Три питерских закуски (original) (raw)

Закуска - Еда, кушанье, подаваемое перед горячими блюдами. (словарь Ожегова)
Закуситься - ссориться, конфликтовать, с кем-нибудь повздорить (современный сленг).

Среди нескольких маленьких мечт была у меня и одна велосипедная. Мне давно хотелось совершить прогулку вдоль побережья Финского залива. В июле я приехал в Петербург и взял в прокате «Мериду». Тем же вечером для разминки прокатился до центра. Вернулся только в пять утра! Тут всё просто, начинаешь крутить педали, а город делает так, чтобы ты не мог остановиться. Он постоянно удивляет и умело подбадривает: стрит-артом, мягким розовым закатом, круглосуточными кофейнями, разводом мостов, спуском гигантской турбины у завода «Силовые машины». Даже на обратном пути, когда мышцы стали уставать, а глаза слипаться, я, ведомый навигатором, неожиданно влетел в мрачное и безлюдное Большеохтинское кладбище. Среди чёрной гущи деревьев белели овалы фотографий и отдельные кресты, аллеи с каждым поворотом становились всё уже, а тоскливый голос Инны Желанной в плеере добавлял жути. Этой подзаправки мне хватило, чтобы домчать до дома, ни на минуту не ослабляя цепь. На эту же цепь в последующие дни намотались три маленькие истории, о которых сейчас расскажу.

1.

После ночной прогулки я спал до обеда. Потерянного времени не пожалел, потому что начались дожди. Можно было рвануть и по дождю, тем более он был тёплый, но удовольствие уже не то. Поэтому я катался вокруг дома. Взялся поснимать ржевскую слободу, квартал одноэтажных кирпичных домов, напоминающий мне окраины какого-нибудь Бирмингема. Подбирая нужные ракурсы, спешился и отошёл от велосипеда. Когда вернулся, то встретил рыжего одноглазого кота, который тёрся об колёса. Ещё один кошачий с опаской выглядывал из-под забора.
— Если дождётесь, то я сгоняю до «Пятёрочки», куплю еды и накормлю вас, — предложил я котам. Те согласились.
К моему возвращению собралось уже пять хвостов. Я стоял у велосипеда и удовлетворённо наблюдал за жующими кошками, когда боковым зрением заметил женщину, которая двигалась в отдалении параллельным курсом. Женщина, в свою очередь, боковым зрением заметила меня, потому что замедлила шаг и повернулась.
«Наверное, тоже подкармливает» - подумал я — «сейчас заревнует, скажет, не тот корм даю».
— Мужчина, а что вы делаете? — окликнула меня дама.
— Кормлю кошек, - приветливо ответил я.
— Кошек он кормит... А кто срач будет убирать, который вы тут устроили?! — повысила голос женщина.
— Какой срач? Где? — я растеряно огляделся. Вокруг меня был только мокрый асфальт и лужи.
— Корма насыпал, миску поставил! Вон, у баков сыпьте. Что ж вы всё сюда тащите!
— Я всё уберу.
— И тащат и тащат!
— Не переживайте, я же сказал, что всё уберу.
Чем мягче и дружелюбнее я отвечал, тем яростнее становилась женщина. Она медленно приближалась ко мне, резко взмахивая руками. Я не двигался. Коты нервничали. Жевали быстро и дёргали ушами. Обстановка накалялась.
— Вы вот нахрена их кормите? А?! Кошек жалко?
— Ну да.
— Тогда забирай их к себе домой и там корми!
— Не могу, у меня дома... попугай.
Про попугая я соврал спонтанно, в целях самозащиты, но именно благодаря этому вскрылись новые подробности. У женщины был южный говор.
— Попухай! — с отвращением процедила она. — попухай у нехо, а срач у нас!
«Ростовская, - подумал я. - либо новые территории. Однако!»
— Превратили двор в помойку!
Серый полосатый кот не выдержал и медленно пополз в сторону забора, прижимаясь брюхом к земле.
— Да где помойка-то?
— Под носом у тебя! Дайте остальным жить по людски, если сами не можете!
