- (original) (raw)

В берлинской среде русской эмиграции самой последней волны (бегущие из путинской России) принято сейчас ещё выпивать в стиле "винишко" - лёгкие посиделки, на которых алкоголь присутствует в минимальных количествах. В молодой среде эмиграции предыдущей волны (последние переселенцы с немецкими корнями и "самостоятельные переселенцы", года с 2003-го которые стали переезжать) или совсем не пьют, ведут совсем здоровый образ жизни, или же пьют уже капитально, до чертей, беготни за второй и за третьей, за пятой и десятой по ночам, а то вообще бухают стопками амфетамин в настое каннабиса, но стиля "винишко" уже нет. Он в Берлине для конфетно-букетного времени эмиграции. По приезду. За знакомство.

В Лейпциге не так. Совсем нет мрачного бухалова ни в какой среде, тем более напитков вроде упомянутого амфетаминового коктейля "сыворотки правды", и вообще русские подтянуты, все ходят на психотерапию и в спортзал, охотно упоминают в разговоре о том, что работают, не преминут также и упомянуть посещение последних культурных мероприятий неподалёку или вообще в Маастрихте каком-нибудь. Полное отсутствие русских в трениках с вытянутыми коленками, но заметно их виртуальное присутствие - и русские старой эмиграции и новой волны отстраивают свою идентичность, отпрыгивая и оттанцовывая от этого мрачного клише. В общем, в русских Лейпцига чувствуется выучка, вышколенность, интеграция в отличие от русских Берлина. Мне даже жаль лейпцигских русских. С другой стороны, может быть, это и правда интересно, все эти спортзалы, выставки в Маастрихте, психотерапия и интеграция.

Точно одно: чем меньше город, тем тише и тем менее охотно русские говорят на русском языке, тем меньше алкоголя, но тем больше среди нас спорта, психотерапии, выставок, трудоустроенности. И это закономерность не последних лет, с февраля 2022, а так было здесь всегда. Не забалуешь в Ляйпциге и подобных городках и городах настоящей Германии.

Мне на смерть в Венеции после того, что я видел только что в Лейпциге, где гощу на похоронах, как-то стало поровну. Вчера только похоронили одного знатного философского деда, а сегодня он в виде карпа сам из пруда залез в сачок к ужину. Огромный старый карп в частном семейном садовом пруду, устроенном ещё в жирные шестидесятые немецкие годы. Я чуть сам в этот пруд не упал, когда увидел, как покойник подплыл к поставленному сачку, почесался об него как свинья о дверной косяк, потом повалился набок, как-то пафосно, как на лекциях в последние годы он запрокинул голову как-то назад и помог себе плавниками лечь в сачок поудобнее так, чтобы его аккуратно достали запекать на костре к ужину. Пиздос!

Но это ещё не всё о смерти в Лейпциге в эту осень. Вчера вечером меня послали поставить серебряное большое блюдо к вечеру ближе в заросли винограда на приступочку у скамейки, а через час попросили сходить забрать блюдо уже с улитками. Я не верил, что Г.-Х. Андерсен написал свою сказку об улитках так реалистично, но это так и есть: улитки, самые большие и старые, наползли на вечернее серебряное красивое блюдо и мне только и осталось, что донести их до кухни вчера, где их и отварили на ужин.

Всего час езды от Берлина, но бог мой, какая всегда сказка это гостевание в Лейпциге, благословенное место. Что за прелесть эти улитки, эти виноградные и розовые заросли. Неделю я ещё здесь буду гостевать, потому как похороны сменятся свадьбой, а за ней в воскресенье ещё и юбилей.

В прошлом году в феврале в Киеве, готовясь к войне, я от нечего делать, в преддверии новоселья, в ожидании контейнера с домашней мебелью, а вообще же от восторга перед продуктовым изобилием Киева в сравнении с Берлином я с неистовой скоростью и силой закупался разнообразными вкусностями долгого хранения, а также разными домашними хозяйственными штуками.

Теперь всё это добро регулярно с моим другом каждые два - три месяца с его побывками дома прибывает и прибывает в Берлин (контейнер с мебелью и т.п., проболтавшись с год где-то между Киевом и Берлином, прибыл обратно аккурат на прошлое Рождество).

Вчера прибыли разные чаи, мной запасённые, желе в порошках (они оказались в Киеве совершенно натурального состава), изумительные льняные шторы с синим кантом старинного строгого советского стиля торжественной свежести в основательном жилье какого-нибудь молодого главного инженера новой ГЭС в новой квартире в центре города с толстенными стенами, с высоченными потолками и огроменными окнами с деревянными тонкими рейками рам. Я ещё и другие отрезы ткани покупал, припасал, но это позже прибудет, уже в декабре.

