К вопросу о молдавско-валашских прототипах монастырского строительства патриарха Никона (original) (raw)
Related papers
Учреждение московского патриаршества и Константинопольские соборы 1590 и 1593 гг.
Establishment of the Moscow Patriarchate and the councils of Constantinople in 1590 and 1593. The author presents a new outlook on the history of the establishment of the Moscow Patriarchate with special attention to the conflict within the Greek East triggered by attempts to canonically legalize the new patriarchate. The author shows how the second Council of Constantinople in 1593 revised the decision of the Council in 1590, bringing down a large-scale Greek-Russian project, conceived in Moscow and implemented by Patriarch Jeremiah. The rejection of the synodal act of 1593 in Russia explains the prolonged fallout of the Council and its teaching from Muscovite historical memory. The late reception of the conciliar formulas favorable to the Russian Church predetermined the deformation of the image of the Council in Russian historiography.
Башкирова М.А. «Проповедующая» архитектура: Спасо- Вифанская обитель митрополита Платона // Художественная культура. 2023. № 2. С. 324–353. https://doi.org/10.51678/2226-0072-2023-2-324-353.
The Saviour of Bethany Monastery was founded by Metropolitan Platon (Levshin) near the Trinity Lavra of St.Sergius in 1783. The Transfiguration Cathedral of Bethany had an extraordinary altar in the shape of a grotto, which, according to the founder’s plan, was supposed to represent the evangelical Tabor. After a series of harmful reconstructions in the 19th century, in the 1930s, the monastery ceased to exist. Thereafter this unique building was excluded from the paradigm of studying the history of the 18th century Russian architecture. The article examines a set of ideas behind Metropolitan Platon’s intention as reflected in his writings. There is not enough material on the construction of the monastery; consequently, the texts of the founder himself are particularly valuable, even though they mostly belong to the genre of sermon that does not imply a commemorative function. Also, as a possible approach to the problem, the article suggests considering the pastoral speeches of Platon that were delivered in the Bethany Cathedral as works that formed an ensemble with its architecture. Five speeches of Metropolitan Platon have been analysed, fixing his theological interpretation of the gospel stories, which the altars of the cathedral and the monastery itself are dedicated to: the Resurrection of Lazarus and his house in Bethany, the Transfiguration of Christ, and the mount Tabor. “Autobiography” by Platon and some writings by his contemporaries have also been investigated. All these sources have allowed to, firstly, clarify the precondition for Platon’s design of the Bethany monastery and highlight its particular reflexive level; and secondly, to put fundamentally different questions to sermons, which were previously considered only as a kind of written sources, and to show their connection with temple architecture as synthesis of arts. / Спасо-Вифанский монастырь был основан митрополитом Платоном Левшиным вблизи Троице-Сергиевой лавры в 1783 году. Преображенский собор Вифании получил уникальное архитектурное решение алтаря в виде грота, который по замыслу основателя должен был изображать евангельский Фавор. Претерпев ряд разрушительных перестроек XIX века, обитель прекратила существование в начале 1930-х годов. Впоследствии этот самобытный памятник оказался исключен из парадигмы изучения русской архитектуры XVIII века. В статье исследуется сложение и развитие идейной программы Вифании через литературное наследие митрополита Платона. Корпус письменных источников, непосредственно касающихся истории строительства монастыря, в целом невелик. Тем ценнее тексты самого основателя, хотя они и принадлежат преимущественно жанру проповеди, который не предполагает специальной меморативной функции. Также в качестве возможного подхода к проблеме статья предлагает рассмотрение тех пастырских речей Платона, что были произнесены в Вифанском соборе, как произведений, составлявших ансамбль с его архитектурой. Проанализированы пять речей митрополита Платона, фиксирующих его богословскую трактовку евангельских сюжетов, которым посвящены алтари собора и сама обитель: воскрешение Лазаря и дом в Вифании, Преображения Христа и гора Фавор. Также рассмотрены «Автобиография» митрополита Платона и некоторые тексты его современников. Вместе они позволили, во-первых, прояснить предпосылки сложения замысла подмосковной Вифании и вместе с тем выявить в нем особый рефлексивный уровень. Во-вторых, «задать» принципиально иные вопросы проповедям, которые ранее представлялись только разновидностью письменных источников, и показать их связь с храмовой архитектурой как своего рода синтез искусств.
