Цвета в логическом пространстве Людвига Витгенштейна (original) (raw)
Related papers
В настоящем издании впервые публикуется полный русский перевод первой, дидактической части трактата И.В. Гёте "Учение о цвете", называемой также "Наброском учения о цвете", где великий немецкий поэт, мыслитель и естествоиспытатель излагает собственные представления о цветовых явлениях. Книга знакомит читателя с оригинальной цветовой теорией Гёте, кардинально расходящейся с ньютоновским пониманием природы цвета, и позволяющей связать науку о цвете с философией, математикой, физикой и живописью.
Князь Лев Витгенштейн (1799–1866) в свете своей коллекции живописи
Пытанні мастацтвазнаўства, этналогіі і фалькларыстыкі. – Вып. 25, 2018
Статья посвящена анализу мировоззрения, характера, религиозных взглядов и круга общения князя Льва Петровича Витгенштейна сквозь призму его коллекции живописи, собранной в 1830-е годы. Изучив жанрово-стилистическую структуру коллекции по инвентарю 1838 г., автор делает выводы о вкусах и предпочтениях коллекционера. Основу коллекции составили работы европейских и русских художников, которые жили и творили в Италии.
Исчезающий идеализм Витгенштейна
Horizon. Феноменологические исследования, 2022
В статье дается обзор нескольких известных попыток рассмотреть «Философские исследования» Людвига Витгенштейна в контексте трансцендентального идеализма. Основная цель этих попыток заключается в том, чтобы защитить позднюю философию Витгенштейна от релятивистской интерпретации таких понятий, как «языковые игры» и «формы жизни». Так, Бернард Уильямс, отмечая двусмысленность в использовании Витгенштейном местоимения «мы» в «Философских исследованиях», полагает, что это местоимение обладает трансцендентальным, а не эмпирическим характером. Иными словами, для того общего взгляда на мир, который воплощен в этом «мы», отсутствует какая-либо осмысленная альтернатива. Тем не менее главный недостаток этого подхода заключается в том, что Уильямс рассматривает такое «мы» во многом по аналогии с концептуальной схемой. Однако, как указывают многие авторы, данная идея не находит своего подтверждения в поздних работах Витгенштейна. Джонатан Лир в свою очередь предлагает рассматривать такое неэмпирическое «мы» как особого рода «настроенность», которая выступала бы в качестве аналога аналитического принципа апперцепции. Именно этот принцип придает осмысленное единство поведению человека и делает возможным его общение с другими людьми. Во многом следуя за Уильямсом и пытаясь исправить недостатки его позиции, Лир предлагает рассматривать двусмысленный статус «мы» в «Философских исследованиях» в качестве довода в пользу «исчезновения» тарнсцендентального «мы», а вместе с ним и угрозы релятивизма. Джон Макдауэлл, однако, в целом соглашаясь с необходимостью избавить философию Витгенштейна от релятивистских интерпретаций, критически оценивает идею использовать для этого трансцендентальный идеализм. Вместо этого Макдауэлл предлагает вернуться к гегелевскому тезису о безграничности концептуального, который делает ненужным обращение к трансцендентальному обоснованию гармонии между разумом и миром. Поэтому в статье также рассмотрены аргументы Макдауэлла против приписывания Витгенштейну каких-либо версий трансцендентального идеализма.
ПАРАДНЫЕ ПОРТРЕТЫ КН. ПЕТРА ЛЬВОВИЧА ВИТГЕНШТЕЙНА В КОНТЕКСТЕ ЕГО ИКОНОГРАФИИ
Весці Нацыянальнай акадэміі навук Беларусі. Серыя гуманітарных навук., 2021
Парадные портреты военных XIX столетия нечасто встретишь в белорусских музеях, большая часть из них погибла в вихре войн и революций ХХ века. Находка каждого такого произведения, пусть и за пределами нашей страны, представляет большой интерес. Статья посвящена изучению трёх парадных портретов крупнейшего помещика на территории Беларуси, генерала российской армии, князя Петра Львовича Витгенштейна, мать которого происходила из рода князей Радзивиллов. Все портреты находятся в Германии в частных собраниях и принадлежат потомкам сестры и брата князя, который являлся бездетным. Картины выявлены самим автором, ранее они не изучались. Самый ранний портрет датирован 1850-ми гг. и представляет князя в мундире младшего офицера конно-гвардейского полка. Имя автора портрета не известно, но существует копия кисти Й. Н. Бернгардта. Следующий портрет был написан неизвестным художником приблизительно в 1864 г. Наиболее поздний портрет представляет Петра Львовича в генеральском мундире, закончен автором-австрийским художником З. Л'Аллеманем в 1888 г. уже после смерти князя. В статье описываются портреты, анализируется история их создания в контексте биографии князя и его иконографии через призму российской и европейской традиции написания парадных портретов представителей власти.