Само собой, опять несколько разновидностей ряженки, снова "Киевский торт" (ем в одиночку, так как никто не может вынести этой сласти, масляности этих роз, густоты пропитки нижнего коржа сиропами и т.п., непонятный твёрдый слой безе, а меня всё это с первого куска отправляет в детство, как Прусту с его зацитированными насмерть мадленками и не снилось).

И венец венцов, награда всех наград - прибыли и гуси. Диванные подушки. В детстве тоже были такие гуси, один серый, другой белый (впрочем, тоже всегда серый). Серого мы с сестрой любили особенно, а потому никогда не могли поделить его, чей он, серая шейка. Так и оторвали ему голову, когда делили в очередной раз его. А потом мама пришила ему голову и всегда выдавала нам, приносила с работы, витаминки, шприцы, капельницы, чтобы мы его лечили.

Мы с сестрой и друзьями накалывали Серого витаминками до такой степени и так основательно ставили ему капельницы, что его совсем скоро после пришития головы пришлось выбросить - родители признали обколотого медикаментами гуся неизлечимо опасным. От игр с ним мы чесались, кашляли, я задыхался - с гуся постоянно стекала адская смесь медикаментов, цвет его был просто трупным, пятна были шокирующи и вызывали сильнейший диатез.

Но эти гуси совершенно белые, и тем мне и приятны. Ещё внутри них есть потайные карманы, я там нашёл весь комплект копий документов, который предполагал то ли оставлять дома, а брать в бомбоубежище оригиналы, то ли наоборот, я уже не помню. Помню, что мне представлялось совершенно нормальным в начале февраля 2022 года ходить в бомбоубежище со своим гусём-подушкой.

Чаще всего визуализация усиливается при истощении символического, по-моему. Например, покойники и похороны в моём советском детстве: помню эти чужие, мне незнакомые лица в гробах, их контуры, придуманные мной им выражения (чаще всего надменное осуждение, а также то какая-то мелочность, а то благодушие и расслабление) - они были мне визуальны потому, что я не знал этих людей.

То ли дело похороны в студенческие годы, когда умирали любимые преподаватели-старики - я не помню их лиц, их гробов, их визуалки потому, что они мне были близки, живы, ясно представимы в историях, в спорах, в живости, в повествовательности (а ещё потому, конечно, никакой визуалки я не помню с тех похорон, что бухали мы на похоронах любимых преподов так, что меня только выносили, например, потом, на руках из столовой, правда, такое я себе позволял только если был любимым учеником умершего / умершей).

А вот нелюбимых преподов, на похоронах которых довелось побывать, я помню именно уже как покойников, так и остались в памяти как визуалка гробовая, а некоторые, стыдно сказать, запомнились и совсем в своих портретах с могильного камня (часто как аспиранту каф. философии мне приходилось организовывать венки, памятник, фотографию и т.п. для этих странных и совсем мне неизвестных стариков-коммунистов, молчаливых, незаметных и непонятных, как оказывалось известно на похоронах, профессоров и деятелей городской культуры и строительства, и ничем они мне, кроме своих надгробий и фотографий в рамках, которые я сканировал, разбирал, не запомнились).

Вот и немцы мне тоже, как и в детстве, запоминаются как умершие визуально, хотя умершего немца и можно увидеть только ближейшему кругу лиц, так как здесь не принято хоронить в открытом гробу, как я понял, а тем более нет этих изумительной чувственной силы медленных уличных шествий с оркестром и открытым гробом, каковые ярко помнятся мной с детства и вообще из России, выражая эту тамошнюю чудесную, сильнейшую, глубокую и открытую скуку, тоску, которая составляла большую часть моей жизни там.

В Германии тоже есть у меня эта естественная, богатая, роскошная, только в детстве её себе, наверное, вполне можно позволить, скука, но всё же её меньше и она без нездоровых примесей диссоциации и лишений, но если похороны, даже из близкого круга, то у меня острейшие именно визуальные впечатления, сосущая фиксация на контуре лица покойника, какое-то неотрывное считывание тонких различий живого и мёртвого лица, которое возникает именно, я заметил, при недостаточности символического наполнения жизни.

А с немцами у меня всё же некоторый символический диссонанс - например, я плохо их телесно считываю, я не всегда понимаю оттенки телесности, ситуативность и что за чем следует сказать или сделать. Потому я всё ещё наблюдаю немцев, а в гробу тело немца мне постоянно не до конца читается как живое, не до конца как мёртвое в отличие от абсолютности русского покойника из детства, предельного в своей визуальности, тоске, скуке.