Под таким агрессивным натиском я начал терять самообладание и еле сдерживался, чтобы не нахамить в ответ. Вдруг это котоненавистница старшая по подъезду? Или из управляющей компании? Я жил в квартире друзей, которые уехали на море и не хотел оставлять им проблемы. Когда до нас оставалось метров десять, женщина резко развернулась и пошла обратно. «Попугай! Помойка! Срач!» - ещё некоторое время доносилось из переулка. Лишь рыжий кот выстоял её тираду до конца. Облизнув усы, он посмотрел на меня единственным глазом, словно говоря: «Так и живём, брат. А ты думал, нам тут брюшко чешут?».
О происшествии я немедленно сообщил хозяйке:
— Аня, на меня наехала тётка из вашего дома, за то, что я кормил котов. Особые приметы: пенсионный возраст, южный говор, приступы бешенства. Не знаешь, кто это?
— Нет, не знаю такую. У нас там много болезных, особенно тех, что в летах, — ответила Аня.

Вечером я поехал на фестиваль «Фузз и Дружжба» послушать молодые команды. Пока добирался до Восстания, проголодался. Время позволяло отклониться от маршрута и перекусить в любимом местечке. На Невском 128 есть дверь без вывески. От множества других дверей на проспекте она отличается тем, что почти всегда приоткрыта и даже немного мешает прохожим. Тротуар в этом месте узкий. Дверь ведёт в арку-коридор, которую местные жители называют проходной-парадной. Стены коридора раскрашены яркими и сочными цветами, как в бедных районах Буэнос-Айреса. На полу выложена мозаика из осколков керамики. Справа лестница на верхние этажи, прямо выход во двор. Знающие используют этот коридор, чтобы незначительно срезать и попасть на Вторую Советскую. Вторая Советская меня не интересовала, лестница наверх тоже. Через неприметную дверь я проник в каморку, из которой тянулся аромат еды. В каморке этой уже более десяти лет находится точка мексиканского стритфуда - Taco L.V. Первым владельцем точки был молодой человек по имени Валдес Карденас Леанс Мариович. Его литовско-испанское имя и итальянское отчество с русским суффиксом являются для меня воплощением петербургского интернационализма. Леанс умер четыре года назад, но бизнес его сохранился. Даже меню почти не изменилось.
Пробежав взглядом давно знакомые названия, я неизменно беру кесадилью «especial». Вспоминаю, что в прошлый раз обещал себе попробовать что-то новое, но опять не могу преодолеть её гравитационное поле. Возможно, КБЖУ этой кесадильи зашиты в моём ДНК. Пока повар создаёт блюдо, изучаю полароидные снимки, которые висят гирляндой на средиземноморской плитке. Гости и сотрудники, курьеры и музыканты, соседи сверху и соседи сбоку. Едят, веселятся, готовят, делают ремонт в проходной, превращая её в парадную. Стоп, кажется, я забыл сказать нечто важное.
— Поменьше халапеньо, пожалуйста.
— Без халапеньо это вообще не имеет смысла, — философствует повар-кассир.
Виновато трогаю пальцем колючки у кактуса.
— Вам с собой или здесь?
Есть можно на месте, имеется два табурета и обитый подушками подоконник. Но обычно беру с собой, иду во внутренний двор и далее в «Бойлерную». Так называется бар, который находится в помещении бывшей котельной. Прошу налить пресловутый «лагерочек на кране». Никто не удивляется тому, что я зашёл в бар со своей едой. Более того, бармен предупредительно ставит передо мной пустую деревянную миску и желает «приятного». «Тако» и «Бойлерная» давно дружат. Я торопливо отрываю полосками фольгу и жадно кусаю лепешку. Слежу, чтобы тонкие параболы сыра не коснулись плоскости стола. Из разговоров за стойкой узнаю, что один из барменов начал встречаться с «мексиканской» девушкой из «Тако». Это мило и вместе с тем немного тревожит. Переживаю, что столь тесные контакты могут закончиться эмоциональным разрывом многолетних связей.
Утолив голод и перестав себя накручивать, отправляюсь на фестиваль. Он проходит в клубе «Ласточка», одновременно внутри и на крыше. Внутри много грохота, слэма и прыжков со сцены. На крыше по-домашнему уютно. Пью улун и слушаю группу «Лензвук». Они мне понравились больше всех.
Ночью, стоя под душем, опять вспоминаю дневной скандал. Мозг издевательски подкидывает запоздалые аргументы: «Срач это где мыши и крысы! Кошки в блокаду спасли Ленинград! А Эрмитаж кто охраняет? А вы, сейчас, стоя на Дороге жизни, не даёте их кормить. На «_дороХе_», понимаете?».