Витгенштейн как литературный персонаж. Часть I
ВОПРОСЫ ФИЛОСОФИИ, 2021
В последнее время в сложных взаимоотношениях между двумя языковыми практиками - художественной литературой и философией - наметилась явная тенденция к сближению. Как философия, со своей стороны, все чаще обращается к интерпретации знаковых текстов изящной словесности, так и литература отвечает на вызовы современной мысли. В фокус внимания статьи попадает творческое наследие и персона главного инициатора «лингвистического поворота» Людвига Витгенштейна, которые рассматриваются с позиции не философской, а литературной рецепции. Искусство слова, получившее в ХХ в. мощный энергетический заряд именно благодаря выдвижению на передний план самой вербальности произведения, не могло обойти молчанием философа, который проблематизировал языковую деятельность в качестве одного из основополагающих факторов осмысления мира. Такие разные авторы, как Терри Иглтон, Брюс Даффи, Винфрид Г. Зебальд, Умберто Эко, Эдгар Л. Доктороу, Аркадий Драгомощенко, прямо или косвенно вывели в своих произведениях персонажа, чье сходство с Витгенштейном не вызывает сомнений. Совмещение их разноплановых ви́дений создает в результате достаточно цельный образ австрийского аналитика, что представляет собой достойную альтернативу философским подходам. Фиктивное пространство литературы позволяет показать то, что философия не может проговорить в силу дисциплинарной приверженности дискурсивным законам и необходимости придерживаться фактического положения дел, подтверждая тем самым идею раннего Витгенштейна о различении двух языковых функций - говорения и показывания.
Витгенштейн как литературный персонаж. Часть II
ВОПРОСЫ ФИЛОСОФИИ, 2022
Вторая статья продолжает знакомить с образом Витгенштейна на страницах художественных произведений. Ключевой тезис предпринятого исследования, согласно которому имагинальная стратегия мировой литературы дополняет новыми смыслами строго рациональное понимание трудов и личности философа, демонстрируется на материале сочинений разных авторов. Весьма необычными оказываются те ракурсы, в которых писателям открываются новаторские идеи Витгенштейна. В частности, Персиваль Эверетт, обыгрывая в ироничном стиле содержание и структуру «Логико-философского трактата», сумел распространить раннюю языковую концепцию мыслителя непосредственно на сферу самой литературы. Энрике Вила-Матас, исследующий феномен молчания в творческой среде, выявляет этический парадокс между теорией и практикой Витгенштейна. В романе Киарана Карсона и текстах Томаса Бернхарда нестандартное объяснение получают своенравные поступки философа, эксцентричные черты его характера и скрытые мотивы поведения, способствовавшие складыванию вокруг его персоны культа легендарного человека. Словесному искусству удается таким образом создать многогранный портрет, в котором мысль философа становится продолжением его незаурядной индивидуальности.
Лукас ван Лейден, Й. Хёйзинга и пространство игры
Нидерландского художника начала ХАГ в. Лукаса ван Лейдена и нидерландского теоретика культуры ХХ в. Йохана Хёйзингу связывает не только Лейден, где Лукас родился и провел почти всю жизнь, а Хёйзинга был профессором университета, но и интерес к игре. Теоретическому рассмотрению игры Хёйзинга посвятил труд “Homo Ludens”, до сих пор остающийся наиболее фундаментальным в этой области, а Лукас изобразил игру в нескольких своих произведениях. В статье предпринимается семантический анализ картины Лукаса «Игра в шахматы» (при сопоставительных параллелях с другими «игровыми» произведениями) и критическое прочтение ключевых пассажей книги Хёйзинги. Картина «Игра в шахматы» рассматривается с учетом предположения о наличии в ней матримониально ориентированного метанарратива, а за соотнесением художественного нарратива (сюжет картины) и метанарратива (ее предполагаемое содержание) усматривается некий супернарратив, который позволяет разглядеть в картине Лукаса определенную «концептуализацию» феномена игры, представляющую интерес в свете характеристик игры, предложенных Хёйзингой, и введенного им понятия «игрового элемента культуры». Хёйзинге принадлежит важное положение о том, что игра выполняет в культуре нормативную функцию. Но поскольку такую функцию в культуре выполняет не только игра, необходима спецификация этой функции в рамках игры, причем эта спецификация была бы тем более точна, чем более тонко дифференцировались разновидности игры, посредством которых нормативная функция осуществляется по-разному. Речь идет о таких разновидностях игры, как игра-воображение игра-представление, игра-состязание, игра-церемония, игра-испытание, игра-тренинг и т. д. Наряду с этим необходимо различение игры как социокультурного феномена и социокультурных феноменов, содержащих игровой элемент. В основу такого различения могут быть положены именно те характеристики игры, которые выделяет Хёйзинга, и анализ степени их актуальности для игровых элементов культуры.