Столько парубков и хлопцев в Берлине, поразительно. Здоровые, деятельные. Патриоты Украины, сторонники России, коллаборационисты - все вместе часто в одних и тех же местах, сообществах, помещениях на первичном поселении. Сожительствуют мирно, но на публику и в интернетах охотно ссорятся, красиво часто в пух и прах, тем не менее оставаясь в реальности в приятельских отношениях.

Почти все, за исключением стабильно помалкивающих единичных (тёмных) личностей при этом клевещут на СБУ: дали взятку и так выехали за пределы страны.

Некоторые выехали через Россию - вот они, кстати, и помалкивают стабильно о том, что через Россию выехали, став этими самыми личностями, названными сейчас мной тёмными - как правило, это временное потемнение личности, потемнение, пока они не допетрили здесь свою легенду, то, что нужно рассказывать окружению (чиновников не интересует, как украинские мужчины здесь оказались, они все украинские беженцы, даже если у них второе гражданство - российское, и рассказывать ничего не нужно).

Поразительно то, что некоторые ездят через границу сюда как по абонементу. Туда и сюда. Один парень как ездил последние десять с чем-то лет сюда на заработки (ублажает своим большим и вечно стоячим инструментом местных стариков, тиранит, горячит им их вялую плоть в свободные проходы, заводит своим дрыном их вставшую перистальтику) с западной Украины, так и ездит (я о нём немало восторженно писал раньше, как он браво содержит на эти заработки две семьи на родине и ещё преподаёт при этом вдохновенно историю искусства в вузе, имеет учёную степень - кстати, нормалды, что НА родине, но В Украине? - он у меня всегда снимал то квартиру как рабочее помещение на время заработков, то комнату, чтобы чтобы спокойно отдыхать от заработков), правда, пореже, но и цены у нас на досуг ох как подскочили во время и после ковида!

Сижу в гостях. Прошёлся в соседнюю комнату, где книги. С порога понял, что нарушил чью-то жизнь: собака что-то быстро спрятала в рот и села на попу под стол на пол, уставившись на меня (мы ещё не знакомы, она даже не встречала гостей, так была увлечена чем-то этим вот в библиотеке, что спрятала в рот). А во рту что-то.

Мы посмотрели друг на друга и я уступил ей проход из комнаты и она поспешая, молча вышла, пройдя озабоченно мимо меня и не посмотрев на меня больше. С этим с чем-то, спрятанным во рту, смешно, потому что это было явно что-то большое, рот едва закрывался.

А потом и я пошёл встречать следующих гостей (я пришёл первым и потому теперь тоже встречаю всех). И собака тоже вышла, но уже без этого чего-то во рту и обнюхала и меня, стала знакомиться, подластилась и сделала вид, что только что увидела меня.

А собака эта необычная, её спасли пять лет назад, выкупили живьём из столовой в южном Китае, таких пушистых толстиков с хвостом-колечком там жарят, при клиенте свежуя direkt по заказу гостей едальни, которые указывают на понравившихся собак как на рыб в аквариуме показывают гости, пришедшие отобедать в Европе, например.

Расскажу о псине позже, даже с фотками, удивительное лицо у неё, конечно. Вроде и китайское по мимике, но глаза и весь "обиход" собаки очень местный, европейский, что ли. Как и эта встреча в библиотеке с ней.

Фамилии у немцев часто так же специфически унылы, как и русские. А вот названия трав, цветов поразительно милы. Двое моих берлинских друзей с фамилиями более похожими на имена трав, чем на типовые немецкие фамилии (который постарше - Ослиные уши, а который помладше - Ослиный хвост в переводе; не надо смеяться, они не искали друг друга, но встретились случайно и сошлись) снова на коне этим летом:

город дал денег на открытие биомагазина диких трав в маленькой комнатушечке на углу одного дома неподалёку от моего в Шёнеберге. Последний раз город давал денег этой паре на лавку бионапитков, но в Нойкёльне. Тоже тогда комнатушечка была у них, восемь лет назад, тоже на углу моего дома, там, в Нойкёльне, когда я жил там на Аэровокзальной.

