Предпосылки революции 1917 года в России | это... Что такое Предпосылки революции 1917 года в России? (original) (raw)

Предпосылки революции 1917 года в России - сложный комплекс экономических, политических, социальных и организационных причин, вызвавший революцию 1917 года в России.

Революция 1917 года в России
Общественные процессы
До февраля 1917 года: Предпосылки революции Февраль — октябрь 1917 года: Демократизация армии Земельный вопрос После октября 1917 года:Бойкот правительства госслужащими Продразвёрстка Дипломатическая изоляция Советского правительства Гражданская война в России Распад Российской империи и образование СССР Военный коммунизм
Учреждения и организации
Политические партии России в 1917 году Советы (Съезды Советов, Совдеп) Петросовет Госдума IV созыва Временный комитет Государственной думы Временное правительство России Предпарламент Петроградский ВРК Викжель (Викжедор) Совнарком Комбеды
Вооружённые формирования
Красная гвардия Ударные части Русской армии
События
Февраль — октябрь 1917 года: Февральская революция Отречение Николая IIБорьба вокруг «Апрельских тезисов» Ленина Лев Троцкий в 1917 году Июньское наступление Конфликт из-за дачи Дурново Июльские дни Корниловское выступлениеБольшевизация Советов Октябрьская революция После октября 1917 года: II Съезд Советов Октябрьское восстание в Москве Поход Керенского — Краснова на Петроград Занятие большевиками Ставки Верховного Главнокомандующего Однородное социалистическое правительство Всероссийское учредительное собрание Брестский мир Перенос столицы России из Петрограда в Москву Перемещение отрекшегося Николая II из Тобольска в Екатеринбург Движение фабричных уполномоченных Восстание Чехословацкого корпуса Левоэсеровский мятеж в Москве Расстрел царской семьи
Персоналии
Великий князь Михаил АлександровичКнязь Львов Г. Е. Кирпичников Т. И. Керенский А. Ф. Чернов В. М. Чхеидзе Н. С. Ленин В. И. Троцкий Л. Д. Зиновьев Г. Е. Савинков Б. В. Суханов Н. Н. Джон Рид
Родственные статьи
Троцкий и Ленин Покушения на Ленина Левые коммунисты Военная оппозиция Партийная мобилизация Трудовые армии Мировая революция

Содержание

• 1 Записка Дурново
• 2 Экономическая ситуация накануне революции
  • 2.1 Военная инфляция
    * 2.1.1 Уровень жизни и социальное страхование рабочих накануне Февральской революции
  • 2.2 Влияние войны на рынок труда
  • 2.3 Влияние войны на продовольственную ситуацию
  • 2.4 Проект продразвёрстки
  • 2.5 Другие воюющие державы
  • 2.6 Железные дороги
  • 2.7 Ситуация с продовольствием в Петрограде
• 3 Армия и флот перед революцией
  • 3.1 Настроения в армии
  • 3.2 Петроградский гарнизон
  • 3.3 Военно-морские базы в Кронштадте и Гельсингфорсе
• 4 Политика
  • 4.1 Слухи об императрице Александре Федоровне
  • 4.2 Деятельность Распутина
  • 4.3 «Снарядный голод» и отступление 1915 года
  • 4.4 Смещение Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича
  • 4.5 «Великокняжеская фронда»
  • 4.6 Думская оппозиция
  • 4.7 Военно-промышленные комитеты
  • 4.8 Заговор вокруг великого князя Николая Николаевича
  • 4.9 Заговор вокруг Гучкова
  • 4.10 Царское правительство перед революцией
    * 4.10.1 Премьер-министр Голицын
    * 4.10.2 Министр внутренних дел Протопопов
    * 4.10.3 Командующий Петроградским военным округом генерал Хабалов
    * 4.10.4 Начальник Петроградского охранного отделения Глобачёв
    * 4.10.5 Военный министр Беляев
    * 4.10.6 Градоначальник Петрограда Балк
• 5 Нарастание давления на Николая II перед революцией. Заговоры против царя
• 6 Примечания

Записка Дурново

Незадолго до начала войны, в феврале 1914 года, бывший министр внутренних дел Дурново П. Н. подаёт Николаю II свою знаменитую записку (меморандум), предостерегающую от вступления России в мировую войну. Эта записка поразительна тем, что она оказалась пророческой; все предсказанные в ней события сбылись[1][2]. Ричард Пайпс в силу этого даже подозревает, что записка является более поздней фальсификацией, однако считает её датировку 1914 годом все-таки достоверной.

В своей записке министр Дурново точно предсказал состав двух основных коалиций в надвигавшейся мировой войне, и указал, что России достанется главная тяжесть войны, и «роль тарана, пробивающего самую толщу немецкой обороны», также точно отметив «недостаточность наших военных запасов», в будущем породившую «снарядный голод» 1914—1915 годов, и будущую блокаду Балтийского и Чёрного морей.

В случае поражения России в войне, которую министр Дурново представляет, как тяжёлую, он предрекает впадение «в беспросветную анархию, исход которой трудно предвидеть». Автор записки скептически относится к современной ему думской оппозиции, как интеллигентской по своему составу, и оторванной от народа, и предсказывает, что в случае революции они быстро потеряют над ней контроль.

Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма…Русский простолюдин, крестьянин и рабочий одинаково не ищет политических прав, ему и ненужных, и непонятных. Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужою землею, рабочий — о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта, и дальше этого их вожделения не идут. И стоит только широко кинуть эти лозунги в население, стоит только правительственной власти безвозвратно допустить агитацию в этом направлении, — Россия, несомненно, будет ввергнута в анархию, пережитую ею в приснопамятный период смуты 1905—1906 годов. … Война с Германией создаст исключительно благоприятные условия для такой агитации. Как уже было отмечено, война эта чревата для нас огромными трудностями и не может оказаться триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи, — будем надеяться, частичные, — неизбежными окажутся и те или другие недочеты в нашем снабжении. При исключительной нервности нашего общества, этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение, а при оппозиционности этого общества, все будет поставлено в вину правительству.

По мнению министра Дурново, «в случае неудачи, возможность которой, при борьбе с таким противником, как Германия, нельзя не предвидеть, — социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна…». Последствия неудач на фронте автор записки видит следующим образом: «…социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала чёрный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побеждённая армия, лишившаяся, к тому же, за время войны наиболее надёжного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишённые действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддаётся даже предвидению».

Не менее мрачным выглядит прогноз для самой Германии в случае её поражения: «…озлобленные рабочие массы явятся восприимчивой почвой противоаграрной, а затем и антисоциальной пропаганды социалистических партий. В свою очередь, эти последние, учитывая оскорблённое патриотическое чувство и накопившееся вследствие проигранной войны народное раздражение … свернут с пути мирной революции, на котором они до сих пор так стойко держались, и станут на чисто революционный путь…словом, создастся такая обстановка, которая мало чем будет уступать, по своей напряжённости, обстановке в России.»

Как легко можно видеть, записка Дурново поразительно точно предсказывает борьбу за власть в 1917 году, когда интеллигентские партии, доминировавшие во Временном правительстве, быстро потеряли власть, уступив её энергичным левым радикалам, привлекшим народ популистскими лозунгами, «сначала чёрный передел [земли], а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ». Кроме того, записка фактически предсказывает и режим Веймарской республики в Германии, породивший приход к власти Гитлера.

Вместе с тем, никаких последствий эта записка не имела, неизвестно даже, прочитал ли её царь.

Сам министр Дурново не дожил до исполнения своих мрачных пророчеств, умерев своей смертью в 1915 году. Все шесть его преемников, за исключением Щербатова Н. Б. были расстреляны в ходе «красного террора»; Столыпин П. А. ликвидирован террористом Богровым Д. Г., Штюрмер Б. В. умер в «Крестах», куда был заключён Временным правительством. Дача самого Дурново в 1917 году стала штабом самовольно захвативших её анархистов, а попытка её очищения силами Временного правительства стала одной из причин «июльских дней» 1917 года

Экономическая ситуация накануне революции

Военная инфляция

С началом Первой мировой войны необходимость финансировать огромные военные расходы подтолкнула царское правительство увеличить выпуск кредитных билетов и увеличить государственный долг за счёт внутренних и внешних займов. В 1914 году в стране запрещается обмен бумажных денег на золото. Вводится «сухой закон», прекративший поступление госдоходов от водочной монополии. В то же время увеличиваются прямые налоги на землю, городскую недвижимость и промышленность.

Вследствие этого, с началом войны России пришлось столкнуться с военной гиперинфляцией в связи с необходимостью финансировать огромные военные расходы и, как следствие, раздутием денежной массы. С военной гиперинфляцией пришлось столкнуться всем воюющим державам. По подсчётам А. Гурьева, к весне 1917 году количество бумажных денег в обращении увеличилась во Франции на 100 %, в Германии — на 200 %, а в России — на 600 %[4]

По данным, которые приводит Ричард Пайпс, к началу 1917 года цены по сравнению с довоенными выросли, в среднем, в 3,98 раз[3]. По заявлению министра финансов России П. Барка, сделанному 25 января 1917 на Петроградской конференции Антанты, «цены в России поднялись в 4-5 раз»[5]. По данным департамента полиции, составленным в октябре 1916 года, за предшествующие два года заработные платы увеличились в среднем на 100 %, тогда как цены на товары первой необходимости на 300 %[6]. Резюмируя оценки уровня инфляции из разных источников, Ричард Пайпс подытоживает, что к началу 1917 года уровень зарплаты рабочего вырос, в среднем, в два раза, при том, что цены выросли в среднем в четыре раза.

По данным исследователя Маркевича А. М., реальная заработная плата рабочих Московского металлического завода за период 1912/1913 — 1917 уменьшилась с 40,29 рублей в месяц до 26,70 рублей в месяц (тогда как номинальная заработная плата увеличилась с 40,29 руб. до 206,92 руб.)[7] В среднем по Москве реальная заработная плата рабочих за период 1913—1917 уменьшилась с 27,1 руб/мес до 19,8 руб/мес (при росте номинальной с 27,1 до 153), в среднем по России реальная заработная плата рабочих также уменьшилась с 22 до 16,6 рублей в месяц при росте номинальной с 22 до 112[7].

Золотое обеспечение бумажных денег к 1 марта 1917 года падает до 14-15 %[8].

Уровень жизни и социальное страхование рабочих накануне Февральской революции

Хотя цены стремительно росли (к концу 1916 года — более чем в три раза по сравнению с довоенным временем)[9], опережая рост доходов населения, но известно также, что к 1917 году «квалифицированный столичный рабочий на оборонном заводе получал редко меньше пяти рублей в день, чернорабочий — трёх, в то время как фунт чёрного хлеба стоил 5 коп., говядины – 40 коп., сливочного масла – 50 коп., и все эти продукты были в продаже».[10](с.371). Покупательная способность средних зарплат российских рабочих была такой, как у европейских рабочих, и лишь немного ниже, чем у американских[11], – с учетом более низких цен на продукты питания (а также и на другие товары первой необходимости и на аренду жилья). При этом в России во время Первой мировой войны не вводилась карточная система на продукты (кроме как на сахар). Известно [12](Глава 5, раздел 5.4.1 ), что 10 октября 1916г в Особом совещании по продовольственному вопросу был выдвинут проект введения карточной системы, но он не был принят. Хотя к этому времени в некоторых городах уже существовали свои карточки, но продажа продуктов по ним осуществлялась в небольших размерах и была лишь дополнением к свободному рынку[13] (С. 177-203). В то же время во всех других воюющих странах карточная система на продукты питания была всеобъемлющей (особенно тяжелое положение с продуктами с\х было в Германии)[14][15](Глава 11, раздел 11.2).

Данные по Военной инфляции (по росту цен и зарплат в 1914—1917гг) в разных источниках сильно (в 1.5-2 раза!) разнятся. Сильно разнятся в разных источниках и данные по абсолютным величинам средних зарплат по РИ в целом или на отдельных заводах к февралю\марту 1917 года — от 112 р. в месяц в среднем по России и 163.3р. в месяц в металлообрабатывающей промышленности[7] до 160-400 р. в месяц (в зависимости от разряда рабочих, на Обуховском заводе[16]) — однако, точно известен прожиточный минимум, рассчитанный в феврале 1917г. на Обуховском заводе в Петрограде (оборонный завод Морского ведомства)[3]: «_В феврале 1917 г. по распоряжению Морского ведомства среди рабочих было проведено анкетирование о минимальном бюджете рабочей семьи. Анализ этих анкет определил среднюю стоимость содержания семейства из трёх человек в 169 руб. (в месяц), из которых 29 руб. шли на жилье, 42 руб.— на одежду и обувь, остальные 98 руб.— на питание_»[17]. При этом на Обуховском заводе низшая месячная зарплата (последний разряд) была 160р, все остальные рабочие получали от 225 до 400 руб. в месяц, при средней зарплате около 300 р.[18]. По тем же источникам, месячные зарплаты с начала войны по февраль 1917г.выросли: на Обуховском заводе более чем в 4 раза (месячная зарплата в середине 1914г была около 71р.), т.е. полностью компенсировали рост цен; в среднем по России зарплаты рабочих с начала войны выросли 2.5-3 раза (т.е. не полностью компенсировали рост цен).