— Всё, хорош, заткнись! — требую я от мозга, яростно намыливая голову. Но, чтобы забылся один конфликт, должен произойти другой, более яркий. И он не заставил себя ждать.

2.

Ленинградская область всё-таки сжалилась надо мной и подарила солнечный прогноз на воскресенье. Но только до пяти часов, дальше шли угрозы от МЧС: «ливни, грозы, град, ветер порывами до 23 метров в секунду». Компанию мне составил Миша. Он был самым спортивным из числа тех, с кем мне доводилось выпивать в Петербурге. Миша предложил не размениваться на скучные отрезки вдоль шоссе, а сразу махнуть по железной дороге туда, где начинается «интересное». Учитывая непредсказуемость морской погоды, это было более чем разумно. Мы встретились в электричке с Финляндского вокзала. Вышли на станции «Солнечное». Погода соответствовала названию.
— Здесь рядом есть пляж, называется «Ласковый». Можно до него доехать, — предложил Миша.
— Рули!
Велосипед у Миши был шоссейный, он быстро и красиво скользил над асфальтом. Мне, чтобы поспеть, приходилось постоянно крутить педали на последней скорости.
«Ушатает меня» — подумал я с приятным предвкушением.
Пляж был закрыт на реконструкцию. По сосновому бору, который тянулся вдоль залива, были раскиданы дачные домики. Узкую вертлявую дорогу к домикам преграждал шлагбаум. При шлагбауме имелась будка. Упоминаю эти детали, как вы догадались, не просто так. Красно-белая стрела шлагбаума не дотягивала до противоположенного тротуара чуть более метра. Вполне достаточное расстояние, чтобы вписаться двухколёсному пилоту. Миша заложил ловкий крюк, огибая вышедшую из переулка парочку, оглянулся на меня, затем бросил взгляд под ноги и, неожиданно для всех, на полной скорости врезался в шлагбаум. Шлагбаум с треском подлетел вверх, словно подброшенная кем-то карамельная трость с рождественской ёлки. У шкафчика, из которого он рос, со звоном отвалилась панель. Миша не только не упал, он спокойно остановился и удивлённо посмотрел на качающуюся стрелу. Вместе с велосипедом он был монолитен как медный всадник.
— Ну ты даёшь! — подъехав, только и мог сказать я.
В этот момент от удара ногой распахнулась дверь будки и оттуда выскочил охранник.
— Вы чё, бля?! А ну иди сюда, нахуй!
Мы с Мишей переглянулись. Угадав во взгляде друг друга интеллигентное смирение, спешились и подошли к шлагбауму. Охранник был в бешенстве. Он сжимал кулаки и раздувал ноздри. На его чёрной футболке было изображено неприятное паукообразное существо с клешнями, пронзающее хвостом велосипедиста. «ЧОП Скорпион» - гласила большая жёлтая надпись чуть ниже.
— Спокойно, спокойно, не надо нервничать, — сказал я, когда охранник приблизился почти вплотную.
— Какой нервничать? Посмотри, что с ним стало!
Шлагбаум и правда выглядел не очень, край стрелы был согнут и тянулся к земле.
— Извините, я его не заметил, — добродушно произнёс Миша.
— Как, бля?! - взвился охранник, — Как ты его не заметил? Вы в глаза долбитесь или что?!
Я присел к шкафчику и приладил на место выпавшую панель. Посмотрел на охранника. Тот держал спину рамой и, казалось, вот-вот начнёт драться. Взгляд его был острый, но пустой. Истинной злобы в нём не было.
«Сидел, наверное» — подумал я.
— Тысяча рублей поможет исправить ситуацию? — сказал Миша.
— Тысяча рублей! — то ли с интересом, то ли с презрением повторил охранник.
— Стой, стой, Миш, какая тысяча, — поднялся я, — в этот шлагбаум каждый день машины врезаются, посмотри, он весь в ссадинах.
Мы подошли ближе и действительно, шлагбаум был щедро покрыт царапинами, а поникший кончик его держался на армированном скотче.
— Никто в него не врезается! Только такие как вы, на великах. Слепошарые! — заявил охранник.
— Всякое бывает. ДТП каждый день происходят.
— ...и ещё один долбоеб на тракторе, зимой...
