СОЛДАТ (original) (raw)
Михаэль Дорфман
Мозаики с израильским Ганди
МОЗАИКА ПЕРВАЯ: СОЛДАТ
17-летним пришел Рехаваам Зеэви (Ганди) в 1944 году в ПАЛЬМАХ – плугот меухадот особые подразделения организации самообороны еврейского населения Палестины (ишува) Хагана. Сегодня ПАЛЬМАХ назвали бы спецназом. Это полупартизанское соединение выполняло самые неожиданные задачи Национального руководства еврейского ишува: нападения на арабов, диверсионная деятельность, акции возмездия, доставка нелегальных репатриантов, контрабанда оружия. Деятельность ПАЛЬМАХа и даже его существование было секретом, но едва ли не каждый еврейский мальчишка мечтал если не служить там, то помогать национальному возрождению еврейского «государства в пути».
Если же мальчишка – или его мама – мечтал о чем-то другом: о «скучной» карьере врача, адвоката или бизнесмена, – то в таком «мещанстве» стыдно было признаваться даже в самом близком кругу. Двойные стандарты начинались уже тогда. Образец соцреализма – книгу Александра Бека о героях-панфиловцах – читал в ишуве каждый. Сегодня о ней сказали бы «культовая книга». Следующее поколение тоже выросло на этой книге. О книге Бека с восторгом рассказывал бывший премьер-министр Израиля Биньямин Натаниягу в интервью Николаю Сванидзе в 1998 году, и об этом же говорил его преемник на посту Эхуд Барак в 1999-м.
Бытовала и другая расшифровка ПАЛЬМАХ плугот махац – ударные отряды, ударники. Махац – на иврите «ударить, размозжить, сокрушить». Советские стереотипы были во многих названиях. Одно из них – ударники. Есть одно, забытое значение слова «ударник», которое ближе всего к оперативным задачам, возлагавшимся на бойцов ПАЛЬМАХа. Ударниками на жаргоне ОГПУ-НКВД в 20-30-е годы назывались боевики, террористы, действовавшие в приграничных с СССР областях и подстрекавшие «справедливый гнев трудящихся» Западной Украины, Западной Белоруссии, балтийских стран, Финляндии и Бессарабии. Наиболее известные – Кирилл Орловский (впоследствии послуживший прототипом героя фильма «Председатель»), Станислав Ваушпасов, Николай Кузнецов. «Ударником» был Нафтали Ботвин, казненный польскими властями за убийство львовского полицмейстера. Вопреки мирным соглашениям, заключенными СССР со своими соседями, ударники вели партизанскую войну, занимались саботажем, террором и всячески подогревали «революционную ситуацию». В начале 30-х СССР уже стучался в двери Лиги наций, и партизанское движение пришлось свернуть. Словом «ударник» в НКВД продолжали пользоваться, но оно приобрело отрицательное значение: «неуправляемый террорист-одиночка». Хотя – кто знает? В 1941 году, когда создавался ПАЛЬМАХ, в Израиле жил Пинхас-Петр Рутенберг, бывший эсер, исполнитель казни над священником Георгием Гапоном, один из руководителей неудачной обороны Зимнего дворца. Он еще помнил женский батальон ударниц. Махац еще можно перевести как «стрела».
Бени Маршак, комиссар Пальмаха
ПАЛЬМАХ был военно-политическим формированием. На главных постах находились левые сионисты из социалистической сионистской партии МАПАМ, выходцы из молодежного движения Ха-Шомер-А-Цаир («Молодой Страж»). Комиссаром был Бени Маршак, не допускавший здесь никакой крамолы. В ПАЛЬМАХе Ганди познакомился с цветом тогдашней молодежи, будущей элитой Израиля, людьми, ставшими потом его командирами, сослуживцами, подчиненными, друзьями, противниками: Игалем Алоном, Моше Даяном, Меиром Амитом, многими другими.
«Индивидуалист, глубоко вникает в детали, быстро соображает и обладает оригинальным умом. Подходит на любую должность» – такую запись сделал в 1950 году в личном деле выпускника первого в истории Израиля офицерского курса капитана Рехаваама Зеэви командир Ицхак Рабин. Дружба с Рабином сохранилась на всю жизнь… Почти на всю.
Зееви и Рабин 1960е гг.
