Тихонов В.В. Генерал-майор Л.М. Доватор: реальный образ и миф в пропаганде и исторической памяти // Историческая и социально-образовательная мысль. 2023. № 1 (15). (original) (raw)
Related papers
2024
Tarasov K.A. ‘The Ghost of a General on a White Horse: The Political Use of the Image and the Anticipation of the Russian Civil War in 1917’, Modern History of Russia, vol.14, no.3, 2024, pp.558-571. Abstract: The article examines the usage of the term “general on a white horse” in the political language of the Russian Revolution. Its meaning was influenced by Christian motifs, popular culture, ceremonies of the Tsarist era, and visual images of Napoleon Bonaparte. The image of the “general on a white horse” emerged in public speeches and the press after the revolution and became associated with authoritarianism, mass repression, and a possible return to the Tsarist era. Unlike the images of Napoleon prevalent in the press, the general on a white horse carried exclusively negative connotations. Revisiting this image during political crises, various political forces made it a symbol of a potential dictator’s rise and the demise of democratic freedoms. The image was used to influence the government, unite political parties and society, as well as to accuse and immobilize opponents. Although different individuals such as A.F.Kerensky, L.G.Kornilov, and A.M.Kaledin were referred to as the “general on a white horse” at different times, the image represented a warning of a potential threat rather than a specific associated person. It is important to note that as early as 1917, a shorter form of the expression, “white general”, began to be used by various actors. In this sense, it referred to the potential arrival of a dictator, and during the Russian Civil War, it became a common term for anti-Bolshevik figures such as L.G.Kornilov, A.I.Denikin, P.N.Wrangel, and others. The usage of the image of the general on a white horse / white general in 1917 became part of the cultural preparation for the Civil War. It came to embody absolute evil and existential threat.
В статье проанализирован мемориальный культ лейтенанта П.П. Шмидта. Как руководитель восстания матросов Черноморского флота в ноябре 1905 г., который был расстрелян по приговору суда, он по-разному оценивался и воспринимался в дореволюционном, советском и современном российском обществе. Мемориальный культ Шмидта создавался прежде всего средствами научно-популярной и художественной литературы, а также игрового и документального кино. Решающим фактором формирования его мемориального культа была историческая политика государственной власти. Авторы статьи выделяют три этапа конструирования и трансформации образа Шмидта в коллективной памяти жителей Российской империи – Советской России – СССР – Российской Федерации. Первый этап (1906 – 1917 гг.) – время появления разных оценок Шмидта и его действий: осуждающих, которые исходили от самодержавной власти, и одобрительных, которых исходили из революционной и оппозиционной среды. Второй этап (1917 – начало 1990-х гг.) – время доминирования исключительно положительных характеристик Шмидта как «пламенного революционера» из числа интеллигенции. После падения самодержавия образ Шмидта был превращен в образ одного из героев народной революции и «жертв царизма». В период культа личности И.В.Сталина господствовал взгляд на Шмидта как на революционного вождя, который вел за собой матросские массы. В послесталинский период стали преобладать трактовки Шмидта как одного из руководителей революционного движения матросов, при этом его образ приобрел более человечные и романтические черты. Третий этап (с начала 1990-х гг. – до начала 2000-х гг.) – время сосуществования разнородных мнений о Шмидте в условиях плюрализма трактовок и оценок.
А.М. Девиер как первый генерал-полицмейстер Санкт-Петербурга (историографический аспект)
История России с древнейших времен до XXI века: проблемы, дискуссии, новые взгляды: сборник статей участников Международной научно-практической школы-конференции молодых ученых (8–9 октября 2019 г.). М.: Институт российской истории РАН, 2019. С. 34–40., 2019
Данное исследование представляет собой обзор историографии, посвященной государственной деятельности первого генерал-полицмейстера Санкт-Петербурга А.М. Девиера, а также его формальным и неформальным отношениям с представителями петровской элиты. В результате автор приходит к выводу о необходимости пересмотра некоторых аспектов деятельности Девиера, проверки «белых пятен» на основе нового источникового материала.