Известно также, что налоги, которые платили рабочие (и вообще люди наемного труда) в России при Николае II (вплоть до его отречения в марте 1917 года) были самыми низкими среди всех развитых стран, как по абсолютной величине, так и (в меньшей степени) в процентах от заработной платы: «Прямые налоги на 1 жителя в России составляли 3 руб. 11 коп., а косвенные - 5 руб. 98 коп. Во Франции они составляли соответственно (в пересчете) 12,25 и 10 рублей; В Германии - 12,97 и 9,64 рубля; В Англии - 26,75 и 15,86 рубля»[19][20][21]. В процентах от дохода на 1 жителя общая сумма налогов составляла: во Франции 6.5%, в Германии 7.7%, в Англии 13.7% (по данным С.Н.Прокоповича на 1913г.[21]). В России в 1913 г. при средней зарплате рабочих 300р.[22][23] общая доля налогов составляла менее 4%, а в 1916г. при средней зарплате 492р. – менее 2%.[24] В процентах от дохода на 1 жителя России (по С.Н.Прокоповичу[21]) - 7.2%, что сопоставимо с Германией и Францией, и примерно в 2 раза меньше чем в Англии.

Социальное страхование рабочих в России[25][26] после 1912 (и до 1917) года было не хуже, чем в Европе и США[27][28]. Согласно данным д.и.н. М.А.Фельдмана[29](с.45), к 1914 году рабочие казёных фабрик получили и право на государственную пенсию за выслугу лет ("за долговременную беспорочную службу"). Рабочие отдельных отраслей (горнозаводской) и отдельных заводов были обеспечены государственным социальным страхованием и задолго до 1912 года. Закон о социальном страховании 1912 года распространялся и на рабочих частных предприятий (по страхованию несчастных случаев и по болезни), и они могли получать социальное страхование (и до 1912 года) ещё и через т.н. эмеритуры (2\3 которых обеспечивали хозяева предприятия), в том числе и пенсии за выслугу лет.[30]. Согласно опубликованным в 1923 г. данным «Архива истории труда в России»[31] пенсии у рабочих Петрограда в начале 1917 г. очень сильно различались – в пределах от 300 до 3000 р. (и более) в год (т.е. от 25 до 250р. в месяц), причем накануне Февральской революции они были повышены: минимальные на 75%, максимальные на 25%. Там же («Архив истории труда в России», с. 135) указано, что семьям рабочих, призванных на военную службу, сохранялось содержание, в зависимости от семейного положения: семьям с детьми – 100% содержания, бездетным – от 75 до 50%.

Сравнивая средние зарплаты российских рабочих до 1917 года со средними зарплатами европейских и американских рабочих, академик С.Г. Струмилин показал, что [32][33][34]: “Заработки российских рабочих были одними из самых высоких в мире, занимая второе место после заработков американских рабочих. .... Реальный уровень оплаты труда в промышленности России был достаточно высок и опережал уровень оплаты труда в Англии, Германии, Франции". Известно также, что[33] "_высокий уровень заработной платы русских рабочих сочетался с большим, чем в других странах, количеством выходных и праздничных дней. У промышленных рабочих число выходных и праздников составляло 100-110, а у крестьян достигало даже 140 дней в год. ... Перед самой революцией продолжительность рабочего года в России составляла в промышленности в среднем около 250, а в сельском хозяйстве – около 230 дней. Для сравнения скажем, что в Европе эти цифры были совсем иными – около 300 рабочих дней в год, а в Англии – даже 310 дней_”.

Известно публичное заявление Ленина в январе 1917 года в Швейцарии, что он не рассчитывает дожить до революции, но что её увидит молодежь[35].[36]

Влияние войны на рынок труда

Была проведена массовая мобилизация в армию, к 1 марта 1917 было мобилизовано 14,9 млн человек.[37] Это вызвало вместо избытка — нехватку рабочих рук в деревнях, незначительное, на 7,6 % (не считая сокращения посевных площадей, оказавшихся в оккупации), сокращение посевных площадей, и массовый переход от более трудоёмких (пенька, свёкла, бобовые) к менее трудоёмким культурам (лён, хлопок).[38] Нехватка рабочих рук привела к тому, что в семи губерниях Нечерноземья без работников-мужчин осталось 33 % хозяйств, арендная плата упала с 41 % от урожая в 1914 году до 15 % в 1916 году. Резко возросла оплата труда батраков (в Тамбовской губернии — на 60-70 %).[39] С другой стороны, частично компенсировать нехватку рабочих рук удалось благодаря отмеченному выше массовому переходу к менее трудоёмким культурам, а также массовому привлечению военнопленных к полевым работам. В 1915 году правительство распределило среди сельских производителей до 266 тыс. военнопленных на работы, в 1916 году — до полумиллиона. 4 марта 1916 года в связи с нехваткой рабочей силы Главное управление Генерального штаба выпускает директиву, гласящую, чтобы «ни один военнопленный, сколько-нибудь трудоспособный не оставался в лагере без назначения, и все были отданы сельским хозяйствам»[40]. По имеющимся данным, в Екатеринбургской губернии на май 1916 года было занято 50 611 военнопленных, из них 34 194 на фабричных и заводских работах, 5 731 на «казённых», 5 060 на сельскохозяйственных, 4 145 на железнодорожных, 913 на городских и земских, 568 на прочих.

По состоянию на 1 (14) сентября 1915 года на сельскохозяйственных работах было занято 295 тыс. военнопленных, на 1 (14) мая 1916 в целом к работам было привлечено 808 140 военнопленных, из них к сельскохозяйственным работам 460 935 тыс. чел.

Отмечается также привлечение на полевые работы до 250 тыс. беженцев[41].

Влияние войны на продовольственную ситуацию

Подробная хронология введения карточной системы распределения продуктов в России во время Первой мировой войны описана в 1923 г. С.Г.Струмилиным (в то время заведующий отделом статистики Наркомтруда и ВЦПС и профессор МГУ): «В Москве начали распределять по карточкам сахар — с 16 августа 1916 г., но лишь с момента революции, с марта 1917 г. начались выдачи хлеба по карточной системе. С июня 1917 г. карточки распространились на крупы, в июле – на мясо, в августе – на коровье масло, в сентябре – для яиц, в октябре – на растительные масла, в ноябре и декабре – на кондитерские изделия и на чай. Аналогичную картину наблюдаем мы в Петрограде и в других городах. До мая 1917 г. твёрдые цены на все эти продукты были всего на 20% ниже рыночных»[42][43].

За время войны было мобилизовано 2 760 000 лошадей, что, однако, сильно не изменило общей численности лошадей в стране. Если по довоенной переписи 1912 года в России насчитывалось 32,8 млн лошадей, то по сельскохозяйственной переписи 1916 г. — 33,5 млн.[44] Благодаря увеличившемуся доходу сельского населения, быстро развивалось животноводство, так что несмотря на огромные потребности армии, число коров за время войны уменьшилось на 5 %, в то время как число свиней выросло.[38]

Урожай зерновых хлебов в 1916 году дал 444 миллиона пудов излишка и, кроме того, запасы прошлых лет исчислялись до 500 миллионов пудов. Мясного скота, а также картофеля и овощей в стране было достаточно, не хватало лишь жиров и сахара. Однако эти запасы находились в отдалённых областях империи, откуда при нехватке подвижного состава на железных дорогах их нелегко было вывезти.[45]

Исследователь Нефёдов С. А. оценивает хлебный баланс в 1914—1917 следующим образом (без учёта оккупированных территорий)[39]:

Таким образом, падение производства продовольствия имело место, не настолько значительным, чтобы само по себе привести к голоду. Кроме того, благодаря большому урожаю 1915 года, самому большому за десятилетие, душевое потребление в тылу в 1915 году даже превзошло довоенное. Также падение производства было частично компенсировано запретом на винокурение и на экспорт хлеба.

Вместе с тем следует отметить, что сокращение посевных площадей отразилось на разных типах хозяйств неравномерно. Если составлявшие большинство экономики крестьянские общины сократили посевные площади незначительно, то частновладельческие хозяйства, принадлежавшие помещиками и богатым купцам, и ориентированные в первую очередь на производство хлеба на рынок, пережили нехватку рабочих рук гораздо более болезненно, и сократили посевные площади, в среднем, в два раза. Это привело к тому, что при общем незначительном падении производства его товарность снизилась гораздо сильнее[46][47].

Отмечается также резкое ухудшение ситуации с удобрениями в связи с прекращением импорта и остановкой отечественных заводов[41]. Ухудшение качества обработки земли вследствие нехватки рабочих рук приводит к падению средней урожайности с 50 пудов на десятину в 1913 году до 45 пудов в 1917[41].

Экономист Н. Д. Кондратьев оценивал хлебный баланс за годы войны следующим образом: «если брать баланс не за каждый год, а вообще за время войны и по всем хлебам, говорить о недостатке хлебов в России за рассматриваемое время не приходится и нельзя: их более чем достаточно».[48]

Шигалин Г. И. характеризует хлебные поставки за годы войны следующим образом:

В первый год войны продовольственные заготовки, несмотря на хаотичность их организации, прошли более или менее удачно. Задание по заготовке 231,5 млн пудов хлеба, предназначенного исключительно для удовлетворения нужд армии, было выполнено.

Во второй год войны продовольственные заготовки начались в условиях хорошего урожая. Нужно было заготовить 343 млн пудов хлеба, в том числе 92 % для нужд армии. Однако, несмотря на хороший урожай, хлеб поступал на рынок крайне слабо. Поэтому реквизиции оказались более частым явлением в тех районах, где заготовками ведали военные власти.

Третий год войны был наиболее трудным в продовольственном отношении. Сельскохозяйственное производство продолжало сокращаться, обмен между городом и деревней совершенно нарушился, бумажно-денежная эмиссия систематически возрастала, а курс рубля неуклонно понижался. В этих условиях рыночные цены на продукты питания неизбежно повышались, и соответственно увеличивался разрыв между твердыми и вольными, то есть спекулятивными, ценами. Биржи свободно печатали бюллетени вольных цен, хотя государственная заготовка хлеба проходила крайне медленно.

Поэтому в декабре 1916 г. правительство в лице нового министра земледелия (он же председатель особого совещания по продовольствию) Риттиха вынуждено было пойти на крайнюю меру — на введение обязательной поставки хлеба в казну по твердой цене согласно разверстке. Разверстку хлеба в количестве 772 млн пудов предполагалось произвести подворно. Но в результате неудовлетворительного учета и сопротивления … разверстка ощутительных результатов не дала.

— [41]

Исследователь Нефёдов С. А. более подробно оценивает запасы «главных хлебов» (учтённых запасов в элеваторах и на складах) в млн. пудов в 1916 году следующим образом[49]:

Таким образом, при том, что хлеб в целом в стране был[41], на склады он не пошёл, оставшись в деревнях. Запасы в 65 млн пудов, оставшиеся от 1915 года, не только не были восполнены, но, наоборот, резко уменьшились. В условиях военной гиперинфляции сельские производители начинают массово придерживать хлеб, ожидая ещё большего повышения цен[41]; осенью 1916 года появляются слухи о будущем десятикратном повышении цен на хлеб[5]. Ситуацию дополнительно усугубляет тот факт, что урожай 1916 года был несколько меньше урожая 1915 года.

Флоринский М. Т. так комментирует ситуацию с продовольствием:

Показательно, что к числу лиц, предупреждавших царя об опасности военной гиперинфляции и перебоев с продовольственным снабжением относился даже Распутин. Ещё в октябре 1915 года царица пишет Николаю II: «Наш Друг целых два часа только об этом и говорил. Суть вот в чем: ты должен приказать, чтобы пропускались вагоны с мукой, маслом и сахаром. Он все это видел в сновидении — все города, железные дороги и т. д. Он хочет, чтобы я поговорила об этом очень серьезно… Он советует пропускать в течении трёх суток лишь составы, груженые мукой, маслом и сахаром. Это важнее даже, чем мясо и боеприпасы».

Проект продразвёрстки

Для того чтобы придать снабжению городов более стройную организацию, русское правительство в конце 1916 года начало переход к продразвёрстке по твёрдым ценам. Планировалось закупить до 772 млн пудов хлеба для снабжения армии, военных заводов и больших городов. Эта программа началась в декабре 1916 года и была завершена уже Временным правительством к июлю 1917 года, причём полным провалом — удалось собрать только 170 млн пудов. Выполнение программы в декабре 1916 — феврале 1917, при власти царского правительства, также было сорвано; закупки, в среднем, составили 20-30 % от плана[5]. В октябре 1916 года план по закупкам выполнен на 35 %, в ноябре 1916 года — на 38 %, декабре 52 %, в январе и феврале 1917 года план по снабжению гражданского городского населения был выполнен на 20 и 30 % соответственно.[5].

В декабре 1916 года царское правительство попыталось конфисковать хлеб из сельских «запасных магазинов», где крестьянские общины хранили запас на случай голода, но эта мера была отменена после вспышки столкновений с полицией[5].

В декабре 1916 нормы солдат на фронте были уменьшены с трёх фунтов хлеба в день до двух, в прифронтовой полосе — полтора фунта, обвалилось снабжение кавалерии и конной артиллерии овсом.[5] В октябре 1916 г. армия (без Кавказского фронта) недополучила 45 % продовольственных грузов, в ноябре — 46,3 %, в декабре — 67,1 %, в январе 1917 г. — 50,4 %, в феврале — 57,7 %.[41]

Царское правительство столкнулось со сложностями даже при распределении норм продразвёстки на местах. В феврале 1917 года Родзянко М. В. сообщает Николаю II, что «Предполагалось разверстать 772 млн пуд. Из них по 23 января было теоретически разверстано: 1) губернскими земствами 643 млн пуд., 2) уездными земствами 228 млн пуд. и, наконец, 3) волостями только 4 млн пуд. [Родзянко перечисляет административно-территориальное деление сверху вниз] Эти цифры свидетельствуют о полном крахе разверстки»[51]. На последнем заседании Думы 25 февраля 1917 года основной проводник развёрстки, последний царский министр земледелия Риттих А. А. предложил возложить развёрстку на местах на соответствующие органы земского самоуправления[52].