Некоторые замечания по поводу положения монахов ксенокуритов в византийском монастыре
XXVII ежегодная богословская конференции ПСТГУ. 2016. Материалы. ПСТГУ , 2017
Какое положение занимали монахи-ксенокуриты в монастырях, когда появились, каково происхождение самого термина? Самые ранние упоминания термина относятся ко второй половине X в. Но хотя сам термин появляется достаточно поздно, первые сведения о настороженном, а иногда и прямо враждебном отношении к монахам, приходящим из другого монастыря, относятся еще к ранневизантийской эпохе. Однако проблема становится наиболее острой именно с X в., что может объясняться тем, что именно с этого времени число устав- ных документов, дошедших до нас, начинает резко возрастать. Отношения авторов типиков к ксенокуритам (сам термин авторы не всегда используют) можно разделить на три группы: нейтральное (разрешали принимать в монастырь), настороженное (разрешали принимать после испытательного срока) и враждебное (запрещали принимать). Ксенокурит, пришедший в другой монастырь без грамоты от игумена (а иногда и с ней), был подо- зрителен – такой переход мог быть свидетельством легкомысленного нрава, малодушия или же своеволия. Чужак не был знаком с обычаями монастыря, следовательно, отсюда могли проистекать нарушения их, влекущие за собой нестроения среди братьев. Если речь шла о постриженниках влиятельного в духовном плане настоятеля, то они могли считать себя осененными особой благодатью и действительно смотреть свысока на ксенокуритов. То же относится и к распоряжениям касательно возможности для ксенокурита стать игуменом. Итак, возможные причины неприятия чужака в качестве игумена: отсутствие достоверных сведений о его образе жизни; власть, перешедшая в руки лиц, не имеющих отношения к монастырю, потому что, будучи, возможно, ставленником влиятельных лиц, мог подвергнуть опасности положение монастыря как независимой структуры.
Studia Humanitatis, 2020
Статья посвящена мозаикам Александро-Невского собора в Варшаве, построенного в 1894-1912 гг. 16 великолепных мозаичных панно по эскизам Виктора Васнецова, Николая Кошелева, Николая Бруни, Андрея Рябушкина и Виктора Думитрашко составляло тщательно продуманную иконографическую программу, разработанную византинистом Николаем Покровским по заказу императора Николая II. После сноса собора часть мозаик была утрачена, а часть оказалась в разных местах (музеях, храмах и т.п.). Авторами статьи на основании сохранившихся фрагментов мозаичных композиции и архивных фотографий предпринята попытка восстановить и проанализировать данную иконографическую программу и определить ее идейное значение в контексте церковной политики последнего российского императора. This article is devoted to the mosaics of the Alexander Nevsky Cathedral built in Warsaw in 1894-1912. 16 magnificent mosaic panels based on sketches by Viktor Vasnetsov, Nikolai Koshelev, Nikolai Bruni, Andrey Ryabushkin and Viktor Dumitrashko constituted an elaborate iconographic programme developed by the byzantynist, professor Nikolai Pokrovsky, commissioned by the emperor Nicholas II. After the demolition of the cathedral, some of the mosaics were lost, and some were scattered in different places (in museums, churches, etc.). Based on the surviving fragments of mosaic compositions and archival photographs, the authors of the article attempt to restore and analyse this iconographic programme and indicate its ideological significance in the context of the Church policy of the last Russian emperor.
Journal of Visual Theology / Визуальная теология, 2020
The stone cathedral over the burial place of St. Sergius began to be built in the Trinity monastery near Moscow in 1422. St. Sergius’s relics at that time were placed nearby in a specially built wooden church. The builders from Pskov replaced the wooden church with a brick one in 1476. Now it is known as the Church of the Holy Spirit. It is considered to be the earliest of the known churches in which the bell tower is placed directly above the main volume. But there is an inexplicable moment: there are no stairs to go up in order to ring the bells the way it had being done in Russia and there are no devices to swing the bells by pulling the rope while staying on the ground, like it usually happened in the West. This article proposes a hypothesis that the combination of the church and the bell tower in one composition was not the main objective of the creators of this monument. Using the method of iconographic analysis, the author comes to the conclusion that in 1476, wishing to create the Church of the Sepulcher of St. Sergius, architects and their customers decided to symbolically reproduce the image of the Aedicule (‘small building’) of the Holy Sepulcher in Jerusalem. The cylinder (the drum) under the dome, which is based on six columns with the bells in the spaces between them, depicts the ciborium above the Aedicule. It covered the hole through which the Holy Fire descends on Holy Saturday. The western part of the Church, highlighted with a colored ceramic belt-balustrade, symbolized the chapel of the Angel. The decorative belt balusters (it is the image of the balustrade in principle), which replaced the usual columnar arcade on the facade, can be interpreted as the image of the crowning balustrade above the entrance. It disappeared after the rebuilding of the temple by the Franciscans led by Boniface of Ragusa in the middle of the 16th century but was recreated by the architect Calfas Komninos after the fire of 1808. Unusual “sagging” decorations of the apses may turn out to be the image of the light frame structures, which were built over the Coptic Chapel. This hypothesis, if it is confirmed, will raise a new important methodological problem for the researchers of Russian medieval architecture. Some familiar techniques may be insufficient when trying to decipher the images of Russian architecture. The habit