— А с другой стороны вы сидите целый день в будке, скучно, а тут бац, чувак на велосипеде долбанулся об шлагбаум. Событие! Смена пройдёт быстрее.
— Слушай, мне такие происшествия нах не нужны!
— Нам тоже. И, между прочим, колену больнее чем шлагбауму.
— Ты коленом ударился? - спросил охранник у Миши и мы услышали в его голосе нотки сочувствия.
— Да, - подтвердил Миша и показал колено. Колено было немного красным.
— Как коленом можно было так долбануть, что шкаф посыпался?
— Сами в шоке. Но больше этого не повторится. Примите наши извинения.
— Да, обратно поедем другим маршрутом.
Сердито посопев и смерив каждого колючим взглядом охранник забрался обратно в будку. Я успел разглядеть, что скорпион на его футболке никого не пронзал, а только целился. Причём скорее в сосок под тканью, чем в кого-то из нас.
После происшествия мы доехали до Зеленогорска, посидели на берегу и двинулись в обратную сторону, только через лес и озеро Щучье. Ехать с Мишей было комфортно, он подавал рукой знаки остановки и поворота, обгонял медленные велогруппы, но не торопил меня, когда я залипал на красоты Курортного района. А на выезде с озера выяснилось, почему Миша врезался в тот злополучный шлагбаум. Потому что он чуть было не повторил это ещё раз. Шлагбаум, разумеется, был другой. Они всегда встречаются в изобилии там, где красивые места и дорогая недвижимость.
— Миша, что происходит? Ты опять? Это какая-то шутка или что? — спросил я, поравнявшись.
— Я его правда не заметил
— А зачем ты вниз смотрел?
— Да что-то цепь расстроилась, цепляет на некоторых передачах.
— Тю! А я думал, ты своими икрами любуешься...

На станции Комарово нас ждали две компании, московская и питерская. Знакомлю ребят между собой и удивляюсь: «Специально начнёшь всех собирать - никто не сможет. А тут почти спонтанно и в таком необычном месте...».
Набираем снеди в поселковом магазине и идём на пляж. Через пятнадцать минут начинается обещанный ураган. Небо темнеет, ветер устраивает песчаную вьюгу. Спешим обратно на станцию эвакуироваться на «собаках». Я еду домой, чтобы поставить велосипед и переодеться в сухое.
В город возвращаюсь нескоро, из-за поваленных на рельсы деревьев через Ржевку не ходят электрички. Ребята ждут меня на Некрасова в баре «Звонок». Следующий по плану «Базин», но я предлагаю сначала заглянуть в «Хроники». Считаю его знаковым и хочу показать москвичам. Хотя, как и мои друзья, «Базин» люблю больше. Проходим во второй зал и садимся под большой фотографией Невзорова на стене. На чёрно-белом снимке ведущий «600 секунд» в неизменной кожанке облокотился на прилавок и внимательно смотрит на пожилую буфетчицу. Буфетчица то ли кокетливо прижимает палец к губам, то ли пытается указать на подсобку за своей спиной, где заведующий спрятал социалистическую собственность. Вторая её рука покоится на огромных деревянных счётах.
— Это абакус! — перехватив мой взгляд, поясняет Саша — что будем брать?
Рома, единственный оставшийся в компании москвич, сообщает, что не пьёт.
— Тогда я угощу тебя местным бутером. — говорю я.
— Изволь. Он какой-то особенный?
— И да, и нет. Его сила в простоте.
— Заинтриговал!
— Как тебе бар?
— Бар как бар. Обычный. Вроде бы. Или я чего-то не выкупаю?
Рома работает рекламщиком, многое повидал и в принципе прав. «Хроники» кажутся обычным местом, пусть и с впечатляющим ассортиментом за стойкой. Но когда-то он стал одним из первых баров новой волны, для которых журналисты придумали термин «неорюмочные». Неорюмочные были призваны вобрать в себя лучшее из старого и лучшее из нового. Вокруг «Хроник» немедленно сложилось творческое комьюнити. Редакторы городских порталов, писатели и поэты, известные и начинающие музыканты, участники рэп-батлов после изматывающих смен заходили сюда, чтобь поспорить и выпить разных дистиллятов. Особой популярностью пользовался фирменный коктейль с морошкой и клюквой под названием «Свободная Ингрия». Сейчас, правда, другое времечко. Сайты блокируют, артисты эмигрируют, коктейли переименовывают от греха подальше и лишь большое фото Глебыча на стене напоминает о былых метаироничных деньках.