Введение продразвёрстки сопровождалось протестами против «твёрдых цен», которые деревня посчитала заниженными. 18 февраля 1917 года депутат Госдумы Шульгин В. В. так комментирует сложившуюся ситуацию:

Из огромной задачи, что было осуществлено у нас? Только одна мера — введение твердых цен на хлеб; гора военного социализма родила мышь, и даже не мышь, а зловредную хлебную крысу. Господа, кто истинные виновники этих несчастных твердых цен, сейчас судить трудно. В твердых ценах повинны мы все, потому что ведь некоторые из нас, даже многие из нас — аграрии, а аграрии — это известно, что за порода людей. Рабочие, приказчики, люди свободных профессий могут быть и патриотами и разумными, и честными, и совестливыми. Но аграрии — нет, ни в коем случае. Аграриям что нужно? Полтинник на пуд — и больше ничего.[53]

Другие воюющие державы

С аналогичными процессами пришлось столкнуться, в большей или меньшей степени, всем воюющим державам. Так, посевные площади в Германии сократились к 1917 году на 16 %, Франции — на 30 %, Британии — наоборот, увеличились на 12,8 %[16]. Троцкий Л. Д. в своей работе «Моя жизнь» упоминает, что во время своего возвращения в Россию весной 1917 года через Канаду и Швецию в Швеции его сильнее всего удивили хлебные карточки, с которыми ему никогда ранее сталкиваться не приходилось.

Положение германской экономики особо усугубляется британской морской блокадой, уже в 1914—1915 годах Германия вводит продразвёрстку, государственную хлебную и картофельную монополию. Особенностью Германии становится широкое распространение разнообразных суррогатов продовольствия (эрзац). К концу войны насчитывается 511 эрзацев кофе, 337 эрзацев колбас, общее количество суррогатов доходит до 10 625[16]. Зима 1916/1917 годов входит в историю Германии, как «брюквенная зима». Кроме того, пропагандисты начинают продвигать жареное воронье мясо в качестве эрзаца курятины[54].

Во Франции государственное вмешательство в распределение продовольствия начинается в 1915 году, в 1917 году вводится государственная хлебная монополия, карточки на сахар, потребление мяса принудительно ограничивается тремя днями в неделю.

Относительно лучшим было положение Британии, опиравшийся на ресурсы своих колоний, а также США. Благодаря поставкам продовольствия из США, Канады и Австралии Британии удалось избежать кризиса, причём на морских путях в Атлантике развернулась ожесточённая борьба с Германией, стремившейся перерезать британские коммуникации. В целях борьбы с нехваткой рабочих рук британское правительство разрешает использование на полевых работах женщин и солдат тылового ополчения.

Железные дороги

Железнодорожная статистика по данным энциклопедии Брокгауза и Евфрона:

Из приведённых цифр видно, что на начало XX века Российская империя располагала железнодорожной сетью, в абсолютных цифрах соответствующих уровню ведущих европейских держав. Железные дороги распределялись крайне неравномерно: в Европейской части России находилось до 87 % их общей протяжённости.

В то же время в относительных цифрах существовал резкий разрыв. Фактически, уровень развития в цифрах на единицу площади соответствовал уровню Британской Индии, Канады, Турции, Сербии и Алжира, сильно отставая от Германии, Великобритании и Ирландии, Франции. Столь же впечатляющим был отрыв как России, так и всей Европы от США; на тот момент в США находилась примерно половина вообще всех железных дорог в мире, а отрыв от Европейской части России в абсолютных цифрах был семикратным, по протяжённости на 1 млн жителей — тринадцатикратным.

Благодаря бурному железнодорожному строительству России удалось увеличить к 1914—1917 годам свою железнодорожную сеть примерно в два раза, выйдя на второе место в мире по общей протяжённости, и сократив разрыв с США в абсолютных цифрах с семикратного до пятикратного, в относительных на душу населения — с тринадцатикратного до восьмикратного.

Российская империя на начало Первой мировой войны располагала второй в мире по протяжённости железнодорожной сетью, общей протяжённостью в 81 тыс. км (на 1917 год). В 1914 году подвижной состав российских железных дорог составлял 21 857 паровозов, 567 274 товарных вагонов и 20 868 пассажирских вагонов. С другой стороны, общая протяжённость железных дорог Российской империи, хотя и занимала второе место в мире, уступала занимавшим первое место США в пять раз. По протяжённости железных дорог на 100 км² территории показатели России соответствовали средним показателям Британской и Французской империй (вместе с колониями), но в то же время уступали западноевропейским метрополиям в 20-50 раз, по длине дорог на 10 тыс. жителей Россия уступала США в 8 раз[55]. Кроме того, если в Европе и США двухколейные железные дороги составляли от 40 до 60 %, в Российской империи на 1914 год — всего лишь 27 %[56]. По ситуации на 1914 год русские железные дороги могли подвозить к границе 211 поездов в сутки, дороги противника — 530[57].

По протяжённости железных дорог на 100 км² территории показатели России (0.38) были несколько меньше таковых для территорий со схожими транспортными потребностями. Так, в Канаде протяжённость железных дорог на 100 км² территории составляла 0.57, в Австралии — 0,41. В Европе и США двухколейные железные дороги составляли от 40 до 60 %, в Российской империи на 1914 год — 27 %[58]. В 1913 г. средняя грузовместимость товарного вагона в США составляла 35 тонн, в России — 15 тонн, в Германии — 14 тонн, во Франции и Автро-Венгрии — только 13 тонн.[59]

С началом войны резко возрастает объём военных перевозок, что дополнительно ухудшает снабжение больших городов. За 1914—1916 интенсивность перевозок возрастает на треть. Зимой 1916/1917 годов, кроме того, по докладу А. А. Риттиха до 5700 вагонов застревают в пути из-за снегопадов. Французский посол Морис Палеолог в своих воспоминаниях отмечает, что в феврале 1917 года «сильные морозы … вывели из строя — вследствие того, что полопались трубы паровиков — более тысячи двухсот локомотивов, а запасных труб, вследствие забастовок, не хватает. Кроме того, в последние недели выпал исключительно обильный снег, а в деревнях нет рабочих для очистки путей. В результате 5700 вагонов в настоящее время застряли».

Из крупных городов наиболее трудное положение складывается в Петрограде, географически удалённом от основных районов — производителей хлеба и угля. Кроме того, с началом войны Германия блокирует Балтийское море, а Турция — черноморские проливы. Становится затруднённым импорт в Петроград угля из Англии. Вплоть до начала войны весь промышленный район, прилегавший к Петрограду, использовал дешёвый кардиффский уголь, после 1914 был вынужден перейти на уголь Донбасса[60].

Слабым местом становится нехватка стратегических железных дорог. Основными морскими портами становятся Владивосток, замерзающий с ноября по март Архангельск и Мурманск. Российская империя построила Транссибирскую железную дорогу, однако Владивосток был слишком далеко, чтобы повлиять на снабжение больших городов. Головин Н. Н. в своей работе «Военные усилия России в Мировой войне» отмечает, что «.. после выступления Турции [и блокады ей черноморских проливов] Россия уподобилась заколоченному дому, в который можно было проникнуть только через дымовую трубу. В каком тяжелом положении оказалась Россия после объявления войны Турцией, наглядно показывают следующие цифры: с осени 1914 г. наш вывоз падает сразу на 98 %, а ввоз на 95 %. Таким образом, Россия оказалась „блокированной“ в большей степени, нежели Германия. Могут быть сделаны упреки русскому правительству, не предвидевшему в мирное время легкости блокады России и не приступившему раньше к перешивке Архангельской железной дороги, развитию движения по Сибирскому пути и к постройке Мурманской линии, но на это требовались опять-таки деньги»[61].

Царское правительство, также как его союзники по Антанте и Центральные державы, осознавало уровень развития российских железных дорог. Из-за больших расстояний, по оценке германских экспертов на начало войны, русскому призывнику предстояло преодолеть в среднем 900—1000 км до месте назначения, тогда как в Западной Европе эта цифра составляла в среднем 200—300 км. Согласно расчётам германского плана Шлиффена, Россия проведёт мобилизацию, с учётом этих сложностей за 110 дней, в то время, как Германия — всего за 15 дней. Эти расчёты были хорошо известны самой России, и французским союзникам; Франция согласилась финансировать модернизацию российского железнодорожного сообщения с фронтом. Кроме того, в 1913 году Россия приняла «Большую военную программу по усилению армии», рассчитанную на срок до 1917 года[62][63], которая должна была сократить срок мобилизации до 18 дней. Кроме того, предполагалось увеличение армии на 39 %, и значительное усиление артиллерии[64]. К началу войны многое из этих усилий ещё не было реализовано. По некоторым оценкам, начало реализации этой программы подтолкнуло Германию к началу войны из опасений, что в случае, если она будет доведена до конца, «русские окажутся в Берлине раньше, чем немцы в Петербурге».

Также в начале войны модернизируется устаревшая одноколейная дорога Архангельск — Вологда и в 1915—1917 годах спешно строится железная дорога до Мурманска. Она открывается только в начале 1917 года, и никак не успела повлиять на снабжение. Первыми её пассажирами стали делегаты союзников, прибывшие на Петроградскую конференцию.

Одной из проблем становится нарастание изношенности локомотивов, количество которых к 1917 году уменьшается с 20 071 до 9 021[60]. В таких условиях важным становится импорт новых локомотивов, однако он застревает на складах Владивостока, Мурманска и Архангельска. С другой стороны, по данным Сечина А. С., количество паровозов на сети железных дорог составило 1 июля 1916 г. — 19 684, на 1 июля 1917 г. — 20 774.[65]

Ситуация с продовольствием в Петрограде

Вследствие невыполнения плана государственных закупок (в январе-феврале 1917 года выполнены на 20-30 %) положение Петрограда зимой 1916/1917 годов обостряется. Ситуацию усугубляют также обильные снегопады и доходившие до 30 градусов морозы, вследствие которых до 5700 вагонов застряли, из 450 вагонов, необходимых для подвоза продовольствия в Петроград ежедневно, в феврале подавалось в среднем 116[66].

Французский посол в Петрограде Морис Палеолог так комментирует эту ситуацию, запись за 6 марта по новому стилю:

Петроград терпит недостаток в хлебе и дровах, народ страдает.

Сегодня утром у булочной на Литейном я был поражен злым выражением, которое я читал на лицах всех бедных людей, стоявших в хвосте, из которых, большинство провело там всю ночь.

Покровский, с которым я говорил об этом, не скрыл от меня своего беспокойства. Но что делать? Железнодорожный кризис, действительно, ухудшился. Сильные морозы, которые держатся во всей России (--43R), вывели из строя, — вследствие того, что полопались трубы паровиков, — более тысячи двухсот локомотивов, а запасных труб, вследствие забастовок, не хватает. Кроме того, в последние недели выпал исключительно обильный снег, а в деревнях нет рабочих для очистки путей. В результате — 5700 вагонов в настоящее время застряли.[67]

С 15 января 1917 по 25 февраля запасы муки в Петрограде уменьшились с 1426 тыс. пудов до 500 тыс. пудов, что при экономном расходовании могло обеспечить столичное население недели на полторы и даже больше. Тем не менее затруднения в подвозе крайне нервировали власти и население.[68] По донесениям генерала Хабалова, в Петрограде на 25 февраля были запасы муки на 9 тыс. тонн (562,5 тыс. пудов). Ряд консервативных источников оценивают такие запасы как «достаточные», по расчётам самого генерала Хабалова, имеющейся муки при отпуске в день 40 тыс. пудов должно было хватить на 10-12 дней[69]. Различные данные о запасах муки в Петрограде на 25 февраля 1917 колеблются в пределах от 309 тыс. пудов до 562,5 тыс. пудов, оценки времени, на сколько бы этих запасов хватило — от 3-4 дней до 10-12.[5]

По заявлению самого генерала Хабалова,

Недостатка хлеба в продаже не должно быть. Если же в некоторых лавках хлеба иным не хватило, то потому, что многие, опасаясь недостатка хлеба, покупали его в запас, на сухари. Ржаная мука имеется в Петрограде в достаточном количестве. Подвоз этой муки идет непрерывно.

Кроме городских запасов мука имелась в пекарнях ещё на несколько дней, но лавочники её припрятывали. Военные запасы в счёт не шли и в крайнем случае можно было и ими воспользоваться.[70] По мнению последнего градоначальника Петрограда А. П. Балка, продовольственный вопрос, по причине неполного количества доставляемой ежедневно в столицу муки, хотя и был немного обострён, но не представлял причин для беспокойства[70]. С началом революции Балк А. П. докладывает департаменту полиции, что «если бы с данного момента Петроград оказался бы в осадном положении и в столицу не было подаваемо ни одного вагона с продуктами, то жители могли бы оставаться на прежнем продовольственном пайке в течение 22 дней».[71]

С другой стороны, британский посол в Петрограде Дж. Бьюкенен в своих мемуарах так описывает свою беседу с Николаем II 29 января 1917 года[72]:

Единственные вопросы, на которые я обратил его внимание, были продовольственный кризис и численность русской армии. По первому вопросу я сказал ему, что, согласно моим сведениям, запасы продовольствия в некоторых губерниях настолько скудны, что, как ожидают, снабжение прекратится через две недели. Причиной такого сокращения запасов является, по-видимому, отсутствие координации в работе министерств земледелия и путей сообщения, а также отсутствие организованной системы распределения. Эта последняя функция, указывал я, могла бы быть с успехом вверена земствам. Император согласился с тем, что министр земледелия должен воспользоваться услугами земств, и прибавил, что если рабочие не будут получать хлеба, то, несомненно, начнутся забастовки.

