Русофильская завалинка (original) (raw)

В этот день было понятно, что могут состоятся непредвиденные встречи. В поисках жилья, по приезду в Коктебель, слоняясь по окраине, я пытался подыскать недорогую комнату. Наконец у подножия горы Карагач, все-таки удалось уговорить хозяйку взять меня на постой. Комната уже была занята мужчиной, мне оставалось только смириться с этим фактом. Войдя, наскоро раскинув свои вещи, увидел полураздетого, немолодого, убеленного сединой господина, лежащего на металлической кровати, мерно листающего какой-то журнал. На одно мгновение показалось, что я где-то уже его видел, но, не придав этому значения, мельком представившись, отправился в ближайший магазин за продуктами.

Набрав чего побольше, сложив все в стандартный пакет, отправился по обратной дороге. Настроение было больше похоже на восторг, - слава богу, нашел то, что хотел, - хотелось петь и кричать. Шел, чуть ли не в припрыжку, разглядывая окружающих и новую приморскую стихию крымского захолустья. Неожиданно, пакетом зацепил близлежащий кустарник, наверно испытывая переизбыток эмоций, и содержимое неумолимо с грохотом полетело по гористой местности. Повезло, что сосед по комнате оказался, почему-то сзади меня и помог со сбором рассыпавшихся продуктов. Выяснив, что его зовут, так же как и меня, потому что сразу его имени не расслышал, отправились вдвоем по направлению к новому пристанищу.

Яркое сентябрьское солнце разморило. Стрекот цикад привел в состояние тихого блаженства. Обеденный чай показался манной небесной в обрамлении свежевыбеленных сарайчиков и пропитанных солью стен. Ярко выраженная тень от виноградной беседки стояла непреступной стеной между изнуряющей жарой и спокойствием забытого богом уголка. Было желание, чтобы эти мгновения не кончались, сохраняя свой первозданный колорит обстановки прошлого века. Идти никуда не хотелось. Незаметно мы разговорились.

Оказалось, что мой собеседник работает старшим научным сотрудником в лаборатории Института мозга человека. Я когда-то слышал, что в Ленинграде существовал такой институт, но вот так, чтобы вживую общаться, да еще и с настоящим доктором наук, у меня было впервые.

Выяснилось, что занимался Игорь Борисович обсессивным генезом головного мозга. На первый взгляд казалось странным, что специалист такого уровня ютится в какой-то ветхой мазанке, но со временем все разъяснилось.

Через пару дней, возвращаясь с прогулки по живописным окрестностям, застаю своего соседа, обвешенного какими-то электродами и проводами, по периметру головы, потного с закрытыми глазами, стонущего на кровати. Испугавшись за его здоровье, боясь получить электротравму, я поспешил выключить прибор, шнур от которого был в розетке высокого напряжения. Конвульсии тут же прекратились. С полувздохом его подбородок упал на подушку. Какое-то время было слышно учащенное сопение, потом он затих. Подойдя, убедился, что он еще дышит. Ошарашенный произошедшим, вышел на улицу. Мне понадобилось еще какое-то время, чтобы прийти в себя. Мучаясь вопросом, - что это было, - захожу обратно в комнату. Сосед уже сидел, обхвативши голову обеими руками.

Напряженная тишина возникла в комнате, не хотелось ничего говорить или спрашивать, помявшись у двери, я снова вышел.

Крымский пейзаж вновь овладел моими мыслями, снова хотелось дышать полной грудью и петь бесшабашные песни. Дни шли своим чередом, возвращаться к этому инциденту мне не хотелось, но в один момент, когда вся компания отдыхающих собралась на вечернее пиршество, которое устроил еще один жилец в честь своего отъезда, изрядно подпив, Игорь Борисович разговорился:

- Вы, наверно, молодой человек в недоумении, играя стаканчиком красного вина, стал вещать, блистая отражением электролампы, мой сосед, - когда застали меня в этом - во всем…

Доктор, мыча, стал водить рукой сверху, вокруг головы.

- Я ведь вижу, что хотите узнать? - стал грозить указательным пальцем, - А, знаете ли Вы, что пришлось пережить из-за этих всех финтифлюшек? Ээээ, вижу, не знаете…

Так послушайте, только никому, слышите, ни-ко-му, - акцентируя на последнем слове, поднес палец ко рту.

Хочу заметить, что меня абсолютно не интересовала эта история, ну потрясло его немного током, так давно уже забыл. Так нет, получите молодой человек правду. Ну, да ладно из уважения решил выслушать.

Борисович, шатаясь, встал со скамьи, доверительно махая рукой, как русалка хвостом, стал увлекать меня в комнату. Когда я вошел, он закрыл дверь и стал разворачиваться ко мне спиною.