Вестник архивиста, 2017
Интерес к художественному кинематографу как историческому источнику в профессиональном сообществе историков стабильно растет. Обладая способностью отражения реальности через конструируемые образы, кинематограф способен дать достоверную информацию не только о фактах сознания и поведения, но и о событиях прошлого, правда в преобразованном виде, через призму представлений авторов кинопроизведения. Можно говорить о разных способах отражения реальности, свойственных кинематографу – документальном, реалистичном, фантазийном, романтическом и проч. Среди них особое место занимает мифологический способ отражения, который часто бывает связан с реализацией задач пропаганды и конструирования исторической памяти. Такие функции, в частности, выполнял кинематограф в раннесоветском обществе, когда на него были возложены задачи агитации и пропаганды новых социалистических ценностей и коммунистического воспитания. В данной статье рассматривается роль советского кинематографа в конструировании советского исторического мифа, в том числе революционного мифа «сотворения». Он составляет сердцевину мифологического цикла, включающего не только космогонические представления, но и этиологические (миф преображения); эсхатологические (миф о конце света); миф о золотом веке. В совокупности они формируют мифологическую картину прошлого, настоящего и будущего. На основе жанрово-тематического анализа фильмографии 1917–1953 гг. были выделены основные этапы конструирования советского исторического мифа, его образная структура, а также трансформация образов под влиянием политико-идеологических процессов в советском обществе. В качестве исторического источника рассматривается массив художественных фильмов историко-революционного жанра, снятых в СССР в 1917–1953 гг. В общей сложности было проанализировано около 100 фильмов, из которых 18 фильмов было посвящено событиям 1917 года. Автором выделены наиболее значимые произведения, определившие визуальный образный ряд и интерпретационные подходы к характеристике событий Октября 1917 года. Ключевые слова: художественный кинематограф, исторический миф, революционный миф, этапы формирования, структура и образы исторического мифа.
Из забытых мемуаров. П. Матвеев о Ф. Достоевском, Н. Страхове, Л. Толстом
Неизвестный Достоевский, 2016
ИЗ ЗАБЫТЫХ МЕМУАРОВ П. Матвеев о Ф. Достоевском, Н. Страхове, Л. Толстом * Аннотация. Паломничества Л. Толстого и Ф. Достоевского в Оптину Пустынь давно стали литературным фактом, который отразился в воспоминаниях, слухах, сплетнях. Широкое распространение получили мистифицированные мемуары Д. Стахеева, который не был в Оптиной Пустыни, но пересказал чужие слухи и сплетни-главным образом то, что слышал от Н. Страхова. Забытыми оказались воспоминания П. Матвеева, который входил в окружение Н. Страхова, общался с Ф. Достоевским, Л. Толстым, К. Леонтьевым, оптинскими монахами, государственными и общественными деятелями. Они отсутствуют в обзорах, сводах мемуарных источников и критической литературе о Достоевском. Павел Александрович Матвеев подверг критике вымыслы и сплетни в псевдомемуарах Д. И. Стахеева, который вопреки фактам представил в своем изложении оптинских бесед «молчуном» не Страхова, а Толстого, спорщиком не Вл. Соловьева, а Достоевского. Матвеев не только исправил искажения, но и рассказал, что говорили о Толстом, Достоевском и их спутниках оптинские насельники, уточнил роль и значение К. Леонтьева в монастырском послушании. В статье проанализированы литературные и биографические обстоятельства смерти Н. Страхова. Они подтвердили опасения старца Амвросия; их отчасти угадал в литературной шутке Д. Стахеев, который описал смерть «литературного Страхова» в повести «Пустынножитель» (1890) за шесть лет до кончины прототипа и своего соседа по квартире (1896). Уточнены обстоятельства паломничества Достоевского, который приезжал в Оптину Пустынь, чтобы пережить горе-смерть и сороковины младшего сына Алеши, подготовиться к воплощению идеи будущего романапредставить Церковь как положительный общественный идеал, творчески приготовиться к воскрешению умершего сына в главном герое романа-в раннем человеколюбце Алексее Федоровиче Карамазове. Мемуарные свидетельства Матвеева помогают понять значение оптинских бесед в судьбах русских гениев и их спутников.