22 февраля пристав 2-го участка Выборгской части докладывал: «Среди… рабочей массы происходит сильное брожение вследствие недостатка хлеба; почти всем полицейским чинам приходится ежедневно слышать жалобы, что не ели хлеба по 2-3 дня и более, и поэтому легко можно ожидать крупных уличных беспорядков. Острота положения достигла такого размера, что некоторые, дождавшиеся покупки фунтов двух хлеба, крестятся и плачут от радости»[73] По воспоминаниям Дж. Бьюкенена, «Революция носилась в воздухе, и единственный спорный вопрос заключался в том, придет она сверху или снизу… Народное восстание, вызванное всеобщим недостатком хлеба, могло вспыхнуть ежеминутно.»[74]

Сложным было положение с продовольствием и в других городах; в целом с началом войны население городов увеличилось с 22 до 28 миллионов[75]. В Воронеже населению продавали только по 5 фунтов муки в месяц, в Пензе продажу сначала ограничили 10 фунтами, а затем вовсе прекратили. В Одессе, Киеве, Чернигове, Подольске тысячные толпы стояли в очередях за хлебом без уверенности что-либо достать. В декабре 1916 года карточки на хлеб были введены в Москве, Харькове, Одессе, Воронеже, Иваново-Вознесенске и других городах. В некоторых городах, в том числе, в Витебске, Полоцке, Костроме, население голодало[76].

События, последовавшие в ближайшиее месяцы и годы после падения российской монархии, отнюдь не улучшили продовольственного снабжения Петрограда. В течение 1917 года всё-таки вводятся карточки на хлеб с нормой один фунт (409,5 г) на взрослого человека в сутки, летом 1917 года норма урезается до полуфунта. К 1918 году — даже до четверти фунта, начинается массовый исход голодающего населения из Петрограда. Но в феврале 1917 года обо всём этом, разумеется, ещё было неизвестно.

Армия и флот перед революцией

Настроения в армии

Численность действующей армии, составлявшая к 15-му сентября 1915 года 3 855 722 человек, к 1-му ноября 1916 года выросла до 6 963 503.[77] За время войны русской армией было взято 2 млн пленных.[78] В то же время в течение Первой мировой войны попало в плен 2,4 млн российских солдат.[79] Головин Н. Н. в своей работе «Военные усилия России в Мировой войне» указывает[80] на значительный разнобой, существующий в исчислении российских военнопленных: по данным, предоставленным Ставкой в своём ответе от 10/23 октября 1917 г. начальнику Французской миссии генералу Жаннену, это количество составило 2 043 548, в то же время в книге «Россия в мировой войне 1914—1918 гг.», изданной Отделом военной статистики Центрального статистического управления, приведена к тому же сроку цифра 3 343 900. Одновременно по данным Австро-Венгерского бюро, общее число русских пленных, находящихся в лагерях центральных держав, к 1 февраля 1917 г. исчислялось в 2 080 694[80]. На 100 убитых в русской армии приходилось 300 пленных, а в германской, английской и французской армиях — от 20 до 26, то есть русские сдавались в плен в 12-15 раз чаще, чем солдаты других армий (кроме австрийской)[81].

Сравнение количества пленных по отношению к общему количеству мобилизованных даёт следующие цифры [82]:.

Из таблицы можно видеть, что российские военнослужащие сдавались в плен примерно также часто, как и австро-венгерские, в три раза чаще, чем немцы и французы, в шесть раз чаще, чем британцы..

Генерал Брусилов А. А., осенью 1916 — командующий 8 армией, издаёт приказ[83]:

Генералы и командиры частей не только могут, но и должны быть сзади, чтобы управлять, но до поры до времени. Если какие-либо части дрогнули, вперед не идут, а некоторые уже и поворачивают, — место начальников впереди, а не на центральной телефонной станции, где можно оставить и адъютанта.

В другом своём приказе отмечает:[83]

Теперь для успеха наступления надо вести его густыми цепями, а поддержки иметь ещё в более густых цепях и даже в колоннах. Немцы так и делают и теряют меньше нас, потому что у них в строю дисциплина и строгий порядок. Кроме того, сзади надо иметь особо надежных людей и пулеметы, чтобы, если понадобится, заставить идти вперед и слабодушных. Не следует задумываться перед поголовным расстрелом целых частей за попытку повернуть назад или, что ещё хуже, сдаться противнику. Все, кто видит, что целая часть (рота или больше) сдается, должны открывать огонь по сдающимся и совершенно уничтожать их.

Число дезертиров за время с начала войны до Февральской революции по данным Ставки составило 195 тыс. человек.[84]

В отчете за январь 1917 года был приведен отрывок из солдатского письма, отражавший, по мнению военно-цензурной комиссии, типичное настроение солдат: «Мы здесь на фронте проливаем кровь, терпим разные лишения и кладем жизнь, а там на нашей крови… купцы-спекулянты строят свое благополучие и счастье»[85]. Генерал Брусилов А. А. отмечает, что он получал большое количество анонимных писем от солдат; часть этих писем заявляла, что войска устали, требуют мира, и в случае, если мира не будет, его убьют. Оставшиеся письма говорили, что, наоборот, если «изменница» императрица Александра Фёдоровна заключит мир, его тоже убьют. Иронизируя, генерал Брусилов замечает, что «для меня выбор был не особенно широк».

На заседании 30 июля 1915 года военный министр Поливанов А. А. отметил, что «деморализация, сдача в плен, дезертирство принимают грандиозные размеры»[86]. Во время мобилизаций 1915 года отмечено 82 бунта, в ряде случаев мобилизованные требуют отправлять на фронт полицейских[5].

На заседании 4 (17) августа 1915 года министр внутренних дел князь Щербаков Б. Н. отмечает, что «…Я должен отметить, что наборы с каждым разом проходят все хуже и хуже. Полиция не в силах справиться с массой уклоняющихся. Люди прячутся по лесам и в несжатом хлебе. Если станет известным, что призыв ратников II разряда производится без санкции Государственной думы, то боюсь, что при современных настроениях мы ни одного человека не получим. Агитация идет вовсю, располагая огромными средствами из каких-то источников», что морской министр Григорович И. К. комментирует словами: «Известно из каких — немецких»[87].

С другой стороны, к концу 1916 года России удаётся, по крайней мере частично, преодолеть военно-технические проблемы начального периода войны, в частности «снарядный голод». Британский военный атташе в России генерал Альфред Нокс отмечал, что в январе-феврале 1917 года «армия была крепка духом…если бы не развал национального единства в тылу, русская армия могла увенчать себя новой славой в кампании 1917 года, и ее напор, сколько можно судить, мог обеспечить победу союзников к концу года», Бернард Парес заявлял, что «фронт был здоров, тыл же прогнил»[90]. По оценке великого князя Николая Михайловича, «армия находится в прекрасном состоянии. Артиллерия, снабжение, технические войска — все готово для решительного наступления весною 1917 года»[91].

Действительно, в августе 1916 г. винтовок было изготовлено на 1100 % больше, чем в августе 1914 г. Производство пушек (76 мм и горных) с января 1916 г. по январь 1917 г. увеличилось более чем на 1000 %, а 76 мм снарядов на 2000 %. Выработка пороха и взрывчатых веществ возросла на 250—300 %. Снабжение фронта, таким образом, существенно улучшилось.[8] Кроме того, было налажено производство 222 аэропланов в месяц, количество телефонов в армии за 1914—1916 года увеличилось с 10 до 50 тыс.[50]

Значительное улучшение военно-технического снабжения армии позволило царскому правительству начать готовиться к большому наступлению, которое предполагалось весной 1917 года. По мнению К. И. Глобачева: «Центральные державы должны были быть разгромлены в этом [1917] году. Таким образом, для революционного переворота в России имелся 1 месяц срока, то есть до 1 апреля. Дальнейшее промедление срывало революцию, ибо начались бы военные успехи, а вместе с сим ускользнула бы благоприятная почва.»[92]

К осени 1915 немецкое наступление удалось остановить. Как указывает Зайончковский A.M, 1916 год в общем может быть охарактеризован как год заметного умаления военного могущества Центральных держав по сравнению с Антантой, что предрешало уже участь войны в пользу последней. Общая обстановка истекшего 1916 года ясно показывала Центральным державам, что война ими проиграна.[93] По мнению Данилова Ю. Н., к концу 1916 года верхи русской армии сознавали, что наши военные противники уже были ранены смертельно, что в агонии они способны были ещё нанести один-два удара, но возможность закончить войну победой для них миновала безвозвратно.[94]

В преддверии предполагаемого весеннего наступления 1917 года царское правительство приступило к формированию дивизий уже 4-й очереди; Керсновский А. А. комментирует их следующим образом:

Образованные зимой 1916/17 годов низкокачественные дивизии 4-й очереди были мертворождёнными. Протекай кампания 1917 года в нормальных условиях, они все равно ничем бы себя не проявили. Противоестественной системе формирования дивизий 4-й очереди соответствовала хаотическая система наименований полков.

Истощив весь запас уездных городов на третьеочередных дивизиях, столоначальники из Главного штаба принялись за горные хребты, почтовые тракты, заштатные захолустья, ошеломляя войска дикими названиями, создавая полки Ворохтенский, Нерехтский, Прешканский, Тихобужский, Стерлитамакский, десятки других, произнести которые солдату не было никакой возможности… Гораздо удачнее были даваемые по почину строевого начальства имена славных дел и побед 1914—1916 годов, которые фронтовые корпуса передавали формировавшимся при них дивизиям 4-й очереди. После революции ряд полков изменил по собственному почину безобразные имена — в память былых побед.[95]

В общей сложности было сформировано 65 дивизий 4-й очереди, численность до 2х миллионов человек, состоявших из солдат старших возрастов (32-42 года), числившихся во втором разряде ополчения (ратники 2-го разряда). Эти части отличались самой низкой боеготовностью[96]. Основу армии начали составлять солдаты, прошедшие одно-двухмесячный курс обучения в запасной части, и офицеры военного времени, как правило — прошедшие ускоренное обучение в школе прапорщиков. В феврале 1917 года был начат призыв пополнений, предназначенных на 1919 год, тогда как Британия и Франция в то же время приступили к призыву пополнения 1918 года. Керсновский А. А так описывает эти «полчища четвёртой очереди»:

Взятые от сохи новобранцы и не проходившие раньше службы в войсках ратники 2-го разряда попадали в запасные полки. Эти организационные соединения насчитывали по 20000 — 30000 человек при офицерском и унтер-офицерском составе, рассчитанном на обыкновенный полк в 4000 штыков. Роты этих запасных полков — по 1000 человек и более — приходилось делить на литерные роты в 250 350 человек. Литерной ротой командовал прапорщик, только что выпущенный, имевший помощниками двух — трёх унтер-офицеров, иногда ещё одного прапорщика, столь же неопытного, как он сам. Оружие имелось в лучшем случае у половины обучаемых, обычно же винтовка приходилась на звено. В пулеметных командах имелось по два пулемета, зачастую неисправных, и на этих двух пулеметах два прапорщика должны были за шесть недель подготовить 900 пулеметчиков. За невозможностью показа приходилось обучать рассказом — отбывать номер, одинаково тягостный и для обучаемых, и для обучающих.

Запасные войска были скучены в крупных населённых центрах. Военное ведомство не озаботилось устройством военных городков — лагерей, где, вдали от тыловых соблазнов, можно было вести серьёзные занятия на местности. Эта система лагерей была, между прочим, принята во всех воевавших странах — как союзных, так и неприятельских. Литерные роты выводились на улицы и площади городов. Здесь им производилось учение, заключавшееся в поворотах и маршировке. Иногда на панелях, под сбивчивые команды неопытных начальников, производились перебежки по воображаемой местности. Подобного рода упражнения ничего не прибавляли к сноровке солдата и тактическим познаниям прапорщика.

Когда подготовленные запасными частями пополнения прибывали на фронт, то их остерегались ставить в строй, а сперва переучивали заново — и по-настоящему. Система анонимных запасных полков, готовивших пополнения для неизвестных полков на фронте, была преступной. Простой здравый смысл требовал подготовки пополнений определёнными запасными частями для определённых действовавших частей.

…

Нагромождение запасных войск в больших городах имело огромное развращающее влияние на людей. Глазам солдата открывалась разгульная картина тыла с его бесчисленными соблазнами, бурлившей ночной жизнью, повальным развратом общественных организаций, наглой, бьющей в глаза роскошью, созданной на крови. … Подобно запасным частям, лазареты были тоже скучены в больших городах. И население и войска могли свободно созерцать ужасы войны.

По воспоминаниям большевика М. К. Лемке, весной 1916 генерал Алексеев в частном разговоре с Лемке заявлял, что «Я знаю, что война кончится нашим поражением, что мы не можем кончить ее чем-нибудь другим <…> Армия — наша фотография. С такой армией можно только погибать. И вся задача свести эту гибель к возможно меньшему позору»[97].

2-3 мая 1916 года во время подавления голодного бунта в Оренбурге зафиксирован первый случай отказа казаков стрелять в толпу, за 1916 таких случаев отмечено 9[5].