- Во! Смотри, - он рукою поднял часть волос чуть-чуть выше четвертого позвонка.

- Видишь?

В его тоне было столько значительности, что перечить не хотелось. Я согласился:

- Конечно, - констатировал я, пытаясь все-таки разглядеть, что пытался показать Игорь Борисович.

- Вот! Видишь! – многообещающе поднимая палец к потолку, разворачиваясь, восклицал, неугомонный рассказчик.

- А, ты знаешь, что это такое? Ты знаешь? – Он посмотрел на меня так, словно в его пока еще густой шевелюре, можно было что-нибудь разглядеть.

- Нет, - почти с иронией произнес я.

- Это вся моя жизнь, тезка. Понимаешь?

- Так, что это? – я все пытался не разочаровать собеседника.

- Здесь все мои боли, страдания, вся память, наконец, вся моя легковерность и заносчивость, утраты и поиски. Все, все, все… - голова его стала клониться к полу, руки обвисли, - Все, - повторил он, хватаясь за косяк дверного проема, выходя опять на улицу.

Я стоял в растерянности, не зная как поступить. Догнать ли, успокоить или дать высказаться.

Терпеть не могу эти пьяные сказки, рассказики, - но поскольку, был и сам немного под «градусом», решил выслушать.

Последовав за соседом, застал его сидящим на краю стола в виноградной беседке, посреди танцующих в современных ритмах постояльцев. Озвучивал веселье старенький переносной CD-проигрыватель. Было шумно, пахло свежеиспеченным шашлыком и специями.

- Вы завтра мне понадобитесь, - невнятно, но так что можно было расслышать, произнес доктор, не поднимая головы в мою сторону.

Поняв, что Игорь Борисович уже ничего не скажет, я с удовольствием присоединился к основной массе постояльцев.

На утро доктор заехал за мной на своей машине. В багажнике было напичкано разнообразное медицинское оборудование. Путь предстоял неблизкий, как вытекало из разговора в Лисью бухту к гроту Федора Шаляпина.

Погода, как и полагается, стояла превосходная. Яркое солнце не давало повода сомневаться, что весь оставшийся день будет таким же ясным и безветренным. Вдоль серпантина, по которому мы направлялись к назначенной цели, тянулись мерной чередой обширные виноградники в обрамлении неподражаемых скальных пейзажей. Воздух уже с утра был нагрет и своим жаром неизменно на поворотах обдавал лицо пахучим букетом крымских трав. Молчали мы недолго. После непродолжительной паузы Игоря опять прорвало. Лицо его было задумчивым и серьезным. Пристально смотря впереди себя, с каким то надрывом в голосе он продолжал:

- Мне стыдно, что я поддался слабости, став рассказывать тебе о своей работе, о себе, о своем увлечении. После того, как я забросил все: жену, детей, работу, - почти срываясь на рык, скрежеща зубами добавил, - боже, какая невыносимая мука! Ведь я любил её.

Я не мог вымолвить и слова, до того он был возбужден, что мне казалось еще капля и бочка будет переполнена. Сделав усилие не посмотреть в его сторону, стараясь оставаться спокойным, нашел силы спросить:

- Кого, Игорь Борисович?

- Молчите. Я постараюсь все рассказать, - откидываясь на спинку кресла автомобиля, легко ладонью, шлепнув себя по лбу, будто о чем-то вспомнив, он расслабился. У меня отлегло. - Не хватало мне быть причиной дорожного происшествия, - подумал я, пытаясь убедиться, посмотрел в его сторону. Резкий запах освежителя воздуха, придал моим мыслям положительные эмоции. Я глубже устроился в своем сиденье тоже, продолжая наслаждаться окружающими красотами.

- Будь у меня больше ума, ни за что бы не ввязался в эту, мягко сказать, неприятную историю. Боже, зачем мне это было надо? Зачем? До сих пор не могу успокоится. Ну, обо всем по порядку.

Эта история началась давно, в бытность мою студентом и школьником. Я был молодым и зеленым. Мне хотелось многого и сразу. Вот тут то и произошла наша встреча, - он сжался, обхватывая руль обеими руками. В тишине было слышно, как мерно он дышит, со свистом прокачивая воздух через ноздри. Мне стало неловко. Робко, не желая сбить с правильной мысли, поинтересовался, - Это ту, которую любили? – А-а-а, нет, - коротко отчеканил Игорь Борисович. Дорога резко вильнула вниз, требуя какое-то время для совершения маневра. Он отвлекся.

- Так вот, - продолжал собеседник, - когда я проходил интернатуру, будучи студентом мединститута, в собеседованиях решался вопрос о выпускном распределении. Наталья Ивановна предложила стажировку в своей клинике.

- Кто такая Наталья Ивановна, - не замедлил осведомиться я.