Ганди принимал участие во многих знаменитых операциях ПАЛЬМАХа – в акции по остановке британских поездов, в «ночи мостов», когда были взорваны железнодорожные мосты одновременно по всей стране; в транспортировке нелегальных репатриантов. Акции во многом партизанские. Не удивительно: в ПАЛЬМАХе было много бывших советских партизан.
Во время Войны за независимость в 1947-48 Ганди командовал отрядом «Маоз». Та война была самой тяжелой за всю историю Израиля. Полегло более 6000 ребят и девушек – цвет тогдашнего еврейского общества Палестины, насчитывавшего всего 600 000 человек. «Ушли лучшие» – написал поэт Йорам Канюк. «Серебряным блюдом», на котором, согласно еврейской традиции, приносят подарки, назвал поэт Натан Альтерман молодежь, отдавшую себя в жертву на алтарь новорожденного Еврейского государства.
Серебряное блюдо Альтермана
Мобилизовали всех, кто мог поднять винтовку. Мобилизовали спасшихся из концлагерей необученных еврейских беженцев. Необученных и не понимавших команд на иврите репатриантов бросали в бой прямо с корабля. Отряд Ганди нес тяжелые потери. Десятки гибли вокруг него. Однажды пуля угодила в каску Ганди. Другой раз снайпер попал в бинокль. Ганди верил, что его пуля не берет. Своему биографу Ганди скажет: «ПАЛЬМАХ – это были лучшие годы моей жизни». Он и старшего сына назвал Пальмахом.
Впрочем, существует еще один рассказ.
«Ты знаешь, почему я жив? – спросил командир Яира. – А потому, что Ишмаэль – тембель!»
Это слова командира ПАЛЬМАХа по кличке Абдул в повести Ицхака Тишлера «Оставшиеся на высоте» (Ам-Овед 1970, Тель-Авив). В образе Абдула легко угадывается Ганди, командир роты, разведчик-следопыт (саяр на иврите, так Ганди назовет младшего сына), боец первого батальона ПАЛЬМАХ, распущенного сразу после Войны за независимость Бен-Гурионом.
Библейский Измаил (на иврите Ишмаэль), сын Авраама и Агари, – праотец арабов; двенадцать его сыновей – родоначальники двенадцати арабских племен. «Ишмаэль (то есть араб) – болван!»- девиз возвращается много раз в только что процитированной апологетической книге, описывающей историю становления, подготовки, боев отряда «Маоз» вплоть до последнего боя за деревню Мальхия, произошедшего в день провозглашения государства. Тогда после кровопролитных боев батальон отступил, понеся тяжелые потери.
«Араб – болван!» – провозглашал командир и даже украсил этим девизом портрет иерусалимского муфтия, найденный в оставленном арабами Бейт-Шеан. Этим девизом командир поддерживал мораль солдат, напуганных арабской мощью. «От сражения к сражению, – пишет Тишлер, – девиз «Араб – болван» все больше становился нашей идеей, основой нашей силы противостояния арабам. «_Ишмаэль – тембель!_»
«Ишмаэль – болван!» – кричал солдатам командир на учениях и в бою. Книга Тишлера, входящая в хрестоматию по ивритской литературе, вспомнилась журналисту Рафи Ману, когда тот узнал, что два террориста поджидали Ганди прямо около его номера в отеле и застрелили его выстрелами в голову. Ман позвонил Тишлеру, воевавшему в отряде, и спросил: «А какой в действительности был девиз Ганди?» Тишлер ответил, что «Ишмаэль – болван» было девизом. «Уже тогда, – пишет Тишлер, – в роте были бойцы, которым не нравился издевательский, в чем-то колониалистский девиз, оскорбляющий целый народ».
После расформорвания ПАЛЬМАХа Ганди остался в армии. В 1959 году Зеэви поехал на учебу в американскую военную академию. Победа в Шестидневной войне в 1967 году была для Ганди, как и для всех израильтян, неожиданностью. После победы вся страна ликовала, была полна энтузиазма, надежд. Фотографии ликующих победителей облетели мир, пробудили еврейскую солидарность в России, в Америке, в Европе.