В октябре 1916 года произошли восстания нескольких тысяч солдат на тыловых распределительных пунктах в Гомеле и Кременчуге. 17 октября в Петрограде до 12 тыс. невооружённых солдат запасных батальонов 181 полка присоединяются к бастующим 30 тыс. рабочих Выборгской стороны.[5][98]

29 октября 1916 года бастующие рабочие «снимают» филиал «Рено», силой заставив его присоединиться к забастовке. Вызванные из ближайших казарм два батальона солдат вместо рабочих открыли огонь по полиции, и были разогнаны казаками[33].

Французский посол в Петрограде Морис Палеолог так комментирует эти события:

Благоволите передать от моего имени г. президенту республики и г. председателю совета министров, что вы меня оставляете в большой тревоге. В России готовится революционный кризис; он чуть было не разразился пять недель тому назад; он только отложен. С каждым днем русский народ все больше утрачивает интерес к воине, и анархистский дух распространяется во всех классах, даже в армии. Приблизительно в конце октября в Петрограде произошёл очень показательный инцидент, о котором я осведомил г. Бриана. На Выборгской стороне вспыхнула стачка, и полиция была сильно потрепана рабочими; вызвали два пехотных полка, расквартированных по соседству. Эти два полка стреляли в полицию. Пришлось поспешно вызвать дивизию казаков, чтобы образумить мятежников. Следовательно, в случае восстания нельзя рассчитывать на армию… Мой вывод, что время больше не работает на нас, по крайней мере, в России, что мы должны уже теперь предвидеть банкротство нашей союзницы и сделать из этого все необходимые выводы.[67]

В ходе Митавской операции 23-29 декабря отказался идти в атаку 17 пехотный полк, затем к нему присоединились ещё несколько полков, волнения охватили части трёх корпусов и десятки тысяч солдат. Командование все же смогло справиться с ситуацией; около ста наиболее активных участников выступления были расстреляны, несколько сот были осуждены на каторгу.

В феврале 1917 министр внутренних дел Протопопов А. Д. докладывает царю о настроениях в армии: «в войсках читаются газеты преимущественно левого направления…оппозиционно настроены высший командный состав и низший… в прапорщики произведены многие из учащейся молодежи, … остальные офицеры консервативны». Генерал Иванов Н. И. отказывается судить о настроениях в армии, заявив, что «состав офицеров и солдат, переменившийся в течение войны 4—6 раз, не даёт возможности судить, что представляют собой те части, которые в мирное время считались образцовыми».[69] По оценке Керсновского А. А., состав пехоты к началу революции переменился шесть раз[99].

В конце 1916 года член Госсовета Гурко Владимир Иосифович, родной брат генерал Гурко Василия Иосифовича, обращается к Николаю II с аналитической запиской о приближающемся исчерпании Россией мобилизационных ресурсов, предложены такие меры, как «постепенное привлечение к военной службе инородцев, к тому законом ныне не обязанных», «возвращение на заводы квалифицированных рабочих с заменою их соответствующим числом подлежащих освидетельствованию и признанных годными для несения военной службы белобилетников» и «бережливое расходование человеческого материала в боях». 2(22) декабря 1916 года с аналогичной запиской к вр. и. д. начальника штаба Верховного Главнокомандующего генералу Гурко В. И. обращается военный министр Шуваев; по его расчётам, «принимая во внимание, что для пополнения потерь в армии штаб Верховного главнокомандующего признает необходимым высылку ежемесячно в среднем 300 000 человек, можно сказать, что имеющихся в распоряжении Военного министерства контингентов хватит для продолжения войны лишь в течение 6-9 месяцев».

Петроградский гарнизон

Гарнизон Петрограда во время войны состоял из запасных частей. В его состав входили 14 запасных батальонов гвардейских полков: Преображенского, Семёновского, Павловского, Измайловского, Егерского, Московского, Гренадерского, Финляндского, Литовского, Кексгольмского, Петроградского, Волынского, 1-го и 2-го стрелковых. Затем, в Петрограде были расположены 1-й Запасный пехотный полк, 1-й и 4-й Донские казачьи полки, Запасный самокатный батальон, Запасный броневой автомобильный дивизион, саперы, артиллеристы и другие небольшие части. Кроме того, в Петрограде располагалось несколько военных училищ и курсов. Общая численность Петроградского гарнизона доходила до 160 тысяч человек.[100]

Царское правительство планировало осуществить весной 1917 года большое наступление на фронте, в связи с чем в 1916 году были проведены очередные мобилизации среди резервистов четвёртой очереди, многим из которых было сильно за тридцать и даже за сорок. Одной из основных баз для формируемых частей являлся Петроград; размещённые в нём запасные батальоны гвардейских полков играли роль учебных частей. Их численность была раздута: в некоторых резервных ротах было более 1000 солдат, а встречались батальоны по 12-15 тыс. человек; в общей сложности 160 тыс. солдат были втиснуты в казармы, рассчитанные на 20 тыс.[101]. 1 марта 1917 предполагалась массовая отправка на фронт, однако солдаты были наслышаны о больших потерях, и не испытывали большого желания идти на фронт.

Ряд высоких чинов, в том числе министр внутренних дел Протопопов А. Д., начальник охранного отделения Глобачёв К. И. высказывают серьёзные сомнения в лояльности этих солдат. Ещё во второй половине 1916 года председатель совета министров Штюрмер Б. В. предлагает эвакуацию части солдат и беженцев из Петрограда. Однако все эти планы так и не осуществились, так как царские власти не нашли достаточного числа казарм где-либо в другом месте.

Начальником гвардейских запасных частей и вместе с тем начальником войсковой охраны Петрограда был генерал Чебыкин. Для предупреждения могущих возникнуть беспорядков было составлено расписание с разделением города на районы войсковой охраны, а запасные батальоны гвардейских полков были расписаны по районам. С 9-го января Чебыкин находился в отпуске по болезни и его обязанности исполнял полковник Преображенского полка Павленков.

Чинам полиции был назначен усиленный оклад, и приданы пулемёты. По свидетельству полковника Д. Ходнева, на крышах Петрограда оборудовано до 50 пулемётных гнёзд. По другой версии, пулемёты полиции не передавались, размещались как часть системы ПВО, для борьбы с германскими самолётами, и были зенитными. Так или иначе, во время событий революционные силы неоднократно сообщают о предполагаемых обстрелах из пулемётов.

Для подавления возможного бунта определены учебные команды запасных батальонов, которые считались полностью лояльными, так как в них служили лучшие солдаты, обучавшиеся на чины унтер-офицеров (сержантов). Были приняты меры к изоляции остальных солдат от населения: им запрещалось выходить из казарм, а оружие находилось отдельно от солдат, под охраной нарядов. Тем не менее, впоследствии, 27 февраля, революция началась именно с бунта одной из таких учебных команд — учебной команды запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка, за день до этого участвовавшей в расстрелах рабочих демонстраций, когда погибло около 40 человек; 27 февраля солдаты учебной команды решают более не выполнять карательные акции, и убивают командира учебной команды штабс-капитана Лашкевича, лично участвовавшего в расстрелах.

В министерство Протопопова по инициативе К. И. Глобачёва был снова поднят вопрос о ненадёжности Петроградского гарнизона и Николай II согласился заменить некоторые запасные части Петроградского гарнизона гвардейским кавалерийским корпусом, взятым с фронта. Это решение, однако, не было приведено в исполнение вследствие просьбы командира этого корпуса оставить корпус на фронте.[92]

В начале войны части Российской Императорской Гвардии составляли гвардейский корпус. В конце 1915 года был образован 2-й гвардейский корпус и гвардейский кавалерийский корпус (2 дивизии). Эти соединения составили, в сущности, маленькую армию, называвшуюся «войсками гвардии». 15 августа 1916 года войска гвардии были переименованы в Особую армию. В течение 1916—1917 переводилась из состава Западного фронта в Юго-Западный и наоборот. На момент начала революции крепкие действующие войска гвардии находились на фронте, и, когда в Петрограде разразились волнения, были отделены от столицы большим расстоянием.

Генерал Дубенский Д. Н. так описывает настроения в Петроградском гарнизоне перед революцией:[102]

Как на причину быстрого перехода войск на сторону бунтовавших рабочих и черни, указывали в Ставке на крайне неудачную мысль и распоряжение бывшего военного министра Поливанова держать запасные гвардейские батальоны в самом Петрограде в тысячных составах. Были такие батальоны, которые имели по 12 — 15 тысяч. Все это помещалось в скученном виде в казармах, где люди располагались для спанья в два-три и четыре яруса. Наблюдать за такими частями становилось трудно, не хватало офицеров, и возможность пропаганды существовала полная. В сущности эти запасные батальоны вовсе не были преображенцы, семеновцы, егеря и т. д. Никто из молодых солдат не был ещё в полках, а только обучался, чтобы потом попасть в ряды того или другого гвардейского полка и получить дух, физиономию части и впитать её традиции. Многие из солдат запасных батальонов не были даже приведены к присяге. Вот почему этот молодой контингент так называемых гвардейских солдат не мог быть стоек и, выйдя 24, 25 и 26 февраля на усмирение беспорядков, зашатался и затем начался бессмысленный и беспощадный солдатский бунт.
Вместе с тем, однако, получились известия, что некоторые роты, как например, Павловского, Волынского, Кексгольмского запасных батальонов, держались в первые два дня стойко.
Удивлялись, что генерал Хабалов не воспользовался такими твердыми частями, как Петроградские юнкерские училища, в которых в это время сосредоточивалось несколько тысяч юнкеров.

Военно-морские базы в Кронштадте и Гельсингфорсе

Часть солдат и матросов составляли мобилизованные рабочие, в том числе ранее участвовавшие в революционной деятельности; в первую очередь это относилось к Кронштадтской военно-морской базе, а также к военно-морской базе в Гельсингфорсе. Как указывает исследователь Гернет М. Н., «матросы военного флота набирались в значительной степени из числа фабричных и заводских рабочих, и командование военно-морского флота видело в этом факте одну из причин распространения революционной пропаганды во флоте»[103].

…сами условия морской службы требуют людей со специальной технической подготовкой, предъявляют спрос на квалифицированных рабочих. Каждый матрос прежде всего специалист — минер, гальванер, комендор, машинист и т. д. Каждая специальность предполагает определённые знания и известную техническую выучку, приобретенную на практике. В силу этого приёму во флот подлежали главным образом рабочие, практически прошедшие школу профессионального обучения, изучившие на деле какую-либо специальность. Особенно охотно принимались слесари, монтеры, машинисты, механики, кузнецы. …кронштадтские матросы — это были почти сплошь вчерашние городские рабочие. Такая исключительность положения создалась оттого, что с отдаленных, незапамятных времен Кронштадт являлся рассадником специальных морских знаний для всего Балтийского флота. В Кронштадте с давних пор были сосредоточены различные специальные школы — эти своего рода факультеты матросского университета. Не считая школы юнгов — низшего учебного заведения, дававшего элементарное образование будущим унтер-офицерам, — здесь находились учебно-артиллерийский и учебно-минный отряды, а также машинная школа.[104]

Условия военной службы в Кронштадте были тяжёлыми, и сопровождались рядом унизительных ограничений для нижних чинов, например, матросам запрещалось ходить по восточной стороне главной улицы, у входа на Екатеринский бульвар помещалась надпись, запрещающая вход «собакам, солдатам и матросам»[105]. Большевики Фёдор Раскольников и Павел Дыбенко, сами служившие на Балтийском флоте, сравнивают условия содержания в Кронштадте с «тюрьмой», и указывают на то, что в Кронштадтской военно-морской базе размещался, в частности, дисциплинарный батальон для самых неблагонадёжных матросов[104]. Современники описывают февральское восстание в Кронштадте, как «бунт диких зверей, которые набросились на своих укротителей» («эти печальные события в Кронштадте разразились потому, что там было много штрафованных и других матросов, которых никто не хотел брать на суда, как негодный элемент. Словом, отбросы флота. Между ними и офицерами были чересчур натянутые отношения и, когда „укротители зверей“ остановились в некотором замешательстве в начале движения, звери бросились на них и растерзали. Кровь опьянила их, они осатанели»[106]). Фёдор Раскольников утверждает, что, по его мнению, «когда начальство списывало матросов с кораблей и отправляло их в Кронштадт, они рассматривали это назначение как самое тяжкое административное наказание. В их представлении остров Котлин был так же ненавистен, как остров Сахалин — это мрачное убежище ссыльных и каторжан».[104]

Волнения на флоте начинаются задолго до 1917 года. Во время революции 1905 года происходят мятежи в Кронштадте[107] и Свеаборге[108]. К концу 1906 года главный морской штаб оценивает из 15 тыс. матросов Кронштадта 1 893 «неблагонадёжными», а 2 127 «вообще подлежавшими удалению с военных судов»[103]. В 1911, 1912 и 1916 годах проводятся аресты нескольких десятков матросов по подозрению в подготовке новых восстаний.[103]

19 октября 1915 года взбунтовался стоявший на гельсингфорсском рейде линкор «Гангут», предъявивший жалобы на плохое питание и офицеров немецкого происхождения. Суд приговорил двоих из общего числа осужденных к смертной казни, четырёх — к каторжным работам на 15 лет, двоих — к каторжным работам на 14 лет, десятерых — на 10 лет каждого, пять человек — на 8 лет, троих — на 4 года и восемь человек были оправданы. После подавления мятежа матросы с крейсера «Рюрик» отказались конвоировать осуждённых матросов с «Гангута». В ответ на «Рюрике» были арестованы и преданы суду 42 матроса, из которых 27—30 марта 1916 г. были приговорены: трое к смертной казни, три человека к каторге и 34 человека в дисциплинарный батальон[103]

Контроль контрразведки над военно-морской базой в Гельсингфорсе осложнялся и тем, что этот город находился в Великом княжестве Финляндском, которе фактически являлось полунезависимым государством, входившим в состав Российской империи лишь формально. Ряд современников указывают на активную деятельность германской агентуры в Гельсингфорсе, также в прибалтийских городах, Ревеле и Риге[109][110].