Когда город даёт денег на малый бизнес, это прекрасно: можно парить ласты примерно полгода сидеть у дверей своей лавки / центра / магазинчика / кулинарии и так далее, если организуешь что-то такое милое, топовое, молодёжно-модерновое, истинно берлинское по духу. И неважно, что никаким покупателям ваша новомодная булочная ещё одна среди тысяч подобных не нужна. Главное в Берлине: поддержка мульти-культиевости, молодёжности, новых начинаний, грамотные бизнес-планы и чтобы народ не сидел тупо в статистике по безработице, а проявлял вот такую живую инициативу, как мои друзья

(кстати, они сначала хотели, когда стало можно жениться парням друг на друге открыто, взять фамилию Ослиные Уши, но тупо вписали в паспорта себе как новые фамилии Партнер Айнс и младшенький себя наименовал в новом паспорте Partner Zwei - идиоты, конечно же, но кто нет по младости лет в 2012 году? но вот уже в 2021 они пошли вместе с нами (со мной, то есть, и с моим мужем, мы и тогда, в 2012 году, вместе женились все, точнее, заключали партнёрство) в горисполком снова, когда стало можно уже не гражданское партнёрство заключать, но нормальный настоящий Брак, то мои друзья вернули себе свои волшебные фамилии каждый свою, хотя, конечно, это было убойно, остоебически всегда прекрасно, что у них в паспортах было записано: Партнёр Один и Партнёр Второй).

Так вот, они растят по всяким друзьям на балконах и на огородцах в городе всякий цикорий и прочую балконную, кухонную зелень, и потом продают её в магазинчике. Совсем понемногу. Я тоже им ращу у себя на балконе - цикорий и базилик. Но большую часть времени они сидят в магазинчике и красиво ведут бухучёт и заполняют комнатушечку всякими красивыми постерами трав, стихами в рамочках каллиграфично написанными и так далее.

Зачем я это рассказал? Не знаю даже. Красиво просто как-то сложилось, что мне опять перепадает смешно по десять евро за принесённую им зелень. Красиво совпадение природы их фамилий с природой их лавочки (фамилии парней на травный, а не на человечий лад). И то, что сегодня погода наконец-то меняется ощутимо на лето, на жару после недели холодного ветра. Парни эти мои тоже красивые, и очень, но жизнь так устроена, что нельзя фотки людей безобидно выкладывать в эфир в интернете.

Берлинцы - люди-полиматы, люди эпохи Возрождения, то есть, эрудиты и знают много разного, кажется, бессвязного. Это у нас всё от бестревожной бедности, такая атмосфера интересности: если человеку гарантировать отличное здравоохранение при том, что он даже не работает, гарантировать жильё, чистую еду, воду, воздух, безопасность, при этом оплата труда остаётся низкой, как это и есть в Берлине, а работа на срок и чаще всего скучная, бессмысленная - тогда люди работать бросают и переходят к тому, что начинают сами что-то производить и чинить, вникают во всё, в самые разные циклы появления вещей.

Таковы берлинцы. Велосипедные мануфактуры, рукоделие, самодельное виноделие, пивоварение, траволечение, сами себе что-то постоянно шьют, переделывают, экспериментируют с кухней все, уровни от мрачной кустарщины до вполне себе искусства. Например, я вот взял домой чайный гриб.

Меня сразу стали учить и кефир из него делать, а также знакомые всякие пишут советы весенних уже почему-то и не связанных с грибом варений, консервов, сезонной еды с полей. Сразу потекло общение. Сразу снова я поразился, как люди могут быть самостоятельны, как это не так за Берлином, и даже селяне покупают настой чайного гриба под названием комбуча и не очень понимают, как он получается.

Зато у нас треть города официально безработные, шестая часть из них потомственно безработные, и все довольны, все всё знают, как из чего что получается и как избежать покупки.

С другой стороны, берлинцы ужасно мелочные, жадные что касается денег - деньги получать они не любят, не любят с ними и расставаться, если уж получили их. За копейку удавятся часто, могут писать стихи, романы, делиться в сети и на чтениях тоннами своего свободного времени, но никогда не забудут ни цента, ни евро кто сколько на какой пьянке заплатил.

Впрочем, это странное отношение к деньгам мне известно ещё по российской богэме - денег там мало и все душой друг к другу на распашку, но никогда что касаемо денежек. Денежки любят счёт у тех, у кого их нет и кто их не любит. Лучше всего, вернее, цепко, памятливо и некрасиво, их считали всегда на моей памяти представители творческих профессий.

То есть, берлинцы - это такие широкой души жопистые универсалисты, леонарды-да-винчи с постоянной трясучкой о незакрытых счетах, искушении открыть кредитку.

Сегодня солнечный, ветреный и холодный день прям с самого утра. И понедельнично суетный, хотя сегодня я с утра дома, но я так любил понедельники и особенно утра понедельников именно за то, что все куда-то из этого большого дома, все соседи я имею ввиду, куда-то уходят и, в отличие от выходных, прямо с утра понедельника тишина заветная, идеальная, прямо с раннего утра.