Вот фотография Илана Брунера, сделанная 7-го июня 1967 года, где министр обороны Моше Даян, главнокомандующий Ицхак Рабин и начальник центрального военного округа Узи Наркис шагают по только что освобожденному Старому Иерусалиму. Она стала одним из узнаваемых символов той войны. Падкую на конспиративные теории русскую прессу в Израиле облетели сообщения, будто четвертым на фото был Рехаваам Зеэви, но ножницы цензора вырезали неугодного генерала за его политическую деятельность. Все это неправда. Нет и не было в Израиле такой цензуры, нет таких ножниц, нет такой силы, чтобы вырезать Ганди из истории! Как нет «могил неизвестных солдат». Добавить – могут. Как предложили не в меру ретивые почитатели в 40-летний юбилей Государства Израиль добавить подпись премьер-министра Менахема Бегина к «Декларации о независимости». Израильтянам непонятно русское «никто не забыт и ничто не забыто». Здесь говорят – «у каждого есть имя». Каждый, по замечанию Александра Львова, «в списке рода человеческого».
Существует другая, менее известная фотография, Моше Мильнера, сделанная на след день 8-го июня 1967 года, очень похожая, где тот же министр Даян выходит в сопровождении военных из Гробницы патриархов в Хевроне. Так же слева браво шагает Узи Наркис, прославившийся потом самодурством и неумелым руководством тель-авивским отделением Министерства абсорбции репатриантов. Так же в центре вышагивает Моше Даян в каске. Даян любил бывать в центре. Справа, на месте Рабина, – Ганди.
Впрочем, писатель и историк Михаил Хейфец заметил, что и на первой фотографии Ганди присутствует. Высокий офицер сзади Ицхака Рабина отвернулся в момент съемки. Это и есть Ганди. Если бы он знал, что снимок станет историческим! Но он тогда еще не был политиком, жадно ищущим объектива камеры. Впоследствии Ганди рассказывал, что обеспечивал безопасность. Он заметил: «Если бы я был с Рабином в день покушения, он остался бы жив».
За шесть летних дней 1967-го года молодое еврейское государство, само того не осознавая, подчинило другой народ, что определило всю дальнейшую историю Израиля до нынешнего дня. Все национальные задачи были отодвинуты ради удержания территорий. Вопрос территорий стал основным в израильской общественной жизни, подминая под себя все остальное – уровень жизни, качество власти, экологию, дефицит воды, образование, социальную справедливость, научно-техническое развитие. Разнобой терминологии отражают разногласия в обществе. Одни называют территории «оккупированными», другие, как Ганди, – «освобожденными». Армия в официальных документах предпочитает пользоваться нейтральным «удерживаемые». В правых кругах сейчас не принято пользоваться термином «Палестина». Вместо него – непонятное за пределами еврейского мира Эрец Исраэль. Хотя еще в середине 70-х премьер Голда Меир объявила с трибуны Кнессета: «Я не знаю, кто такие палестинцы. Мы здесь все палестинцы. У меня даже сохранился палестинский паспорт британских времен».
Молодые генералы молодой армии молодого государства праздновали победу. Лишь самый эффективный, зато самый неэффектный, похожий на провинциального бухгалтера глава израильского правительства Леви Эшкол записал тогда на память: «Если мы не заключим мир, то нас разъест оккупация». Или «коррумпирует», – зависит от перевода. Эшкол был обижен. Он тщательно готовил страну к предстоящим испытаниям, а Даяна навязали ему соратники, сомневавшиеся в том, что типичный еврейский хозяйственник Эшкол способен на волевые решения. Эшкол унес в могилу свои сомнения и опасения через полтора года после победы.
Молодым генералам казалось, что время работает на Израиль, и плодами победы можно будет пользоваться вечно. Лишь через 25 лет заместитель главы правительства Шимон Перес горько скажет в телеинтервью: «Наши прошлые свершения часто становились источником наших сегодняшних проблем». Летом 1967-го никто не хотел омрачать праздник победы. Лишь через много лет достоянием гласности стала объективка Отдела разведки генштаба от 15 июня 1967 года. Всего через четыре дня после победы там впервые и прозвучало предупреждение против длительной оккупации и рекомендовалось создать независимое арабского государства на территориях. Документ адресован министру обороны Моше Даяну и подписан помощником начальника Отдела разведки генштаба Рехаваамом Зеэви. Профессиональные оценки Ганди противоречили его собственной идеологии. Об этом позже.
