Львовский процесс | это... Что такое Львовский процесс? (original) (raw)

Львовский процесс (также — процесс Максима Сандовича и Семёна Бендасюка, процесс Бендасюка и товарищей) — политический процесс против галицких русофилов, проходивший в 1912—1914 гг.

Содержание

Предыстория

Львовский судебный процесс — один их трёх (наряду с Марамарош-Сигетскими процессами и процессом братьев Геровских) крупных судебных процессов в преддверии Первой мировой войны, на которых власти Австро-Венгрии пытались найти состав преступления в деятельности галицких, буковинских и закарпатских русофилов. Продолжал утихшую на время компанию по обвинению сторонников русского движения в Австро-Венгрии в «государственной измене», начатую еще процессом Ольги Грабарь. Само судебное разбирательство длилось около четырёх месяцев (март-июнь 1914 года), но арестованы обвиняемые были в 1912 году и около двух лет, пока длилось следствие, провели в заключении. По Львовскому процессу было задержано только четыре человека — Максим Сандович, Игнатий Гудима, Семён Бендасюк, Василь Колдра. Однако все четверо, несмотря на относительную молодость, были достаточно заметными фигурами в русском движении Прикарпатской Руси — как активные сторонники и пропагандисты православия и духовного единства с русским народом (Сандович, Гудима) и русской культуры и самосознания (Бендасюк и Колдра).

Арест и следствие

Первыми из участников процесса в марте 1912 были арестованы Максим Сандович и Игнатий Гудима — в селе Залучье, где Игнатий Гудима был священником. Максим Сандович остановился у него, возвращаясь из Львова в свой приход в Граб. Поводом для ареста послужил донос что Сандович, проходя по мосту через Черемош (мост считался стратегическим объектом), измерил его шагами [1]. Хотя обыск в доме Гудимы не дал никаких улик, и Сандович и Гудима были доставлены из Залучья во Львов и заключены под стражу. Чуть позже были арестованы двое студентов Львовского университета — Василь Колдра, студент-юрист, которому вменялось в вину создание читален в лемковских сёлах с целью обучения русскому языку и Семён Бендасюк, которого обвиняли в пропаганде «русского патриотизма». Основное обвинение, выдвинутое против всех арестованных — государственная измена, к которой дополнялся шпионаж, и ряд менее тяжких обвинений — например Максима Сандовича обвиняли в оскорблении католической веры. За государственную измену и шпионаж австрийское законодательство предусматривало смертную казнь. Из всех четверых арестованных после предварительного разбирательства лишь Василю Колдре позволили выйти из тюрьмы под залог в 8000 крон, Сандович, Гудима и Бендасюк находились под стражей все два года, которые велось следствие. Столь продолжительное следствие дало повод сочувствующему обвиняемым графу Бобринскому предположить, что власти сознательно затягивают дело, надеясь, что долгое пребывание в тюрьме сломит обвиняемых телесно и душевно[2].

Процесс

Состав суда

Государственное обвинение представляли — председатель суда, старший советник юстиции Роман Левицкий, Ясинский, Гебултовский и прокурор Савуляк (все — поляки по национальности) [3]. Защищала обвиняемых коллегия из пяти адвокатов (по одному для каждого обвиняемого и один общий), куда входили такие видные деятели галицко-русского движения, как Осип Мончаловский, Кирилл Черлюнчакевич, Мариан Глушкевич, Владимир Дудыкевич, а также поляк Солянский. В состав коллегии присяжных входило 13 человек, исключительно поляки и евреи — ни одного галицкого русина ни русо- ни украинофильской ориентации не было[4].

Ход процесса

Сложность дела для обвинения заключалась в том, что пропаганда перехода из конфессии в конфессию, равно как пропаганда любой признаваемой законом конфессии, включая православие (а именно этим занимались Максим Сандович и Игнатий Гудима) не являлась противозаконной. Равно как организация курсов изучения любого языка, включая русский, чем занимались Семён Бендасюк и Василь Колдра. Потому основными пунктами обвинения были шпионаж и подготовка к сецессии, то есть отрыву Галиции и Лемковщины от Австро-Венгрии и присоединение к Российской империи. В ходе судебного разбирательства обвинения в шпионаже рассыпались изначально в виду слабости улик. Государственную измену обвинение пыталось доказать во многом на основании сведений, добытых полицейским-провокатором Арнольдом Дулишкевичем, внедрённым ранее в среду русофилов (собранные им сведения были одним из основных свидетельств также на Марамарош-Сигетских процессах) [5]. Кроме того, как свидетели обвинения были привлечены некоторые жители края, преимущественно поляки, а также жандармы и другие сотрудники полиции. В качестве свидетелей обвинения выступили и некоторые деятели украинских партий (например, адвокат из Коломыи К. Трилёвский) [6]. В ответ защита настояла на приглашении свидетелей из числа прихожан Сандовича и Гудимы, в общем сложности были заслушаны показания более ста человек. Таким образом, были поставлены под сомнения утверждения обвинения, что Сандович и Гудима якобы получали некие ценные подарки из России, то есть, по сути, являлись платными агентами[7] . Наконец, анализ учебников и книг, которые распространяли Бендасюк и Колдра, не выявил там ничего противоречащего австрийскому законодательству. В своей заключительной речи прокурор выразил надежду, что обвиняемые всё же будут признанны виновными в государственной измене [8]. По решению присяжных, оглашённому 6 июня 1914 года, все обвиняемые были признаны невиновными по всем пунктам обвинения, и должны были быть немедленно освобождены из-под стражи.