В сентябре 1916 военный губернатор Кронштадта Вирен Р. Н. сообщает в Главный морской штаб о революционном настроении матросов[5][111]:

Достаточно одного толчка из Петрограда, и Кронштадт вместе с судами, находящимися сейчас в кронштадтском порту, выступит против меня, офицерства, правительства, кого хотите. Крепость — форменный пороховой погреб, в котором догорает фитиль — через минуту раздастся взрыв… Мы судим, уличенных ссылаем, расстреливаем их, но это не достигает цели. 80 тысяч под суд не отдашь. Вчера я посетил крейсер «Диана», на приветствие команда ответила по-казенному, с плохо скрытой враждебностью. Я всматривался в лица матросов, говорил с некоторыми по-отечески; или это бред усталых нервов старого морского волка, или я присутствовал на вражеском крейсере, такие впечатления оставил у меня этот кошмарный осмотр. В кают-компании офицеры откровенно говорили, что матросы сплошь революционеры.

Адмирал Вирен предлагает переформировать Кроштадтскую военно-морскую базу, переведя её матросов «куда угодно», а взамен их назначив надёжных матросов из Сибирской и Беломорской флотилий. Однако, Ставка ответила отказом на это предложение, а министерство внутренних дел заверило, что ситуация у него под контролем.[33]

Политика

Слухи об императрице Александре Федоровне

Согласно переписи населения 1897 года, в Российской империи проживало 2 млн 70 тыс. немцев, что составляло около 1,2 % населения. На 15 апреля 1914 доля немцев в российском генералитете составляла около 20 %.[112] Предки многих из них прожили в России уже не один век, однако с началом Первой мировой войны начали вызывать подозрения в нелояльности и шпионаже в пользу Германии. Уже в 1914 году толпа разгромила посольство в Германии в Петербурге, начались массовые уничтожения немецких вывесок. В 1915 происходит немецкий погром в Москве. В Петрограде появляется «Общество 1914 года», поставившее своей целью борьбу с российскими немцами. В августе 1915 министр внутренних дел Щербатов Н. Б. обращается к Госдуме с просьбой «помочь прекратить травлю всех лиц, носящих немецкую фамилию, поскольку многие семейства сделались за двести лет совершенно русскими».

Многие российские немцы начинают менять свои фамилии. Так, синодальный обер-прокурор, немец Саблер В. К. сменил фамилию на Десятовский; во время погрома 1915 года толпа кричала: «долго ли нам немец Саблер будет ставить архиереев и будет править Церковью. Пойдем в Синод!»[113]

С назначением в 1916 году председателем Совета министров Штюрмера Б. В. его немецкое происхождение начинает вызывать слухи о том, что он якобы «имеет сношения с германскими агентами через Стокгольм». 1 ноября 1916 депутат Госдумы Милюков П. Н. озвучивает эти подозрения уже на думском уровне в своей речи «Глупость или измена?»

В таких условиях объектом нападок неизбежно становится императрица Александра Фёдоровна, урождённая принцесса Алиса Гессен-Дармштадтская. Начиная с 1915 в России начинают циркулировать самые фантастические слухи, связанные с ней, вроде «Дороговизна оттого, что государыня императрица отправила за границу 30 вагонов сахару», несколько раз появляются слухи, что она уже арестована за шпионаж, и что в Царском Селе якобы находится прямой провод для связи с Берлином. После Февральской революции был проведён тщательный обыск царскосельского дворца, однако никаких «прямых проводов» и «радиотелеграфных станций» обнаружено не было.

После гибели британского военного министра Китченера появляются слухи, что якобы императрица выдала Германии его местонахождение. Подозрения доходят даже до высшего генералитета; генерал Алексеев М. В. заявляет, что у императрицы оказалась секретная карта, бывшая только у него и императора.[114] По слухам, генерал Брусилов А. А. отказался отвечать императрице о сроках наступления, а генерал Гурко В. И. отказался показать царю план военных действий в присутствии царицы.

В январе 1916 появляются слухи, что императрица якобы разводится с Николаем II, и уходит в монастырь.

Инцидент с британским министром Китченером привёл к тому, что члены союзнической делегации, прибывшие на Петроградскую конференцию в начале февраля 1917 года, перед отбытием распространили фальшивые слухи о своей дате отъезда и маршруте.

Деятельность Распутина

Последний начальник Петроградского охранного отделения Глобачёв К. И. так описывает Распутина:

В течение целого почти дня его посещали лица, принадлежавшие к разным слоям общества и разного служебного и общественного положения. Одни здесь бывали из-за личных симпатий к Распутину, другие — ища его протекции, а третьи просто в надежде около него набить карман. Список лиц, посещавших Распутина по тем или другим причинам, был очень велик. Кроме того, были и завсегдатаи, так сказать, друзья его, состав которых менялся в зависимости от личных симпатий Распутина в данный момент. Наиболее преданными его друзьями были женщины, — дамы-почитательницы, которые верили в него как в святого. Многие из них были с ним в близких, интимных отношениях, а другие ещё только добивались этой чести. Вера в святость Распутина была так велика, что женщины целовали его руки, принимали пищу из его грязных рук и покорно сносили оскорбления и грубость с его стороны, считая это за особое счастье. Распутин всегда был очень любезен и ласков с новыми, которых называл ещё не посвященными, и в высшей степени груб с теми, с которыми он уже был близок интимно. Не думаю, чтобы он отдавал предпочтение той или другой из его почитательниц; искренней любви ни к одной из его многочисленных любовниц у него не было. Его просто влекло к женскому телу чувство похоти и разврата. Часто, не довольствуясь окружавшим его добровольным гаремом, он пользовался обыкновенными уличными проститутками.

…

Я не могу указать все те назначения и дела, которые провёл Распутин, но некоторые из них сохранились у меня в памяти, Так, например, своими назначениями исключительно были обязаны Распутину: министр внутренних дел Алексей Николаевич Хвостов, товарищ его Степан Петрович Белецкий, министр внутренних дел Штюрмер, министр внутренних дел Протопопов, обер-прокурор Св. Синода Раев, министр юстиции Добровольский, митрополит Питирим, епископ Варнава, главнокомандующий Северо-Западным фронтом ген. Рузский и т. д. Мне нетрудно было вперед определить, кто намечается на какой-либо высокий пост, так как Распутин, бывший все время под охраной моих людей, в то же время был и под их наблюдением, и ни одно из его конспиративных свиданий с лицами, домогавшимися назначения, не ускользало из их поля зрения. Эти свидания и переговоры иногда длились месяцами и не всегда увенчивались успехом. Генерал Рузский после неудачного командования Западным фронтом был отставлен от командования и вновь назначен командующим Северным фронтом по протекции Распутина. Однако, несмотря на это, в революционных кругах считался своим человеком, поэтому после переворота его фонды в глазах Временного правительства стояли высоко до тех пор, пока об его назначения не стал известен новой власти, что и послужило истинным поводом увольнения его в отставку.

…

Из лиц придворных Распутина посещала на его квартире только фрейлина Анна Александровна Вырубова, которая служила постоянной связью его со двором. Между ними никаких интимных отношений, о чём так много говорилось после переворота, не было. Расследование, произведенное Временным правительством, вполне это подтвердило. Свидания Распутина с Государем и Государыней происходили в Царском Селе на даче Вырубовой.

Во дворец за последние два года Распутин ни разу не ездил.

В Царское Село Распутин сначала ездил по железной дороге, а; потом в его распоряжение был предоставлен один из автомобилей Охранного отделения: мера эта была вызвана заботой о его личной безопасности. На свидания с Распутиным Государыня всегда приезжала с наследником или с кем-либо из дочерей; иногда вместе с ними приезжал и Государь. Свидания происходили раз или два в неделю и продолжались от получаса до часа. По возвращении из Царского, почта как правило, Распутин отправлялся в компании кутить куда-либо в загородный ресторан. Отношения его к особам царской семьи, даже в моменты самого широкого разгула, были весьма корректны, и никогда не позволял он себе, ни при посторонних, ни при своих, отзываться о ком-либо из членов царской семьи непочтительно. Поэтому все рассказы о том, что Распутин называл Государя по имени или бравировал своими отношениями, или хвастал своим влиянием и т. п., — сплошной вымысел, имевший своей целью скомпрометировать царскую семью в глазах широких масс.

…

По воспоминаниям генерала Бонч-Бруевича М. Д.,

Трудно представить, до какого разложения дошёл государственный аппарат Российской империи в последние годы царствования Николая II. Огромной империей правил безграмотный, пьяный и разгульный мужик, бравший взятки за назначение министров. Императорская фамилия, Распутин, двор, министры и петербургская знать — все это производило впечатление какого-то сумасшедшего дома. Даже я, имевший возможность близко ознакомиться с закулисной стороной самодержавия, хватался за голову и не раз спрашивал себя:

— А не снится ли все это мне, как дурной сон?

…

Чем дальше шла война, тем больше я, к ужасу своему, убеждался, что истекающей кровью, разоренной до крайних пределов империей фактически управляет не неумное правительство и даже не тупой и ограниченный монарх а хитрый и распутный «старец».

От агентов контрразведки я знал, как Распутин смещает и назначает министров. Сделавшись с помощью «старца» министром внутренних дел. Хвостов целовал ему руку. Назначенного по настоянию Распутина председателем совета министров семидесятилетнего рамолика Штюрмера бывший конокрад презрительно называл «старикашкой» и орал на него. Большинство министров военного времени было обязано Распутину своим назначением.

Контрразведке было известно, что за всю эту «министерскую чехарду» Распутин брал либо большими деньгами, либо дорогими подарками, вроде собольей шубы. Так, за назначение Добровольского министром юстиции Распутин получил от привлеченного за спекуляцию банкира Рубинштейна сто тысяч рублей. Назначенный вместо Штюрмера председателем совета министров Трепов, чтобы откупиться от Распутина, предлагал ему двести тысяч рублей. Мы знали, наконец, что министерство внутренних дел широко субсидирует «старца».[115]

Генерал Крылов А. Н.:

После революции была опубликована переписка между царицей, бывшей в Царском Селе, и царем в Ставке; тогда же был опубликован и дневник французского посла Палеолога. Эти две книги надо читать параллельно, с разностью примерно в 4—5 дней между временем письма и дневника. Видно, что письма царицы к царю перлюстрировались, и их содержание становилось известным. Например, царица пишет: «Генерал-губернатор такой-то (следует фамилия), по словам нашего друга, не на месте, следует его сменить». У Палеолога дней через пять записано: «По городским слухам, положение губернатора такого-то пошатнулось и говорят о предстоящей его смене».

Ещё через несколько дней: «Слухи оправдались, такой-то смещен и вместо него назначен X».

Но это ещё не столь важно, но вот дальше чего идти было некуда.

Царица пишет: «Наш друг советует послать 9-ю армию на Ригу, не слушай Алексеева (начальник штаба верховного главнокомандующего при Николае II), ведь ты главнокомандующий…», — и в угоду словам «нашего друга» 9я армия посылается на Ригу и терпит жестокое поражение.

Недаром была общая радость в Петербурге, когда стало известно, что Гришка убит Пуришкевичем и великим князем Дмитрием Павловичем. Конечно, и армия понимала, кто ею командует Февральская революция была подготовлена.

По воспоминаниям личного секретаря Распутина Симановича А. С.,

С тех пор как Распутин возымел решающее значение при назначении министров, он постоянно искал подходящих кандидатов. Так как личные качества протеже ему были мало известны, то выбор кандидатов для него был очень затруднительным. Поэтому он постоянно обращался ко мне с просьбами указать подходящих лиц для одного или другого министерского поста. Часто это было весьма затруднительно. Наша задача осложнялась ещё тем, что многие из намеченных нами кандидатов, зная колеблющийся характер царя, сами отказывались от предлагаемых им назначений.

Особенно сложным становилось дело в последние годы царствования Николая П. Часто случалось, что царь телефонировал Распутину, требуя немедленно указать кандидата для какого либо освобождающегося поста министра. В таких случаях Распутин просил царя обождать несколько минут. Возвращаясь к нам он требовал назвать необходимого кандидата.

— Нам нужен министр, — восклицал он взволнованно.

Недалеко от телефона происходила тогда конференция, на которой иногда участвовали даже племянницы Распутина, между тем как царь ждал у телефонной трубки, Однажды Распутин во время разговора с царем сказал нам:

— Нам требуется генерал. — Случайно присутствовавший при этом мой сын Семен назвал фамилию Волконского, хотя тот был и не генералом, а товарищем председателя Государственной Думы. Распутин назвал фамилию царю. Вскоре после этого Волконский был назначен товарищем министра внутренних дел.

Если выбор был особенно затруднительным, то нам приходил на помощь Манасевич-Мануйлов. Он, конечно, старался проводить своих людей. По его совету Штюрмер был назначен председателем Совета министров. Манасевич-Мануйлов рекомендовал нам Штюрмера как старого вора и жулика и ручался за то, что Штюрмер исполнит все наши пожелания. [116]

Генерал Спиридович А. И.:

Там не было разврата полового, но там в ярких красках выявился разврат моральный, в котором копались высшие представители правительства. Вина Алексея Хвостова усугубляется тем, что он первый пустил сплетню-клевету о том, что Распутин — немецкий шпион, что у него, министра, имеются на то доказательства. Сплетня была подхвачена во всех кругах общества и повторялась затем многими до революции и во время революции со ссылками на Алексея Хвостова.