В 1968 году Ганди назначили начальником Центрального военного округа. Сослуживцы вспоминают о нем как о хорошем командире, хотя и не без странностей. Новый командующий запретил военному ансамблю исполнять шлягер тех времен «Шир а-шалом» – «Песню мира» Янкэле Ротблита. Ротблит был ветераном, тяжело раненым на войне и вбернувшись из госпиталя написал песню, многократно повторившую тезис тех времен – нет ничего дороже мира. Ганди всегда говорил, что не терпит разговоров о мире, поскольку это всего лишь опасная иллюзия. Моше Даян громогласно заявлял, что ждет телефонного звонка из Каира с предложениями мира. О мире говорили все… кроме Ганди, который уже тогда говорил об «освобожденной земле нашей родины». Ганди завел огромную клетку, где жила львица по кличке Рути. Львицу получил из Эфиопии в подарок Даян, назвал в честь недавно оставленной жены, а затем передарил Ганди. Огромная клетка еще в конце 70-х стояла на территории штаба командования.
Ганди с львицей Рути. Надпись однако гласит, что львенок – символ Центрального командования, и не случайно министр обороны Моше Даян подарил Ганди львицу.
Жизнь была веселая и привольная. Победа в войне покончила с застоем в израильской экономике, вызвала приток капиталов и невиданное экономическое развитие. На Суэцком канале вовсю шло строительство линии укреплений, названной в честь тогдашнего начальника генштаба Хаима Бар-Лева. В пригородах Тель-Авива, в Герцлии и Раанане возникала зона особняков и вилл неожиданно разбогатевших на военном строительстве подрядчиков. Она тоже неофициально называлась «Линия Бар-Лева». Генерал Хаим Бар-Лев был сослуживцем Ганди. Занимал второстепенные посты в правительствах, куда входила партия Труда. Бар-Лев умер на посту посла Израиля в Москве, где с недоумением взирал на происходящее в России в начале 90-х.
Гром грянул через несколько лет, в Судный день, 6 октября 1973-го, когда сирийцы неожиданной атакой выбили израильтян с горы Хермон. Одновременно египетская армия успешно преодолела Суэцкий канал и, не заметив линии Бар-Лева, устремились к перевалам в Митле. Лишь неумение египетских командиров, сбросивших с малой высоты ночной десант на перевалах, где не успели открыться парашюты, спасло израильтян от большей катастрофы. Вопреки распространенному мнению, Израилю повезло, что война началась в Судный день. Дороги были пустые, все были дома, и ничего не мешало провести мобилизацию. Если бы нападение произошло в будний день, когда на дорогах пробки и никого не найдешь на месте, то последствия были бы значительно более трагические. Ганди был назначен помощником начальника генштаба Давида Элазара (Дадо). Многие в израильском руководстве восприняли войну как катастрофу. Не помогали спокойные радиорепортажи будущего президента Хаима Герцога, ни успокаивающие заверения главы правительства Голды Меир, решившей частично сказать народу правду. В правительстве раздавались голоса, требовавшие просить американского посредничества для прекращения огня, даже начать обсуждать условия капитуляции. Недавний триумфатор Моше Даян впал в панику, делал противоречивые заявления в прессе и рассуждал о близкой гибели Третьего Храма.
Вскрылась страшная правда. Вскрылась неподготовленность армии, неукомплектованные мобилизационные склады, хищения… При Эшколе и его министре финансов Пинхасе Сапире, державшем в голове каждую мелочь, такого не могло бы произойти. Оказалось, что выводы генералов и разведчиков диктовались не профессиональными оперативными и стратегическими данными, а соображениями политического руководства и интересами собственной карьеры. В угаре победоносных шести дней никто не заметил, как стало выгодно «иметь маленькую голову». В России об этом говорят «инициатива наказуема» или «серая пташка дольше живет». Появилось, верней стало известным публике, понятие «генеральские войны». Ганди присоединился к группа генералов вокруг Дадо. Используя политические связи, они боролась, чтобы не допустить своего сослуживца Ариэля Шарона к посту начальника генерального штаба армии. Шарон до сегодняшнего дня уверен, что будь он начальником генштаба, Война Судного дня развивалась бы иначе. Ганди и Шарон так никогда и не помирились, хотя первая жена Шарона Маргалит дружила с женой Ганди Яэль. Однажды, на похоронах своего старшего сына, погибшего от неосторожного обращения с ружьем, Шарон оперся на руку оказавшегося рядом Ганди. Ганди вспоминал потом, как поддержал противника, как они посмотрели друг другу в глаза, но ничего так и не сказали. Вероятно, Шарон вспомнил об этом во время длинной кампании оскорблений и личных нападок, развязанных его противниками справа против эвакуации еврейских поселений из Газы в 2005 году. «Ганди бы сейчас встал бы во главе моих обвинителей, – с горечью заявил Шарон на специальном заседании в Кнессете, – Однако он делал бы это порядочно и с достоинством». Действительно, противники эвакуации не гнушались физического насилия, тревожили память жертв Холокоста, а некий деятель даже подал иск, требуя выкинуть из могилы жену Шарона, якобы незаконно похороненную на их семейной ферме в Негеве.
