Мороз А.Б. Квазисвятые в традиционной культуре // Мудрость – праведность – святость в славянской и еврейской культурной традиции. М., 2011. (original) (raw)
Related papers
Книги в системе ценностей в бытовой культуре мусульман и христиан Софии в XVIII в., 2019
Инстанцией, решавшей любые правовые конфликты в Османской империи, являлись шариатские суды под руководством кадисудьи. Полномочия османских кадиев по сравнению с другими мусульманскими странами во многом выходили за рамки классической компетенции этого институтаони имели широкий круг обязанностей в области светского права и гражданской администрации, что делало кадийский суд одним из основных органов проведения политики султана в провинциях. Неким аналогом кади в христианских общинах был приходской священник, являвшийся главой общины и представителем ее интересов перед лицом местных властей. Как и в случае кади, в его обязанности входило заверение завещаний, торговых сделок и договоров. Таким образом, священники оказывались для христиан той судебной инстанцией, которая могла сводить к минимуму вмешательство османских властей во внутренние дела и в повседневную жизнь христианских общин. Вопросы семейного, договорного и наследственного права он решал без вмешательства османской администрации на основе положений канонического церковного и традиционного обычного права (Макарова 2005: 27-29). В то же время изучение документов, в частности протоколов по таким, на первый взгляд, внутрисемейным делам, как распределение наследств, показывает, что христиане нередко предпочитали обращаться именно в кадийский суд. * Исследование подготовлено в рамках гранта РФФИ № 18-512-76003 «Лингвистическая и этнокультурная динамика традиционных и нетрадиционных ценностей в славянском мире» в рамках Программы ERA.Net.RUSCall 2018 (проект #472-LED-SW).
Аннотация: Как литература обращается с еврейской традицией после долгого периода ассимиляции, Холокоста и официального (полу)запрета на еврейство при коммунизме? Процесс ≪переизобретения традиции≫ начинается в среде позднесоветского еврейского андерграунда 1960–1970-х годов и продолжается, как показывает проза 2000–2010-х, до настоящего момента. Он объясняется тем фактом, что еврейская литература создается для читателя ≪постгуманной≫ эпохи, когда знание о еврействе и иудаизме передается и принимается уже не от живых носителей традиции, но из книг, картин, фильмов, музеев и популярной культуры. Такое ≪постисторическое≫ знание, однако — результат не только политических катастроф, официального забвения и диктатуры, но и секуляризации, культурного ресайклинга традиций, свойственного эпохе (пост)модерна. Оно соединяет реконструкцию с мифотворчеством, культурный перевод с практиками создания вторичного — культурно опосредованного — коллективного ≪воспоминания≫, ученый комментарий с фольклоризацией. Помещая русско-еврейскую литературу в общие макрокультурные рамки эпохи, автор обращается к теории гуманитарной мысли последних десятилетий: культурной семиотике Юрия Лотмана и Бориса Успенского, работам о мифе Мирчи Элиаде, геопоэтике Кеннета Уайта, теориям культурной памяти Алейды и Яна Ассманов, постпамяти Марианны Хирш, постколониальным и постимперским исследованиям, а также наследию постструктурализма. https://www.nlobooks.ru/books/nauchnaya\_biblioteka/23511/