Резонанс

Как и Марамарош-Сигетские процессы, Львовский процесс вызвал громкий резонанс, как в австрийской Галиции, так и за её пределами. Польский исследователь Михал Болтрык, православный лемк по происхождению, анализируя польские газеты Австро-Венгрии 1912—1914 годов, пишет о настоящей «шпиономании», захлестнувшей их — «российских шпионов» видели везде[9] . В польской, а также украинской, немецкой печати изначально преобладало убеждение в виновности арестованных, убеждение в наличии широкого «российского заговора». Внимание российской печати к процессу, заявления некоторых политических российских лидеров, прежде всего графа Бобринского, лишь подогревало эту уверенность. Впоследствии, как замечают и Болтрык и галицко-русский публицист межвоенного периода Богдан Свитлинский, под влиянием многочисленных провалов обвинения, настроение польской прессы несколько изменилось. Появились публикации, что австрийское судопроизводство лишь опозорило себя, пытаясь осудить явно невинных людей, и таким образом сделало рекламу «москалофилам» (moskalofilem) и т. д. В газетах Галиции принадлежавших к украинскому направлению до последнего преобладало мнение, что обвиняемые являются агентами и шпионами России и заслуживают строгой кары; в некоторых случаях даже выражалось сожаление ввиду и освобождения[10] Российская пресса, прежде всего правого и правоцентристкого характера, изначально изображала процесс как произвол «польско-австрийской власти». Огромный резонанс имело появление в зале суда четырёх представителей Государственной Думы (Вячеслав Якубович, Михаил Митроцкий, Павел Макогон, Валериан Лашкевич), которые, согласно распространившемуся известию, вошли в зал со словами «целуем ваши вериги», обращёнными к арестованным. Несмотря на оправдание подсудимых, этот процесс, наряду с другими крупными процессами против русофилов (Первым и Вторым Марамарош-Сигетскими, процессом братьев Геровских) и многочисленными разбирательствами, запретами, судебными преследованиями и газетными провокациями, поддерживал среди части населения Австро-Венгрии убеждение, что русофильски настроенные жители Галиции, Буковины, Закарпатья — потенциальные (или реальные) шпионы, враги государства и т. д. Эти настроения нашли выход уже в годы Первой мировой войны и открытой политики террора против «пророссийских элементов», развязанной австро-венгерскими властями.

После процесса

Освобождённые из заключения, Семён Бендасюк и Василь Колдра вернулись во Львов, где у директора местного полицейского отделения получили разрешение уехать в Россию. Они уехали незадолго до убийства эрцгерцога Фердинанда и последовавшей за ним полицейской истерии. Максим Сандович и Игнатий Гудима уехать либо не успели, либо не захотели — они возвратились в родные сёла, где их застало начало Первой мировой войны. Максим Сандович был арестован и по решению военного суда расстрелян в Горлице, Игнатий Гудима направлен в концлагерь в Вейнберге, оттуда — в Талергоф, где, под воздействием пережитых потрясений заболел психически[11].

Примечания

  1. ↑ Saint Maximus Sandowicz [1]
  2. ↑ Галицко-русское благотворительное общество в С.-Петербурге. Отчёт о деятельности Галицко-русского благотворительного общества в С.-Петербурге за 1912 год — Спб, 1913]
  3. ↑ Michal Boltryk Sąd nad Świętym Maksymem]
  4. ↑ Богдан Свiтлинський Австро-Угорщина і Талєргоф (В 25-літіе всемірної войни) — Львов, 1939 [2]
  5. ↑ Арнольд Дулишкович/Энциклопедия Подкарпатской Руси Иван Поп, Ужгород, 2005
  6. ↑ Богдан Свiтлинський Австро-Угорщина і Талєргоф (В 25-літіе всемірної войни) — Львов, 1939
  7. ↑ Sąd nad Świętym Maksymem [3]
  8. ↑ Илья Терех Украинизация Галичины//Свободное слово Карпатской Руси — 1962 — № 1-2
  9. ↑ Michal Boltruk Sąd nad Świętym Maksymem [4]
  10. ↑ Увільненє російських шпионів//Перемиський вістник - 12.06.1914
  11. ↑ В. Р. Ваврик О. Игнатий Гудыма// Русский Голос, 1927, № 216

См. также