Саша с Настей берут фернет с колой, я херес, Рома безалкогольный сидр. Бармен приносит бутерброды. На куске ржаного хлеба, поверх огуречно-яичных овалов, томно возлежит балтийская килька. Блюдо выглядит чрезвычайно просто и лишь аппетитный блеск кильки придаёт ему некий колорит.
— Слушай, а это вкусно! — произносит Рома, надкусив бутерброд.
— Ещё бы! Или ты думал, наши отцы какой-то ерундой закусывали?
Бутерброд с килькой был и остаётся тем лучшим из старого. А новое, даже лучшее, не всегда приживается.

3.

Уезжал я из Петербурга во вторник. Путь до вокзала был неблизким, поэтому за два часа до отправления поезда я уже сидел на остановке и ждал автобус. Автобус отдыхал неподалёку, бело-зелёной раскраской внушая спокойствие и оптимизм. Согласно расписанию, он ходил каждые 18 минут. Поэтому, когда по прошествии 20 минут автобус не двинулся с места, спокойствие и оптимизм начали быстро ослабевать. Один из ожидавших не выдержал и пошёл разбираться с водителем. Они спорили о графике и по очереди тянули на себя форточку. Я с вялым интересом наблюдал за их переругиваниями, не догадываясь, какой клаустрофобный триллер мне предстоит пережить в самое ближайшее время. Наконец, автобус тронулся, подкатил к остановке, и все желающие оказались внутри. Маршрут 290 пролегал через весь центр, ловко избегая при этом площади Восстания и Московского вокзала. Поэтому в пути предстояла одна пересадка. Я предпочитал делать её в начале Суворовского проспекта, недалеко от Смольного. На остановке этой сплетались пучком полтора десятка маршрутов, многие из которых шли через вокзал. В 14:19 я успешно вышел в обозначенном месте. Время поджимало, но не критично. Автобусы и троллейбусы подъезжали один за другим, но только всё не мои номера.
«Могу не успеть в «Пирожковую» — подумал я с лёгкой тревогой. В «Пирожковую на Восстания» я часто заходил перед поездом, ел на месте, если позволяло время, или брал перекус в дорогу. В поисках тени я придвинулся к фасаду здания и обнаружил, что стою под окнами пекарни. На стекле мерцал логотип, большой тициановый крест.
«Что ж, в этот раз без пирожковой. Время поджимает» — решил я и зашёл внутрь. Приобрёл большой сэндвич с тунцом и маленький кекс со смородиной. Вышел наружу в 14:27 и тут же подъехал автобус номер 74.
— До Восстания доеду? — на всякий случай спросил я кондуктора, солидную даму с радикальной завивкой.
— Доедите, — подтвердила дама.
Среди полутора десятков пассажиров мне запомнился мужчина в пиджаке синего цвета с портфелем и бородой. Не так уж часто в автобусах встречаются люди в деловых костюмах. Был он достаточно молод и хорошо упитан. «Депутат, наверное. Или помощник» - подумал я. Быстро и уверенно мы миновали Заячий переулок, сквер Галины Старовойтовой, Мальцевский рынок, БКЗ Октябрьский. Каждая из этих остановок отзывалась во мне эхом 90-ых. Включил в плеере «Мир номер ноль», чтобы усилить ощущения.
— А Московский вокзал скоро? — встрепенулся «пиджак».
— Следующая, - ответила кондукторесса.
Но сразу же у БКЗ начиналась пробка. Шли дорожные работы.
«Вот дурак, я же видел их возню вчера» — укорил я себя. За пять долгих минут мы протолкались до переулка Ульяны Громовой. Жалкие двести метров, если верить карте. На той же карте весь Лиговский проспект до «Галереи» был красным. Я взял вещи и подошёл к кабине водителя. За рулём в аквариуме сидел мужчина из Средней Азии, в белой рубашке и с гарнитурой в ухе. На вид лет 60. «Сейчас дверь сравняется с тротуаром, и попрошу выпустить» - решил я и почувствовал, как ко мне подбирается что-то массивное. Это был «Пиджак».
— На поезд? — спросил он меня.
— Так точно.
— У тебя во сколько?
— В три.
— И у меня три. У тебя какой вагон?
— Третий.
— А у меня десятый. Мне дальше бежать.
