Арианские споры второй половины IV в.: Начало полемики об универсалиях в византийской богословско-философской мысли и его контекст. Ч. II. Историко-философский контекст (original) (raw)
Related papers
NOMOTHETIKA: Философия. Социология. Право, 2021
Кто был последним античным мыслителем, а кто первым византийским философом, и кто был последним представителем этой обширной и многогранной интеллектуальной традиции? Вопрос о природе и специфике философии в Византии решался и обсуждался в отечественной гуманитарной традиции последних лет волнообразно, актуально проявляясь в содержании и сюжетной линии больших публикационных полемик, научных литературных дискуссий и эпистолярных споров. Статья посвящена яркому эпизоду формирования дискуссионного поля вокруг понятия «византийская философия» в связи с циклом публикаций и последующих острых обсуждений авторских пропозиций. Исследовательский ракурс может быть рассмотрен как начало подробного обзора дискуссионного горизонта современного поля исследования византийской философии в России. Особое внимание уделяется критическим позициям, аргументационным практикам и риторическим приёмам, используемыми участниками данной научной дискуссии, которая формируется в постсекулярном контексте религи...
Философия религии: аналит. исслед. / Philosophy of Religion: Analytic Researches, 2020
В статье рассматривается, как работает аристотелевская парадигма причастности у Григория Нисского и у Григория Паламы. Григорий Нисский использует эту парадигму при развитии своего учения о человеческой природе как монаде в трактате «К Авлавию» и, как показывается в статье, опирается в этом отношении на «Исагогу» Порфирия. Этот извод аристотелевской парадигмы причастности, наличествующий у Порфирия и Григория Нисского, включает в себя, во-первых, дискурс причастности ипостасей к собственной сущности и, во-вторых, дискурс разделенности причаствующего при неразделимости причаствуемого. Григорий Палама, приводя свои аргументы о непричаствуемости божественной сущности, также использует аристотелевскую парадигму причастности и, как предполагается в статье, заимствует ее у Григория Нисского. При этом Палама, в рамках одного из выдвигаемых аргументов, трансформирует дискурс разделенности причаствующего при неразделимости причаствуемого и связывает категорию разделенности с самой ситуацией причастности, так что разделимым оказывается причаствуемое. Это позволяет ему утверждать, что причаствуемым в Боге являются энергии, а не сущность.
Христианское чтение, 2019
В статье рассматривается понятие соборности у А. С. Хомякова в его отношении к патристическим представлениям о едином и многом. Ввиду дискуссионности вопроса о степени знакомства А. С. Хомякова со святоотеческой литературой проблема патристических истоков его понятия соборности остается непроясненной. В настоящей статье представлен опыт «косвенного» соотнесения понятия соборности у А. С. Хомякова с византийской философией через раскрытие лежащих в его основе представлений о едином и многом. Такой подход позволил в определенной степени выделить рассматриваемое понятие из заданных контекстом дискурсивных границ и выявить его содержание в соотнесенности с некоторыми патристическими мотивами. Понятие соборности в статье рассматривается прежде всего как богословский, а точнее — экклезиологический термин, выражающий церковный принцип «единства во множестве». В результате исследования было установлено, что линии рецепции А. С. Хомяковым патристического богословия, нашедшие свое выражение в понятии соборности, могут обнаружить себя главным образом в пределах традиции христианского платонизма.
Palaeobulgarica, 2017
This article represents the second part of the study that explores the way Athanasius of Alexandria’s anti-Arian motifs were appropriated in the Old Slavonic tradition. While the first part focused on Athanasius’ Life of Antony, the present discussion considers the reception of his main anti-Arian work Orations against the Arians, and most of the attention is given to such issues as why it was translated and how it was used in the polemical context of the so-called heresy of the Judaizers in medieval Russia. For this purpose, two particular writers are considered (Iosif Volotskij and metropolitan Daniil), and the question of which of the existing manuscripts they used is also discussed. The article interacts with the views of Pirinka Penkova in her recently published critical editions of the second and third Orations, and also explores the reception of Athanasius’ anti-Arian motifs in the True Books Indices
Вестник Русской христианской гуманитарной академии, 2007
Аргументацию Евномия, построенную на доводах «от имен», нельзя понимать примитивно и упрощенно—так, будто для Евномия имена неким «мистическим» образом являют сущность именуемого, либо так, будто он отождествлял лексическое с онтологическим. В «Апологии» стратегия Евномия заключалась в том, чтобы посредством введения промежуточного элемента между мыслью и словом, а именно —значения, считая себя знающим природу Отца и Сына, привязать их к определенным терминам, и в этом он, возможно, следовал одной из практик, принятых в стоической школе. Ответная стратегия Василия Кесарийского, соответственно, заключалась в том, чтобы расшатать ту жесткую связь между именем и именуемым, сконструировать которую стремился Евномий, для чего Василий следовал аристотелевскому пониманию природы языка. Рассмотрение расхождений Евномия и Василия в контексте античной парадигмы «установления имен» также показывает, что позиция Василия соответствует аристотелевской схеме: значение имен устанавливается по соглашению между людьми, в то время как позиция Евномия соответствует распространенной в эпоху эллинизма, но встречающейся и у стоиков схеме: установление имен произведено ономатетом согласно природе вещей. Можно сказать, что цель Евномия как раз и заключалась в том, чтобы продемонстрировать переход от имен, установленных «по соглашению» к установлению имен «согласно природе».