- Как вы не слышали, кто такая Наталья Ивановна Пехтерева? – удивился собеседник.

- Слушайте. Наталья Ивановна возглавляла кафедру экспериментальной медицины в нашем ВУЗе. Штат у нее был огромный. Сама она, представляла собой величину не меньшего масштаба, чем её отец. Красивая, властная женщина, которая никогда не давала усомниться в правильности своих поступков. Предложив мне работу на кафедре, пообещав золотые горы, она исчезла на какое-то время.

Меня одолевали сомнения: ехать в тьму-таракань, за нищенскую зарплату, просвещать и врачевать глубинное народонаселение или остаться в эпицентре культурной жизни, имея возможность сделать блистательную карьеру? Тщеславие, в неокрепшем сознании, в очередной раз победило. Какой юноша откажется от возможности взойти на Олимп светилом медицины? Так мне тогда думалось. Выбор был сделан.

По прошествии нескольких месяцев Наталья Ивановна робко, но со всей присущей ей настойчивостью попыталась объяснить, в чем заключается моя миссия. Оказалось, что она начала серию работ по экспериментальному стереотаксическому вмешательству в работе головного мозга со всеми вытекающими из этого обстоятельствами. Этот метод предполагал вооружить медиков в борьбе с целым рядом хронических заболеваний. И для успешного развития понадобился знающий сотрудник, который вначале должен, как это называется – заболеть, для того чтобы в последствии убедиться о дееспособности предложенного.

Между тем машина уже подъезжала к намеченной цели. Моя майка изрядно пропиталась потом. Выходя, взглянув в зеркало заднего вида, я отметил, что вид был далеко не презентабельный. Солнце уже полуденным зноем раскалило все и вся в округе. Нужно было хоть как-то освежить запотевшие тела. Мы прямиком отправились к близлежащему пляжу. Отдыхающих было немного. Вяло передвигаясь мимо торговых рядов и палаток, сохранялась атмосфера непринужденности и покоя. Игорь Борисович продолжал:

- Мне помимо всего прочего досталась героиновая зависимость. Как вам такой разворот событий? Мне спортсмену, почти отличнику? Но отступать уже было некуда.

По блуждающему взгляду, с каким Игорь смотрел на море, у меня возникло дурное предчувствие. Вода казалась прозрачнее обычного. Окунувшись пару раз, я улегся на горячую гальку. Что-то непонятное, откуда-то из прошлого, нахлынуло теплой волною и уже не покидало меня до конца этого странного дня. Доктор, несмотря на атмосферу всеобщего предания отдыху, оставался настроен решительно. Мы зашли в близлежащее кафе позавтракать. Он не стал ничего себе заказывать, и мне пришлось довольствоваться яичницей с тостами самостоятельно. Чтобы как-то разрядить установившееся молчание я спросил:

- Так что произошло потом?

- А, - задумчиво протянул он, - Потом? Потом два месяца привыкания. Какие то записи в журналах. Опросы коллегами и прочее. Для меня было откровением, что я получил свой персональный Солярис. Помните, у Лема есть такой рассказ?

- Ну, да, - подтвердил я, судорожно пытаясь восстановить в памяти его содержание.

- В эксперименте что-то пошло не так. Ко мне, под действием интоксикации, стали приходить мои первые воспоминания в школьном возрасте. Мы какое-то время дружили с одной девочкой. Назвать это влюбленностью было очень трудно. Да и любовью тоже назвать наши отношения было трудно, но почему-то именно она почти всегда сопровождала меня в посещавших видениях.

Когда я уже не мог оставаться быть независимым от героина, настало время оперироваться. С моего согласия Наталья Ивановна поместила в область поясной извилины моего мозга капсулу с радиоактивным цезием 66. Предполагалось, что под влиянием альфа излучений обессивные расстройства, возникшие в моем мозгу, будут устранены и тяга к героину таким образом будет преодолена. Поначалу все так и происходило. Я снова почувствовал себя человеком. Практически ни каких последствий. Дневные, вечерние процедуры. Хороший аппетит. Нормальный стул. Все говорило о выздоровлении.

Тут он на минуту прервался, поскольку я почти допил свой кофе. Расплатившись, мы вышли на улицу. По пути к автомобилю я пытался подобрать рифму: стул – гнул, стул – крюв, стул - брюв… Ничего не получалось. Тем временем мой сосед продолжал:

- Но тут началось непредвиденные расстройства. Может под влиянием цезия, может под действием непредвиденных электромагнитных излучений, но прекратив употреблять героин, у меня возникло непреодолимое желание вновь видеть свою пассию. Не чувствовать, а именно видеть. Я понимал, что это связанно с определенным риском, но тогда старался об этом не думать. Сначала я действовал тайком. Незамеченным, пробираясь в лабораторию, подключался к электромагнитной системе. Хочу заметить, что именно в момент проведения операции я наиболее отчетливо перемещался в мир, в котором существовал образ Иры. Боже, таким счастливым я не был еще никогда. В разговорах с ней я мог проводить целые дни. Её присутствие буквально окрыляло. Не хотелось ни на одну минуту расставаться с ней. Я снова был молод. Я снова был счастлив.