Он, Алексей Хвостов, автор этой ужасной клеветы. Через голову Распутина эта гнусная клевета падала на голову Императрицы и позорила самого Государя. Сплетня-клевета повторялась из года в год и вошла даже в книгу Соколова об убийстве Царской семьи, как показание некоторых из опрошенных им лиц, опять-таки со ссылками, как на первоисточник, на министра Хвостова.

…

Образ жизни Распутина в Петрограде давал право смеяться над всеми этими религиозностями, богомольями по святым местам, над всем иным хорошим. К этому времени Распутин уже совершенно определился, как человек последних месяцев своей жизни. Распутин пил и кутил без удержу. Когда домашние в слезах упрашивали его не пить, он лишь безнадежно махал рукою и говорил: «все равно не запьешь того, что станется. Не зальешь вином того, что будет». Махал рукой и снова пил. Больше, чем когда-либо, он был окружен теперь женщинами всякого сорта. После ареста Мануйлова, его уже совершенно никто не сдерживал.

Распутин осмелел, как никогда. Среди своих поклонниц и приятелей он высказывался авторитетно по всем вопросам, волновавшим тогда общество. Годы войны очень развили его политически. Теперь он не только слушал, как бывало, а спорил и указывал. Спекулянты всех родов окружали его. За выбытием, поочередно, из строя, по разным причинам, князя Андроникова, Мануйлова, Комиссарова, его политическим осведомителем в этот последний период его жизни сделался доктор Тибетской медицины Бадмаев. Умный, опытный, старый человек, он знал многое в Петрограде. Но Распутин ему не доверял. Может быть, тут играла роль ревность, как бы он не начал лечить Наследника. Бадмаев был очень хороший врач, своеобразный, лечил по способам Тибетской медицины и имел большую в Петрограде клиентуру, большую популярность.

…

Распутин же в это время напористей, чем когда-либо, влиял на Вырубову, заставляя её передавать Царице то одно, то другое его мнение.

— Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция. Глава 19, 22[117]

Соколов Н. А., колчаковский следователь, расследовавший убийство царской семьи:

Лгать помогала Распутину сама болезнь Наследника. Она всегда была одна: он начинал страдать от травмы или ушиба, появлялась опухоль, твердела, появлялись параличи, мальчик испытывал сильные муки.

Около него был врач Деревенько. Наука делала свое дело, наступал кризис, опухоль рассасывалась, мальчику делалось легче.

Состояние матери понятно. Веря в Распутина, она в силу целого комплекса психопатологических причин весь результат благополучного исхода относила не к врачу, а к Распутину.

Но каким же образом на одной вере матери держался Распутин столько лет?

Ложь Распутина требовала помощников. При безусловной честности врача Деревенько, в чём я глубоко убежден, ему необходимо было, чтобы во дворце был или его соучастник, или полное орудие его воли, неспособное смотреть на вещи глазами нормального человека, от которого он в любую минуту мог бы получить нужные ему сведения, а около него, невежественного человека, был бы врач.

Так это и было.

Во дворце был его раб — Анна Александровна Вырубова.

Крайне правый думский депутат и черносотенец Пуришкевич В. М.:

…только сегодня, да, только сегодня, я позволил себе нарушить мой обет молчания и нарушил его не для политической борьбы, не для сведения счетов с партиями других убеждений, а только для того, чтобы дать возможность докатиться к подножию трона тем думам русских народных масс и той горечи обиды великого русского фронта, которые накопляются и растут с каждым днем на всем протяжении России, не видящей исхода из положения, в которое её поставили царские министры, обратившиеся в марионеток, нити от коих прочно забрал в руки Григорий Распутин и Императрица Александра Федоровна, этот злой гений России и Царя, оставшаяся немкой на русском престоле и чуждая стране и народу, которые должны были стать для неё предметом забот, любви и попечения.

Тяжело записывать эти строки, но дневник не терпит лжи: живой свидетель настроений русской армии от первых дней войны великой войны, я с чувством глубочайшей горечи наблюдал день ото дня упадок авторитета и обаяния царского имени в войсковых частях, и, увы! не только среди офицерской, но и в толще солдатской среды, и причина тому одна — Григорий Распутин.

Его роковое влияние на Царя через посредство Царицы и нежелание Государя избавить себя и Россию от участия этого грязного, развратного и продажного мужика, в вершении государственных дел, толкающих Россию в пропасть, откуда нет возврата.

Боже мой! что застилает глаза Государя? что не даёт ему видеть творящееся вокруг?) Как жалки его министры, скрывающие истину и под давлением себялюбивых интересов играющие судьбами династии! Когда этому конец, и будет ли?

Что заставляет молчать русских сановников и лиц, приближенных Царю при Дворе?

Трусость. Да, только одна беспредельная трусость и боязнь утратить свое положение, и в жертву этому приносят интересы России.

Они боятся сказать Государю правду.

…вся Россия, от крайнего правого крыла до представителей левых партий, не лишённых государственного смысла, одинаково оценивают создавшееся положение и одинаково смотрят на тот ужас, который представляет собою Распутин в качестве неугасимой лампады в царских покоях. [118]

Генерал Курлов П. Г., приближённый последнего царского министра внутренних дел Протопопова[рассматривался современниками, как «распутинец»]:

Крестьянин Тобольской губернии Григорий Ефимов Распутин приобрел за последние годы царствования Императора Николая Александровича известность не только в России, но и во всем мире. Преувеличенные до крайности толки о нём послужили всем русским противоправительственным партиям средством для борьбы, направленной к дискредитированию монархического принципа и личностей Государя и Императрицы. Средство оказалось действительным,— и не подлежит сомнению, что достигшая, благодаря главным образом лжи и клевете, чудовищных размеров слава Распутина сослужила революционерам огромную службу и создала благоприятную почву для падения Российского трона. …

В своих глубокомысленных рассуждениях, преисполненных клеветы над умиравшим Распутиным, его убийца Пуришкевич не оставил в покое и П. А. Бадмаева, приписывая ему снабжение Распутина особыми порошками, которые подчиняли ему волю членов царской семьи. Это необходимо было Пуришкевичу, заботившемуся всегда только о популярности, чтобы как-нибудь подкрепить в глазах читателей свои собственные предположения о безусловном и почти рабском подчинении Государя и Императрицы Распутину, нелепость и ложность которых не оставляла в нём никаких сомнений, если только допустить, что у него в момент предательского убийства в спину были какие-либо соображения, кроме страха ответственности. Между тем никто из царской семьи никогда у П. А. Бадмаева не лечился; никогда не лечился у него и Распутин, а многочисленные пациенты П. А. Бадмаева, в числе коих я сам был в течение 18 лет, прекрасно знают, что никаких особенных средств у П. А. Бадмаева не было. …

Будучи противником начатой войны, он с большим патриотическим подъемом говорил о необходимости довести её до конца, в уверенности, что Господь Бог поможет Государю и России. Таким образом, у Распутина было гораздо более развито национальное чувство, чем у многих его обвинителей в стремлении к сепаратному миру и влиянии в этом отношении вместе с «немцем» Штюрмером на Императрицу. Из этого следует, что обвинение Распутина в измене было столь же обосновано, как и опровергнутое уже обвинение Государыни. Я не забуду очень характерную фразу, которая сорвалась у Распутина в этом разговоре: «Иногда целый год приходится упрашивать Государя и Императрицу для удовлетворения какого-нибудь ходатайства».

Несоизмеримо далеко до «исключительного» влияния! [119]

Монархический историк Ольденбург С. С.:

• Распутин (6.04.191"5) не советует Государю ехать в Галицию до окончания войны: поездка состоялась.
• Р. (17.04.1915) не советует созывать Г.Думу: Дума созывается.
• Р. советует (15.11.1915) «начать наступление около Риги». Нечего и говорить, что никакого наступления не происходит.
• Р. (15 и 29.11.1915), наоборот, убеждает созвать Г. Думу: «Теперь все желают работать, нужно оказать им немного доверия». — Созыв Думы откладывается на февраль.
• Р. умоляет (12.10.1916) «остановить бесполезное кровопролитие» — атаки на Ковельском направлении; в этом он сходился с весьма широкими кругами, включая деятелей «блока»; на военных операциях эти «мольбы», опять-таки, не отразились никак.
• Р. «предлагает» в министры финансов гр. Татищева (19.12.1915), в военные министры — ген. Иванова (29.01.1916), в мин. путей сообщения — инж. Валуева (10.11.1916); Государь просто игнорирует эти «предложения». Он даже не отвечает на них Государыне. Ген. Н. И. Иванов, кстати, около того же времени увольняется с должности командующего юго-западным фронтом…
• Р. просит: не назначать Самарина (16.06.1915); не назначать Маркова (23.05.1916). Такое же игнорирование со стороны Государя.
• Р. предлагает в товарищи министра к Протопопову кн. Оболенского и «недолюбливает» Курлова; фактически назначается именно Курлов.

Все эти советы Государь отвергает молчаливо, не желая задеть чувства Государыни. Иногда у него, однако, прорывается и некоторое раздражение. «Мнения нашего Друга о людях бывают иногда очень странными, как ты сама это знаешь». (9.11.1916).

Роберт Вильтон, член белогвардейской следственной команды, расследовавшей убийство царской семьи:

Недавно я получил некоторые сведения, касающиеся того, каким путем Распутин достиг своего положения при Русском Дворе, а равно о прошлом его зятя Соловьева; их стоит отметить здесь: при некоторой своей неопределенности, они всё же могут служить отправной точкой для будущих исследований. Я не сомневаюсь, что вопрос об убийстве Романовых на долгие годы останется самым известным судебным делом в мире.

По этим данным оказывается, что во время своего паломничества Распутин после посещения Афона поехал в Болгарию, где познакомился с Фердинандом Кобургским [царём Болгарии]. Макиавеллевская душа последнего сейчас же подсчитала выгоды, которые можно извлечь из паломника… Этот экзальтированный крестьянин грубых понятий, но не лишённый природного красноречия, мог быть использован, как ценное орудие. Он указал на него своим берлинским друзьям и через них устроил ему знакомства в Петрограде. Гришка был доведен до самых ступеней трона, который надо было поколебать. Коварный болгарский Царь рассчитывал присвоить себе при поддержке Германии право на византийский венец; но он не мог бы овладеть им иначе, как наступив на обломки России. Нетрудно понять, почему он заинтересовался Распутиным.[120]

Дж. Бьюкенен, британский посол в Петрограде:

Об этой гнусной личности написано так много, что мне почти ничего не остается сказать. В Петербурге циркулировал анекдот, что во время одной из моих аудиенций в Царском, Распутин вошёл в комнату; царь хотел меня представить, но я тут же простился и вышел. Нет надобности говорить, что этот, как и другие анекдоты об его поступках и словах являются чистейшим вымыслом. … В своей книге о России мой друг Палеолог рассказывает, как он с ним встретился в одном доме, и как Распутин по окончании разговора «прижал его к своей груди». Я никогда не искал с ним такой встречи, потому что не считал нужным входить в личные сношения с ним. …

Действительная роль Распутина при дворе ещё во многом покрыта тайной. Его влияние на царя не было так велико, как на царицу, и касалось больше вопросов религиозного и церковного характера, чем политических. Он главным образом старался устроить на важных постах православной церкви своих друзей и приверженцев и разжаловать тех священников, которые осмеливались говорить с ним не особенно почтительно. Благодаря его протекции в Тобольск был назначен епископом Варнава, один из самых несимпатичных друзей его детства, необразованный мужик, а немного спустя в Петроград был назначен митрополитом Питирим, человек весьма сомнительной нравственности.

Французский посол в Петрограде, Морис Палеолог:

Народ, узнав третьего дня о смерти Распутина, торжествовал. Люди обнимались на улице, шли ставить свечи в Казанский собор. Когда стало известно, что великий князь Дмитрий был в числе убийц, толпой бросились ставить свечи перед иконой св. Дмитрия.

Убийство Григория — единственный предмет разговора в бесконечных хвостах женщин, в дождь и ветер ожидающих у дверей мясных и бакалейных лавок распределения мяса, чая, сахара и пр.

Они друг дружке рассказывают, что Распутин был брошен в Неву живым и одобряют это пословицей: «собаке собачья смерть». Другая народная версия: «Распутин еще дышал, когда его бросили под лед в Неву. Это очень важно, потому что он, таким образом, никогда не будет святым»…

В русском народе держится поверье, что утопленники не могут быть причислены к лику святых.[121]

Донесения полиции о Распутине

14 января [1916 года]… вернулся домой в 7 утра совершенно пьяный в компании Осипенко и неизвестного… разбил большое стекло в воротах дома, где живет… заметна была опухоль около носа, по-видимому, где-нибудь упал

17 января [1916 года]… К Распутину в 12-ом часу пришла неизвестная дама и пробыла до 3 ночи

Здесь месяцами в перерывах между рейсами санитарного поезда жила сестра милосердия Лаптинская, эротические упражнения с которой вследствие отсутствия штор наблюдала улица… гостила красивая сибирячка Елена Патушинская… стараниями Распутина муж ее, нотариус, был переведен в Одессу и там застрелился… красивая крещеная еврейка Волынская, заплатившая собой и деньгами за мужа, помилованного стараниями Распутина; баронесса Кусова, желавшая получше устроить мужа, офицера крымского полка много денег и по всякому его занимавшая; блудливая… жена присяжного поверенного Шейла Лунц… хозяин ресторана „Вилла Родэ“, у которого к услугам Распутина вино и дамы

Из воспоминаний современников видно, что Распутин действительно устраивал «оргии» (что подтверждается, в том числе, охранявшей его полицией) и действительно влиял на назначения министров. Основное влияние Распутина шло не через царя, а через императрицу Александру Фёдоровну и её личную подругу, фрейлину Вырубову. Изучение дневников Николая II показывает, что он лично встречался с Распутиным редко, не более двух раз в год. Между тем он очень часто упоминается в дневниках императрицы Александры Фёдоровны, и в секретной переписке между царём и царицей, где называется «Наш Друг».

