашим польским друзьям, когда те начинают удивляться, почему москали не помогли, когда гордые ляхи аж с тремя тысячами единиц лёгкого стрелкового оружия начали бить стёкла в отдельно взятом городе.

Всё же это был 1944-й год, так что хэппи-энд был неизбежен. Венгров раздавили, а с ними и ГА “Юг”, хотя решающий успех был достигнут только к середине марта 1945-го года и продолжился Венской операцией.

10. Крайний север. Конец октября-ноябрь. Наши вышли на территорию Норвегии, лишив Германию незамерзающих северных портов и источников сырья. И, конечно, резко снизилась угроза арктическим конвоям. Тем не менее, имхо, это всё же локальный удар, перечисленный в списке только потому, что в нём оказалась заиграна ещё одна потенциально суверенная страна – Норвегия.

Опять-таки, глядя на карту, можно убедиться, что и удары с 6-го по 10-й были связаны общим стратегическим замыслом, а именно – организовывалась угроза на двух направлениях, выводились из строя союзники Германии, окончательно съедался северный фланг и использовалась крайне малая плотность войск на фланге южном. Тем не менее, закон растягивания коммуникаций и увеличения плотности войск на сокращающейся линии фронта объективно действовал против нас, что и объяснило немалые потери в Прибалтике и особенно Венгрии.

В заключение опять-таки большая цитата из Лиддел-Гарта, ибо авторитет. Цитата относится к кампании 1943 года и, имхо, автор говорит в данном случае скорее об оперативном уровне, чем о стратегическом.

“Характер и темпы операций русских все более напоминали операции союзников во время их контрнаступления на западе в 1918 г., а именно: нанесение чередующихся ударов на различных участках фронта; временное прекращение наступления на определенном направлении, когда темпы его замедлялись перед лицом возросшего сопротивления противника, и переход к наступлению на другом направлении; согласование по цели каждого проводившегося удара для облегчения нанесения последующего; проведение всех ударов в тесном взаимодействии между собой с увязкой их по времени и пространству. Действия русских вынуждали германское командование, как и в 1918 г., поспешно перебрасывать свои ограниченные резервы туда, где наносился удар, и в то же время суживали возможности своевременно перебрасывать резервы на угрожаемые участки фронта. В результате немцы лишились свободы действий, причем количество резервов у них катастрофически сокращалось. Такая стратегия русских привела к общему параличу германской военной машины.

Методы действий русских являются естественными для любой армии, обладающей общим превосходством в силах. Союзные армии действовали на западе в 1918 г. точно так же, как Красная Армия в 1943 г. Этот способ особенно пригоден на театре, где рокадные коммуникации недостаточно развиты и не могут обеспечить наступающему возможность быстрой переброски резервов с одного участка фронта на другой для развития успеха на определенном направлении. Поскольку этот метод предусматривает прорыв фронта каждый раз на новом направлении, потери войск при этом будут выше, чем при прорыве фронта и развитии успеха в глубину только на одном направлении. Кроме того, достигнутый при этом методе успех на каждом отдельном направлении будет менее решающим. Однако суммарный эффект ударов на всех участках фронта будет довольно значительным при том непременном условии, что сторона, которая пользуется этим методом, имеет достаточно сил, чтобы выдержать напряжение в течение длительного времени.”

Как видно, в кампании 1944 года тот же самый принцип был применён на более высоком уровне, а в сочетании с политическими факторами (переход от собственно стратегии к “большой стратегии” по тому же Лиддел-Гарту) гарантировал поражение Германии.

Русское превосходство в силе реализовывалось не столько в лобовом давлении (живые волны на пулемёты, которыми нас любят пугать либералы), сколько в лишении немцев свободы действий, т.е. свободы оперирования резервами. Немцам просто не давали времени придумать, на какую гадость против нас эти резервы можно потратить (рекомендую посмотреть историю дивизии “Гроссдойчланд”, работавшей “пожарной командой”). Любопытно, что классическая стратегия – прорыв на единственном участке и развитие успеха – для русского ТВД действительно была бы, скажем так, менее гарантированной, так как прорвавшиеся войска вынуждены были бы иметь дело с контрударом немецких маневренных резервов на всё ещё обширных пространствах, причём немцы воевать не разучились, и исход такой высокоманевренной зарубы уверенно предсказать нельзя. Кроме того, сама глубина такого единственного прорыва в 1944 году даже в самых оптимистических допущениях не давала надежды на решение исхода всей войны.

Интересно упоминание Л.-Г. о “тесном взаимодействии [советских ударов] между собой с увязкой их по времени и пространству”. Я не припомню источников, апологетических или обличительных по отношению к Гитлеру, в котором вообще упоминалось бы, что он, со своим стремлением лезть во все дела, рассматривал решения в масштабе всего фронта, не скатываясь тут же к обсуждению какой-то единственной операции. Это говорит о гораздо более эффективной организации стратегического планирования советской стороны.

И, наконец, о потерях. Действительно, стратегия чередующихся ударов более затратна с этой точки зрения, но, как сказано выше (и ниже), она для условий нашего ТВД и соотношения сил успех *гарантировала*. Неплохая иллюстрация к общей картине советско-европейской войны – азартный игрок, авантюрист Гитлер и холодный, расчётливый менеджер Сталин. Урок, который необходимо помнить, имхо, хотя выводы каждый тут делает свои.

1. Вообще в маневренных столкновениях очень многое зависит от того, “как фишка ляжет”, и влияние случайных и принципиально неучитываемых факторов тем выше, чем выше связность территории, на которой маневренная война ведётся, и чем разнообразнее возможности, предоставляемые технологией. Экстремальный пример: битва при Мидуэе – море, авианосцы и немыслимая цепь случайностей в пользу американцев. В условиях русского ТВД, однако, выбор такого направления единственного прорыва, который гарантировал бы малое разнообразие возможностей немцев его отразить, автоматически означал такое же малое разнообразие возможностей русских по развитию успеха, и ситуация вырождалась в битву на истощение с немецкими резервами, при том, что превосходство технических возможностей обороны перед техническими возможностями атаки оставалось, а против прорвавшихся русских продолжала работать растянутость коммуникаций. То есть каноническая стратегия единственного прорыва линии фронта либо неприемлемо повышала степень непредсказуемости результата, либо вела к битве на истощение с громадными потерями.