А, повседневная реальность погружала меня в уныние.

Когда он говорил эти слова, мы уже были у машины. Не на секунду ни замолкая, он продолжал доставать оборудование из багажника. Сматывать какие-то провода, рассовывая по многочисленным карманам. Было видно, что он увлечен и полностью принадлежит тем далеким событиям, которые оставили столь радостные воспоминания. Подобно глухарю на току, он не замечал ни косых взглядов прохожих, ни моих предупреждающих знаков, что за нами наблюдают и вести нужно себя более сдержанно. Как бы то ни было мы загруженные всевозможными чемоданами и сумками направились к гроту. Дорога была не из легких, усеянная валунами разной величины, заставлявшая смотреть постоянно под ноги. Так или иначе, мне казалось, что это моего собеседника ничуть не смущает. Было похоже, что повествование рассказа так вдохновило Игорь Борисовича, что он не испытывал бремени своей ноши. Грот уже был в пределах видимости. Мы подходили.

- Так что Вы собираетесь делать? Почему именно здесь, а не где-либо еще? – попытался прогнозировать я.

- А, это? – с пониманием, будто что-то вспомнив, изрек сосед, - как Вам сказать, дело в том, что образ, несомненно, ориентируется в пространстве, как и мы - люди. С той лишь разницей, что о других местах он практически не всегда помнит. У меня возникало такое предположение, что в зависимости от места её память так же видоизменяется. Это будет моя попытка освежить воспоминания.

- Доктор, что было потом? – уже более доверительно вопросил я.

- Потом? – Игорь на одно мгновенье посмотрел на меня, застыв в нерешительности. Его взгляд застыл. Я не сомневался, что в этот момент он для себя решает что-то очень важное, по крайней мере, мне так казалось.

- Потом, я просто выкрал все оборудование и занялся самостоятельно экспериментом. Капсула с радиоактивным элементом уже была давно у меня. Активировать же цезий мог в любое для меня удобное время. И вот сейчас я хотел бы, чтобы Вы немного помогли.

- Что мне нужно сделать? – готовностью вызвался я.

- Сейчас мы распакуемся... Вам нужно будет только повернуть ручку потенциометра и выждать три минуты.

Стенки грота были влажными и холодные. Пока Игорь настраивал аппаратуру, я наслаждался местом, куда мы попали. Мимо сновали стайки праздных туристов, разглядывая живописные окрестности, практически не обращая внимание на наши приготовления. Мы расположились за массивной колонной, воспользовавшись альпинистским маршрутом, который, по большим наслоениям пыли на перилах, был совсем заброшен. Мой спутник стал раскладывать то, что необходимо было для опыта.

Подключив все необходимые провода к аппаратуре. Улегшись на полипропиленовый коврик, доктор показал на ручку, которую нужно будет повернуть. Переключив несколько кнопок и рычагов, закрыл глаза и обратившись ко мне, показал на правый карман желтой куртки, аккуратно сложенной возле его ног:

- Если что найдете в правом кармане все что необходимо.

Тогда я не придал значения произнесенной фразе, находясь в каком-то магическом трансе, навеянном воодушевленным рассказом. Было как-то жаль этого могучего здоровяка, впавшего в непонятный для меня азарт. Послушно выждав три минуты, я сделал, как об этом просил Игорь: вывел ручку регулятора на необходимое положение, переключил тумблер, указанный им. Стал ждать.

Тут началось, что-то невероятное. Стоило мне отвернуться на мгновенье, как сзади я услышал глухой удар, как будто что-то тяжелое приземлилось на брусчатку. Картина повторилась. Моим глазам предстало тело, бьющееся в конвульсиях со следами пены у рта, пытающееся обнять, что-то невидимое перед собой. Я бросился отключать аппаратуру, но клеммы были прикручены намертво к аккумулятору. Потом от растерянности и ужаса застыл на одном месте, судорожно пытаясь хоть что-нибудь придумать. Действительность превратилась в «кинопленку» в замедленном действии.

Нужно было немедленно решать, что предпринять, но кроме отчаяния ничего испытать не

пришлось. Он умер у меня на руках в тот момент, когда я пытался сорвать электроды с его головы. Его почти безумное выражение глаз сменила улыбка умиротворения. Мне же после этого еще очень долго пришлось терзать себя вопросом непреднамеренного убийства.