Почти все первое поколение «нового ивритского человека», блистательная надежда ишува, оказалось на поверку всего лишь испуганными детьми властных еврейских родителей. Их служба в армии, в разведке давала им сублимацию строгой и доброй еврейской мамы, знавшей, «что им хорошо», и решавшей за всех всё. Для собственного благополучия маму надо было просто слушаться. Когда же пришло время принимать самостоятельные решения, все эти люди: прославленные офицеры и разведчики оказалось политическими карликами. Война Судного дня в конце концов сломала карьеры целого поколения. Возможно, за исключением Ицхака Рабина.
Вот на фото бывшие друзья: Рехаваам Зеэви (сидит слева), Моше Даян (с повязкой), вынужденный потом с позором уйти, свалив за собой все правительство Голды Меир. Полуоборотом начальник Южного военного округа генерал Шмуэль Гонен (Городиш), войска которого приняли на себя всю тяжесть удара. Потом, вместе с начальником военной разведки Эли Заира и самим начальником генштаба Дадо, комиссия под председательством верховного судьи Аграната сделает Гонена основным виновником военных неудач. Гонен, оставленный всеми, пускается на сомнительные авантюры в Африке. Вынужденный уехать, когда полиция начала следствие о незаконном хранении оружия и секретных документов, Гонен умер несколько лет назад в Центрально-Африканской республике, где он то ли добывал алмазы, то ли тренировал гвардию императора-людоеда, не переставая писать письма и звонить старым друзьям в надежде оправдаться.
Сразу после войны, в 1974 году Ганди увольняется из армии. Старый друг Ицхак Рабин, назначенный Голдой Меир министром обороны, берет его к себе советником по разведке и терроризму. Понадобился Ганди, чтобы как-то контролировать военных, проявивших чудеса храбрости в бою, но дрогнувших в аппаратных играх и интригах. Ганди отличало редкое качество. Он был боевым генералом, ярким и своеобразным – и одновременно отличным штабистом, внимательным к любой мелочи.
О деятельности Зеэви в своих мемуарах рассказал его друг по ПАЛЬМАХу Яков Нимроди (на фото), бывший сотрудник военной разведки, а затем крупный торговец оружием и участник многих международных афер, председатель совета директоров газеты «Маарив» – одной из крупнейших в стране. Нимроди служил с Ганди и позже, в Южном военном округе под командованием Меира Амита, и потом, когда Ганди возглавлял Оперативный отдел Генштаба, а Нимроди был военным атташе в Тегеране и начальником военной делегации Министерства обороны при шахе Ирана Мухаммед Реза Пехлеви.
Справа налево глава Моссада Меир Амит, мулла Мустафа Баразани, его курдский соратник и Рехаваам Зееви
«Ганди был большим знатоком военного дела и блестящим исполнителем. Он помог создать курсы для офицеров шахской армии, а затем создать несколько Центров военного сотрудничества, укрепивших наше стратегическое партнерство с Ираном_», – пишет Нимроди. Он рассказывает, что Ганди очень помог в его делах, связанных с помощью курдским повстанцам муллы Баразани. После разгрома Советской республики Курдистан в середине 50-х повстанцы отошли в горы и заключили перемирие с иранцами и турками. Боевики Демократической партии Курдистана сосредоточили свои усилия на борьбе с Ираком. В 1966 году Ганди сопровождал начальника военной разведки Меира Амита в поездке по Курдистану. Израильтяне встречались с руководителем восстания Баразани, с генсеком ДПК Хавивом. Среди сухих официальных строчек Ганди напишет в отчете: «_Старик мулла шел пешком через горы несколько часов, чтобы приветствовать нас. Он поблагодарил за помощь, определившую исход боев (в 1966-м повстанцы понесли тяжелые потери от иракской армии. – Авт.). И мне стало стыдно перед стариком (Баразани было всего 63 – Авт.) _за свою слабость и усталость_».