— Не факт. Зависит откуда нумерация. Но бежать надо уже сейчас.
Автобус проехал ещё метр, дверь замерла у тротуара. Я деликатно постучал по стеклу. Водитель повернул голову. Голова была большая и круглая, с небольшим количеством волос и медной кожей.
— Откройте, пожалуйста, дверь, я... мы сильно опаздываем на поезд.
Водитель отрицательно покачал головой и отвернулся. Мы с «Пиджаком» переглянулись. Я снова постучал.
— Нельзя! — ответил водитель.
— В смысле? Почему нельзя?
— Нельзя. Запрещено правилами.
— Войдите в наше положение. Понимаете, опаздываем. Поезд через пятнадцать минут уже.
— Нет. У меня везде камеры!
Я растерялся. Камеры действительно висели слева, справа и сверху. Тогда в дело вступил «Пиджак». Он хлопнул ладонью по стеклу и командным голосом произнёс:
— Ладно, кончай дурить. Открывай!
Этот тон не способствовал пониманию, водитель даже не повернулся. Мы оказались в ловушке. Я нервно огляделся. На стекле висели бейджики персонала, среди них был и наш шофёр. «Азамов Мавзурходжа Сирожиддинович» — прочитал я. Буквы прыгали перед глазами, удалось осмыслить только фамилию.
— Азамов, по-братски, открой дверь!
— Нет, не могу! — услышав свою фамилию, водитель снова повернулся к нам.
— Азамов, да ведь только ты и можешь! — напирал я.
— Я всё сказал. Запрещено правилами!
— Послушай, везде есть правила. Но есть и человеческое отношение. Сделай доброе дело. Выпусти нас. Я напишу объяснительную твоему начальству.
Мне казалось, что вот-вот и я подберу ключик к нашему тюремщику. Но всё портил «Пиджак», который периодически бил по стеклу и требовал от Азамова прекратить «дурковать». А тут ещё сзади открылся второй фронт. Кондукторша с радикальной завивкой, привстав на какой-то уступ и крепко взявшись за поручни, начала кричать:
— Мужчины, отстаньте от водителя! Вы отвлекаете его! Прекратите немедленно!
— Пусть откроет дверь, и мы выйдем.
— Вам уже всё сказали! Во время движения двери открывать За!пре!ще!Но!
— Мы стоим.
— Мы едем!
— Мы стоим. Вот тротуар.
— Мы едем!
— Женщина, пожалуйста, посмотрите в окно. Мы стоим!
— Мы едем!! Стоим мы на остановках!!!
— Женщина, у меня билет за пятнадцать тысяч! Кто мне их возместит?! — некстати влез «Пиджак».
— На такси надо было ехать! — злорадно ответила кондукторша.
— Я билет купил сорок минут назад! Чудом! До четверга вообще пусто!
— Да, надо БЫЛО ехать на такси, — согласился я, — но сейчас надо открыть дверь. И мы успеем на поезд. Это же так просто.
— Вон там телефон указан, — сказала кондукторша, — над кабиной. Звони по нему. Если разрешат, откроем дверь.
— Я сейчас по такому телефону позвоню, никто не обрадуется, — туманно угрожал «Пиджак».
— Да откройте же им дверь, ради Бога! — воскликнула одна пассажирка.
— Повторяю всем ещё раз: нельзя по технике безопасности!
— У вас недавно автобус в Фонтанку упал, никто двери не открыл. Тоже техника безопасности? — произнёс я с горечью.
Поддержку нам оказали многие пассажиры и, чувствуя это, кондукторша резко сменила тактику.
— Да что же вы так нервничаете? Через три минуты выйдут на остановке и сядут в свой поезд. — спокойно, почти ласково сказала она.
«Пиджак» вопросительно посмотрел на меня.
— Блефует! — покачал я головой. Вокзал и правда был рядом, но до него оставалось четыре светофора, а мы уже восемь минут маялись только на первом.
— Эх, жалко, я удостоверение в Москве забыл, — опять неопределенно сказал «Пиджак».
— А табельное? — невесело пошутил я.
Нелепая уловка с «тремя минутами» сильно возмутила пассажиров. Даже индифферентная молодёжь вынула из ушей заглушки и устроила хейт. Радикальной Завивке пришлось несладко.
— Да поймите вы, — кричала она. — дверь открывается только в экстренных случаях! Если угроза жизни пассажирам! Когда плохо кому-нибудь! Иначе водителя зарплаты лишат!