Нет, сегодня не так: ветер такой, что дом подкачивает (я живу под крышей, дальше только чердачный этаж), шумит листва так, что слышно и через закрытые окна. Стены гудят, подвывают, у кого-то на балконе то бутылки упадут и покатятся, то пустые горшки.

А соседи сверху вдруг тоже остались дома. И решили заняться уборкой. Открыв все окна и двери, выставляют в окна и на балкон сушиться перины, какие-то матрасы, что-то вроде понёв (что это, я не знаю, но это какие-то сверху свисающие ремки), раскладушек, ковриков. Ну верно: ветер всё выдует, не надо раздражать никого тем, что ты трясёшь с балкона на соседей снизу.

Всё бы ещё ничего, но все двери у соседей тявкают, скрипят, стонут их крышные косые стены, сами они стучат по полу явно голыми худыми пятками. Впрочем, это кто-то один, вернее, одна, но её присутствия очень много в её пробежках, активности, хлопаньи дверями. Кажется, что вот она и устроила своим движением из угла в угол эту качку, эту расхлябанность всему дому. Она ещё явно и в наушниках, иногда она ритмично припевает что-то, вроде аааааа обезьяны кашалоты аааааа все фашисты идиоты ааааааа и ааааааааааа. Чаще всего только Аааааааааа.

И такое целый день. Но я в середине дня нашёл на неё управу - как раз пригодились маленькие полуторакилограммовые обильные бруски-колонки, которые разложены у меня по всему дому, похрюкивают и трясутся как маленькие плотные свинки, когда тихо играет в них что-то ритмичное.

Они срастаются в сообщество, тем сплочённее, чем больше их покупаешь одну к одной. Маленькие такие хрюшки-трясундели, по торцам у них мягчайшие пластиковые мембраны, которые очень больно могут бить по пальцам, если попытаться их потрогать. А так колонки эти очень приятные своей тяжестью, своей клонированной сплочённостью и полным звуком.

Например, две из них я всегда беру в кровать вечером, они часто скатываются ко мне в подмышки как две морские свинки или кошки, если я засыпаю. Обычно я слушаю дождь. Без грозы, без шкворчания, чтобы не напоминало жареную картошку, но сильный.

Сегодня, чтобы не слушать эти безумные Ааааааа женщины в наушниках сверху, бегающей по своему дому как по утопающему кораблю - какова же эта гиперактивность, с которой её мотыляло часами по всей квартире, по моему потолку, притом с раннего утра - я включил дождь снова.

Оказалось, что эта сильная шелестящая стена отлично гасит любые звуки, любое Ааааааааа-обезьяны-идиоты, ооооо-и-пушистый-попугай. Даже если негромко пускать дождь по колонкам. И шторы все задёрнул, полумрак такой образовался вьетнамского затерянного в глуши шалаша, тепло и славно провёл целый день, читая и ещё разводил чайный гриб.

Забыл про него, а купил я его неделю назад, и он сам разросся у батареи на зелёном чае с сахаром, так, что теперь достаточно его стало для пересадки в три новые банки, я купил ему красивые банки с краниками. Чайный гриб хорош тем, что ему нравится как раз второй раз заваренный чай. А мне нет. Но всегда душила жаба, когда вытряхивал заварку от зелёного чая, только один раз залитые кипятком листья. А вот грибу самое то.

Стихи в ленте пропускаю как рекламу, то есть, быстро, не глядя, не видя, но в отличие от рекламы пропускаю не только как промахиваю, пролистываю, но пропускаю вполглаза в сознание, пропускаю радостно и никогда не пытаясь из ленты поэтов удалить: стихи радуют фоном, стихи радуют тем, что в мире есть свинячьи (то есть, как милые, тёплые, розовые потные поросята) довольные несмотря ни на что люди (даже если им очень херово), тем, что кому-то не достаёт выразительности (есть же фантазии полёт ещё у людей или же всякие милые стеснительности, условности, приводящие к метафорам и рифме). А вообще, конечно, зря так пишут - стихами, восемьдесят процентов того, что записано стихами при простой записи в строчку оказывается куда как более существенным сообщением. Но всё же чаще всего я стихи не глядя лайкаю. И ещё мне ясно, что сейчас разбивка столбиком на короткие строчки - уже не более чем отчаянный способ привлечь внимание зрительно, физиологически, так как картинки тоже уже не глядя чаще всего промахиваешь.