of figuring out the “genealogy” of a monument, which is more justified in the West where architecture most often developed evolutionarily, is not always applicable in Russia. It was easier here for images which were not associated with a tradition of Classic Antiquity to appear referring directly to the sacred prototypes of the Holy Land and Sacred History. Церковь Сошествия Святого Духа на Апостолов в Троице-Сергиевой лавре считается первым из дошедших до нас архитектурных образцов, где в одном объёме соединены сам храм и колокольня. Однако давно отмечена та странность, что для звона «в языки» к рабочему месту звонаря не предусмотрена лестница, а раскачиванию колоколов с земли с помощью рычагов-очепов мешают габариты четверика. В данной статье предлагается гипотеза, что совмещение двух самостоятельных типов сакральных сооружений не было главной целью создателей этого памятника. Используя метод иконографического анализа, автор приходит к выводу, что заменяя в 1476–1477 гг. каменным храмом деревянный, в котором три года, пока строился существующий ныне Троицкий собор, находились мощи Преподобного Сергия Радонежского, зодчие и их заказчики обратились к образу того сооружения, где сохраняется ложе, на котором покоилось тело Спасителя, то есть к Кувуклии Храма Гроба Господня в Иерусалиме. В этом случае покоящийся на шести опорах барабан можно трактовать как изображение описанной ещё в XII веке игуменом Даниилом шестиколонной сени («теремца») над Гробом Господним, установленной над отверстием, через которое в Великую субботу нисходит Святой Огонь, а западный компартимент, выделенный цветом керамического пояса (в остальных частях покрытого белым ангобом), может быть условным воспроизведением придела Ангела. Иными словами, оказавшись перед задачей сохранять сакральную память того места, где когда-то лежали мощи Преподобного, создатели церкви обратились к главному иконографическому прототипу – иерусалимской святыне, символически воспроизведя те композиционные и декоративные особенности, что сохранялись до кардинальной реконструкции комплекса в 1555 году. При этом могут получить объяснение и некоторые другие особенности в декоративном оформлении памятника, не характерные в целом для русской архитектуры той эпохи. Так, балясины декоративного пояса (по существу – изображение перил), появившегося на фасаде взамен привычного аркатурно-колончатого, можно трактовать как воспроизведение венчающей прототип балюстрады, убранной, кстати, после францисканской перестройки середины XVI века, но стараниями архитектора Комниноса появившейся вновь после пожара 1808 года. Необычные же «провисающие» украшения апсид могут оказаться изображением лёгких каркасных конструкций, сооружавшихся над Приделом коптов. Вместе с тем археологические исследования подтверждают, что колокола над Духовской церковью в принципе были. Этот факт также не противоречит излагаемой здесь концепции, так как, согласно историческим документам, звуки из раструбов колоколов воспринимались как символы трубного гласа, как бы «прокладывающего путь» в Иной Мир, то есть в сознании людей той эпохи были в первую очередь связаны с «гробничной тематикой». Данная гипотеза, если она подтвердится, поставит исследователей русской допетровской архитектуры перед методологической проблемой иного порядка. Некоторые из ставших привычными подходов, заимствованных у западных коллег, могут оказаться недостаточными при попытках расшифровать образы некоторых произведений отечественного зодчества. Привычка выяснять «генеалогию» памятника, более оправданная на Западе, где архитектура чаще всего развивалась эволюционно, редко порывая с описанной ещё Витрувием логикой построения ордерных систем, не всегда применима в России, где какие-то типологии могли появиться буквально с нуля, точнее, как результат прямого обращения к сакральным прототипам Священной истории и Святой Земли.
Погребение патриарха Никона в Воскресенском Ново-Иерусалимском монастыре: исследования 2012 г.
Российская археология, No 4. 2013: 116-125., 2013
В статье публикуются материалы о погребении патриарха Никона. Этот легендарный деятель середины 17 века известен попыткой исправления богослужебных книг, вызвавшей церковный Раскол. Кроме того, ссора с царем Алексеем Михайловичем Романовым привела его к долгой ссылке и сделала в глазах многих русских людей мучеником. Никон много проектировал и строил монастырей, наиболее известный из которых – Воскресенский на реке Истра к юго-западу от Москвы. Монастырь получил название Новый Иерусалим. Он был задуман как точная топографическая копия Святой Земли, а его собор – одна из самых близких реплик храма Гроба Господня. Никон был погребен в особой гробнице, топографически совпадавшей с легендарным гробом Мелхиседека в Иерусалиме. В Православии для признания человека святым существенную роль играет возможность обретения его останков (relics), поэтому вскрытие гробницы Никона (вызванное технической необходимостью реставрации, которая ведется в монастыре) вызвало значительный интерес не только историков, но всех верующих. Погребение оказалось целиком уничтоженным в 1930-х годах атеистами. Однако археологическое обследование позволило решить многие спорные вопросы оформления гробницы. Так, доказано, что конструкция восходит, несмотря на ряд серьезных повреждений, к 1685 году, то есть является первоначальной. Что ее вид, также как многие детали погребения Никона в 1682 году, был оригинальным и не отвечал многим традиционным формам погребения и создания памятника. Важные сведения получены и для реконструкции общего облика надгробного сооружения: осмотрен саркофаг, ранее недоступный; установлен тип камня, из которого он сделан (анализы приведены в следующей специальной статье в том же номере); получены сведения о размещении двух эпитафий, написанных по приказу царя Федора Алексеевича специально для погребения Никона (это одни из первых примеров ранней русской силлабической поэзии).