— Может вам плохо? — спросила нас женщина с переднего сиденья.
Тут «Пиджак» наконец себя проявил. Он смачно хлопнул ладонью по стеклу и прохрипел:
— Мне пло-хо!! Открывай!
— Азамов, открывай! Человеку плохо! — подхватил я.
Азамов устало повернул свой медный качан.
— Плохо мне! — стонал «Пиджак».
— Воздуха нет совсем. Духота! Открывай дверь скорее!
— Открывай дверь!! — кричали пассажиры.
Азамов, глядя мне прямо в глаза, одними губами прошептал древнее татаро-монгольское проклятие и опустил длань на заветную кнопку. С лёгким шипением дверь распахнулась, обдав нас потоком тёплого воздуха с Лиговки. Мы выскочили на тротуар. До поезда оставалось меньше двенадцати минут. Теперь всё зависело только от нас. У меня застучало в висках. Адреналин!
— Погнали! — заорал «Пиджак».
— Кто последний, тот тухлое яйцо! — азартно крикнул я, и мы рванули. Старт был резкий, но темп почти сразу замедлился. Мешал багаж. За спиной у меня был тяжёлый рюкзак, а в руках объёмная сумка с дисками. Хотя на фоне «Пиджака» я выглядел фаворитом. Тот заметно прихрамывал на левую ногу. То ли открылась старая рана, то ли подвернул ступню, когда выпрыгивал из автобуса. На ближайшем светофоре зажёгся красный.
— Красный, давай наискосок! — скомандовал я, и мы влетели в ряды машин, которые ещё продолжали перестраиваться. Выпрыгивая перед капотом и задевая сумками фары, помчались к переходу. Никто нам не сигналил. Водители всё понимали. На другой стороне проспекта закололо в боку. У столовой «Щелкунчик» я остановился, чтобы дать сердцу маленькую передышку, а «Пиджаку» очередную подсказку: переложить всё металлическое в портфель, дабы не терять время на досмотре. Но «Пиджак» был ещё на переходе и сильно косолапил. Его портфель болтался в руке так, что, казалось, он отбивается им от стаи собак.
«Теперь каждый за себя» — понял я. Впереди оставались два светофора, рамки досмотра и чудовищно медленные пассажиры с кучей железа в каждом кармане. В 14:56, тяжело дыша, я пересёк переполненный зал ожидания Московского вокзала. В крайнем киоске купил бутылку воды. Оставалась запасная минута, и я провёл её у выхода на платформу. Поверх сотен голов смотрел в начало зала, ожидая, что на ступеньках появится «Пиджак». Но он так и не появился. Судьба его осталась неизвестна. В отличии от моей. Я был последним пассажиром, который зашёл в состав. Занял своё место в третьем вагоне рядом с женщиной в медицинской маске. Сердце потихоньку сбавляло обороты, колоть в боку перестало. Зато навалился кашель. Женщина подозрительно поглядывала на меня. «Сейчас, отпустит немного, и всё объясню». Отпустило. Объяснил.
— А почему вы на метро не поехали? — спросила она.
— Много причин. Не последняя из них та, что на входе в метро тормозит охрана и заставляет просвечивать сумки. Меня это раздражает. Хочется уезжать на позитиве.
— Ну, надеюсь, вам хватило позитива — сквозь маску засмеялась соседка.
Я промолчал и достал сэндвич с тунцом. Сэндвич оказался отвратительным. Доедал его с трудом и мысленно прокручивал недавние события. Мне стало стыдно, что на выходе из автобуса я не поблагодарил людей за поддержку. Но основную ошибку я совершил ещё раньше. В 14:22 на остановке я зашёл не в ту пекарню. Именно поэтому дальше всё пошло наперекосяк. А ведь я стремился и должен был попасть в «Пирожковую на Восстания». Ту самую заветную пирожковую в доме номер один, где петербуржцы роняют слёзы радости, ощутив вкус настоящего пирога, а не презренной слойки из размороженного фабриката. А сколько раз после «вчерашнего» их куриный бульон возвращал меня к жизни! Невозможно забыть и потрясающие завтраки с доброй кашей и удивительными сырниками. Вам когда-нибудь в детстве щенки облизывали пальцы? Вот, примерно такие у них сырники. Очень нежные. Попробуйте обязательно.