После отставки из армии Нимроди занялся торговлей оружием, что в Израиле допускается только по лицензии Министерства обороны. Нимроди рассказывает, как познакомил Ганди со своим партнером, саудовским миллионером Аднаном Кашуги. Зеэви встретился с Кашуги, помог ему оборудовать яхту. Ганди занимался строительством знаменитой фермы Кашуги в Кении, обошедшейся в 300 миллионов долларов. Из текста неясно, был ли это бизнес, поскольку Зеэви тогда еще состоял на государственной службе. После ухода с государственной службы Ганди, по свидетельству Нимроди, помогал в налаживании контактов с суданским президентом Нимейри и его главой правительства Идрисом, встречался с различными арабскими деятелями, помогал Нимроди наладить прямой канал связи между саудовским королевским домом и главой правительства Израиля Менахемом Бегином. Сам Ганди не любил говорить об этом периоде своей жизни. Кое-что описано в вышедшей в Израиле биографии Рехаваама Зеэви, написанной журналистом и писателем Михаэлем Шешером.
Один эпизод, связанный с Нимроди, встречается в нескольких источниках. Нимроди занимался поставкам курдам минометов израильского производства. По каким-то причинам израильтяне обязались поставить партию, которая еще не была произведена. Нимроди распорядился явочным порядком забрать оружие из партии, предназначенной для иранской армии: мол, персы подождут, потом положим на место. Ганди узнал о самоуправстве, страшно рассердился и наложил запрет на самовольные действия Нимроди. Пунктуальный штабист Ганди не терпел импровизаций, граничащих с халтурой.
Через 20 лет Яков Нимроди стал героем громкого скандала, известного под названием «Иран-контрас». Американские спецслужбы дали добро на продажу ракет хомейнистскому Ирану, ведшему многолетнюю кровопролитную войну с Ираком. Деньги от сделки шли на помощь антисандинистским повстанцам-«контрас» в Никарагуа. Нимроди и Эл Швиммер взялись раздобыть ракеты в Израиле и продать их Ирану под гарантию Кашоги. В деле был замешан советник Шимона Переса по делам терроризма Амирам Нир – тель-авивский юноша, снискавший известность своими военными репортажами на телевидении, а затем женитьбой на одной из самых богатых израильских невест, дочери Ноаха Мозеса, владельца крупнейшего медиаконцерна «Едиот Ахронот». Амирам Нир унес в могилу свои секреты, когда погиб 1 декабря 1980 года в таинственной авиакатастрофе в Мексике. Вдова Нира (ныне жена министра финансов Сильвана Шалома) Джуди пожертвовала деньги на оснащение студии на армейской радиостанции, названной именем Амирама Нира. Именно оттуда на весь Израиль прокручивали архивные аудиозаписи с криками «патологический лжец!», когда врачи еще боролись за жизнь Ганди.
Подробности «Иран-контрас» хорошо известны. Менее известно, что сделка сорвалась. Прибывшие в Иран ракеты оказались устаревшими и не соответствующими спецификации. Нимроди со Швимером ожидали в одном из самых фешенебельных отелей Европы известия о переводе нескольких миллионов долларов. Деньги не поступили. Нимроди позвонил в Тегеран, и его собеседник, крайне испуганный иранский военный чиновник, заявил, что ракеты прибыли не те…
Взбешенный Нимроди (а знаком с ним лично, знает, как страшен он в ярости) звонил в Тель-Авив. Там, в Министерстве обороны его сначала заверили железобетонной израильской фразой «все в порядке» – «_а коль бэседер_», а затем, после второй проверки, спокойно подтвердили, что ракеты действительно старые. Трудно гадать, что произошло. То ли обычное израильское головотяпство, то ли уверенность, что «_Ишмаэль – тембель_», то ли «подсидели» враги, которых у Нимроди всегда было достаточно. Наверное, тогда в отеле Нимроди крепко пожалел, что в тель-авивских коридорах Минобороны его не курировал старый друг и партнер. Ганди не допустил бы подобного скандала и помог бы… «Когда меня зовут друзья, я всегда прихожу» – известная фраза Ганди, едва не стоившая ему карьеры.
Мозаика вторая. ИДЕОЛОГ
Все права принадлежат Михаэлю Дорфману (с) 2002
© 2002 by Michael Dorfman. All rights reserved