Между тем власть Распутина отнюдь не являлась абсолютной: ряд решений «продавливался» им только после долгой борьбы, другие решения ему «продавить» так и не удалось. Некоторые распутинские назначенцы полностью выходят у него из под контроля, и начинают вести свою игру. В первую очередь это относится к министру внутренних дел Хвостову А. Н., который в целях компрометирования Распутина объявил его германским шпионом, и пытался его убить, и к премьер-министру Трепову А. Ф., который безуспешно пытался удалить Распутина из столицы, предложив ему взятку в 200 тысяч рублей[122]. К числу священников — «распутинцев», также вышедших у него из под контроля, можно отнести активного черносотенца, иеромонаха Илиодора, выпустившего скандальную книгу «Святой чёрт. Записке о Распутине»[123], и также епископа Гермогена.

В то же время деятельность Распутина вызвала множество слухов, многократно преувеличивавших действительное положение дел: по слухам, Распутин якобы состоял в интимной связи с царицей, великими княжнами, Вырубовой, якобы являлся германским агентом, или даже, по версии Вильтона, болгарским агентом. Слухи включали себя и других лиц: в них упоминалось, что бурятский врач Бадмаев якобы снабжает Распутина неизвестными порошками, подавляющими волю царя, а приближенный к Распутину банкир Рубинштейн якобы является финансовым центром, через который идёт предполагаемое германское спонсирование деятельности Распутина. Дискуссионными остались также слухи о предполагаемом хлыстовстве Распутина, и о предположительно оставшихся после него огромных капиталах.

Глобачёв К. И. о Распутине

Кроме влечения к женскому полу, у Распутина было пристрастие к спиртным напиткам и к разгулу, чем и пользовались его окружавшие, спаивая его почти ежедневно. Попойки устраивались как на Гороховой, 64, так и в ресторанах, главным образом загородных. Распутин особенно любил посещать ресторан <Вилла Роде>, где шел широкий разгул, благодаря его близким отношениям с хозяином, заканчивавшийся нередко в 5-6 часов утра в Новой Деревне у цыган. Напивались обыкновенно, как говорится, до бесчувствия, и все это сопровождалось бешеной пляской и развратом с женщинами легкого поведения. Нужно было удивляться крепкой натуре Распутина. После попойки, заканчивающейся утром, он отправлялся в баню, а затем, проспав не более двух часов, был совершенно свеж и мог начинать сызнова.

Наибольшую враждебность к Распутину проявляла, судя по всему, армия. Великий князь Николай Николаевич в ответ на предложение Распутина приехать на фронт и благословить войска предположительно пообещал: «Пусть приезжает, я его повешу!»[124][125]; генерал Алексеев заявил императрице, что немедленно подаст в отставку, если только Распутин прибудет в Ставку Верховного Главнокомандующего. Негативным также было и отношение Гурко, в своих воспоминания враждебно высказавшегося о Распутине и о Вырубовой («Влияние Распутина на Царицу в вопросах государственных построено было, главным образом, на том, что и он и его клика умели внушить Александре Феодоровне сознание, что она одна способна отстоять самодержавную власть русского Царя, которую, сама по всей вероятности этого не сознавая, она стремилась фактически всецело присвоить себе. Больше того: при проведении тех или иных лиц на министерские посты, Распутин и его alter ego, A. A. Вырубова, стремились лишь незаметно подсказать своих кандидатов Царице и только, после того как Императрица как будто сама на них останавливалась, они подкрепляли её выбор одобрением и благословением Распутина.»)[126].

«Снарядный голод» и отступление 1915 года

Военное ведомство Российской империи, также как и военные ведомства многих других воюющих держав, сильно недооценило огромные масштабы войны и её продолжительность, поскольку никогда ранее ни России, ни человечеству в целом ни с чем подобным сталкиваться не приходилось. В изложении генерала А. А. Маниковского ситуация воспринималась так: «По господствующему в то время мнению представителей ГУГШ, война будет молниеносной и скоротечной, продлится 2-6 месяцев и не более года, так как во всяком случае ранее годичного срока войны наступит полное истощение воюющих сторон, и они вынуждены будут обратиться к мирному соглашению» [127]. На тех же представлениях была основана и позиция Главного артиллерийского управления относительно необходимого запаса артиллерийских снарядов. В 1906 году ГАУ созвало особую комиссию из 17 генералов и штаб-офицеров для решения вопроса о запасе снарядов; комиссия, с учетом опыта русско-японской войны, рекомендовала иметь по 1000 снарядов на 76-мм орудие (преобладающий калибр русской артиллерии того времени), решение было утверждено военным министром в 1908 году. В 1910 году запас на 76-м горное орудие был увеличен до 1200 снарядов. Военное ведомство полагало, что такой запас достаточен для ведения военных действий в течение одного года, после чего война неминуемо закончится.

В 1912 году ГАУ и ГУГШ, встревоженные Балканскими войнами, а также сведениями о том, что у других европейских держав запасы снарядов достигают 2000 на орудие, подняли вопрос о повышении запаса до 1500 снарядов на орудие, однако этот вопрос решён так и не был.

Полностью нереалистичный характер всех довоенных предположений и прогнозов стал очевидным уже в первые недели войны. Уже в конце августа 1914 года командующие соединениями обнаружили, что расход снарядов превышает довоенные предположения, а запасы снарядов в отдельных соединениях подходят к концу. Проанализировав ситуацию, Ставка в сентябре 1914 года приняла как расчетную цифру расход снарядов 1.5 млн в месяц, то есть в 3 раза более довоенных предположений.

В результате, хотя к новому 1915 году в войсках и на складах оставалось ещё никак не менее 4 млн снарядов (а средний расход снарядов в 1914 году составлял 464 тысячи в месяц), сформировалось устойчивое убеждение что армия поражена тяжелейшим «снарядным голодом»; в действительности же снарядный голод наступил в конце весны 1915 года [128].

В 1915 году окончательно стала очевидной необходимость мобилизации российской экономики, её перевода на военные рельсы. В России подобные шаги принимают форму Особых совещаний и Военно-промышленных комитетов. Параллельно аналогичные усилия предпринимают, в той или иной степени, все остальные воюющие державы.

В мае 1915 года российская армия начинает отступление из Польши, и только недавно занятой Галиции (см. Великое отступление 1915 года). В изложении военного министра А. А. Поливанова отступление выглядело так: «Пользуясь огромным преобладанием артиллерии и неисчерпаемыми запасами снарядов, немцы заставляют нас от­ступать одним артиллерийским огнем. Тогда как они стреляют из орудий чуть ли не по одиночкам, наши батареи вынуждены молчать даже во время серьезных столкновений. Благодаря этому, обладая возможностью не пускать в дело пехотные массы, неприятель почти не несет потерь, тогда как у нас люди гибнут тысячами. Естественно, что с каждым днем наш отпор слабеет, а вражеский натиск усиливается.» [129]

Отступление 1915 года стало тяжёлым ударом для морального духа российских войск. По воспоминаниям генерала Деникина А. И., «Весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия русской армии — отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы».

Общая обстановка усугублялась непродуманным вывозом беженцев. Многие из них принадлежали к национальным меньшинствам западных национальных окраин империи: поляки, выселяемые из прифронтовой полосы евреи, немецкие колонисты, не желавшие жить при германской оккупации латыши и др. Параллельно примерно в то же время с южных окраин бегут от турок армяне и греки.

Общие масштабы явления оцениваются до 2 млн. 200 тыс. чел., основная масса которых прибывает в центральные районы России в июле-августе 1915 года[130], окончательно эта миграция завершается в декабре 1915 года. Среди беженцев свирепствовали дизентерия и тиф. Около 16 % из них умерли в пути[131]. Исследователь И. В. Нам приводит другую оценку, по крайней мере в 5 млн перемещённых лиц, в том числе 3,2 млн «призреваемых», из которых на конец 1916 года насчитывалось 58,8 % русских, 15 % поляков, 10 % латышей, 6,4 % евреев, 2,8 % литовцев, 7 % эстонцев и прочих (без учёта беженцев с южных окраин).

По воспоминаниям Полетики Н. П.,

Перевозка огромного количества насильственно изгоняемых беженцев была железнодорожному транспорту не по силам. Только часть беженцев сумела попасть в поезда. Беженцы забили железные дороги, ведущие в тыл.

Основная масса беженцев, не попавшая в поезда, двинулась в тыл по шоссейным и грунтовым дорогам на телегах и даже пешком. Это было ужасное зрелище. Беженцы — голодные, измученные, оборванные, больные — медленно тянулись по дорогам, хороня у дороги на обочинах детей и стариков, не выдержавших трудностей пути. Трупы лошадей вдоль дорог отступления были другой приметой.

Двигаясь к местам назначения, беженцы сеяли панику и деморализовали тыл, разносили болезни. Однако шоссейных и грунтовых дорог в конце концов тоже не хватило. В ряде районов беженцы шли сплошной стеной, вытаптывали хлеб, портили луга и леса, оставляя за собой пустыню. Не только ближние, но и глубокие тылы русской армии были опустошены, разорены, лишены последних запасов….опустошение губерний запада России, изгнание их населения в глубь страны привели к деморализации населения внутренних губерний, дезорганизации транспорта и хозяйства, к росту недовольства и недоверия к власти в стране, которые в 1917 г. вылились в революцию.[132]

Смещение Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича

С началом Первой мировой войны российским Верховным Главнокомандующим был назначен великий князь Николай Николаевич (младший) (20 июля 1914 года).

Уже к 1915 году вокруг великого князя стал формироваться культ: он был избран почётным членом Московского, Петроградского и Киевского университетов, Военно-медицинской академии, Земский съезд назвал Николая Николаевича «славным былинным богатырём». После взятия Львова и Перемышля награждён Георгиевской саблей «За освобождение Червонной Руси»[133], что воспринималось современниками, как исключительная награда[134].

По воспоминаниям современников, великий князь ещё в 1915 году пользовался значительной популярностью как среди солдат, так и среди горожан. Широко раскупаются его портреты, и почтовые открытки с его изображением. Разошедшиеся в народе слухи приписывали ему личное нахождение в окопах, избиение и срывание погон с непопулярных среди солдат генералов, якобы также проявляя особую нетерпимость к офицерами и генералам с немецкими фамилиями. Слухи также утверждали, что великий князь в ответ на предложение Распутина приехать на фронт предположительно телеграфировал «Приезжай-повешу», а на вопрос царя «где противник» ответил: «в двух шагах позади», намекая на военного министра. Некоторые слухи имели совсем фантастический вид: так, рядовой Петрукович Р. П. в своём письме в марте 1915 года пишет:

Германцы наступали с трёх сторон на нашу крепость Осовец, повредили два форта, и крепость уже готова была сдаться, как приехал Верховный главнокомандующий, зарубил шашкой коменданта, начал сам командовать, и немцы не только были отбиты, но было взято в плен два неприятельских корпуса и <…> тяжелых орудий.

На письме имеется иронический комментарий просматривавшего его военного цензора: «Так пишется история!»[125]

В других подобных слухах сообщается, что

С крайним недоверием относится ко всем, в особенности с нерусской фамилией, чуть не понравился доклад — выгоняет вон генерала из квартиры, чуть заподозрил — срывает погоны, бьет кулаками по лицу их. Дошли до него агентские слухи, что комендант хочет сдать крепость Новогеоргиевск (одна из лучших у нас — первоклассная), сейчас переоделся, на автомобиле промчался между своим и неприятельским фронтом, является в крепость и моментально собственноручно убивает его наповал из револьвера. Когда немцы подходили к Варшаве, был у них военный совет, решили сдать Варшаву; когда стали расходиться, он шепнул генералам с русскими фамилиями — драться до последней возможности и удержать за собою польскую столицу.

Разросшийся культ великого князя Николая Николаевича поначалу охотно поддерживался властями, считавшими, что «вера армии и народа в вождя — первый залог успеха». Со временем пропаганда превращает его фактически во второе лицо империи, и слухи становятся всё более фантастическими: «Николаю Николаевичу, может быть, доверяют, но государю никто не доверяет. Он баба, даже хуже бабы», «Нужно молиться за воинов и великого князя Николая Николаевича. За Государя же чего молиться. Он снарядов не запас, видно прогулял да…», «Государь Император продал Перемышль за 13 миллионов рублей и за это Верховный главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич разжаловал царя в рядовые солдаты», «наша Государыня передает письма германцам. Если бы я был на месте НИКОЛАЯ НИКОЛАЕВИЧА, я бы ей голову срубил».

Со временем культ Николая Николаевича начал вызывать всё более сильное раздражение царя и царицы. Как Верховный Главнокомандующий, он имел значительную власть и над гражданскими ведомствами, которой активно пользовался, фактически потеснив царя. Дошло до того, что в народе начали ходить портреты великого князя с надписью «Николай III», одна из его телеграмм, вопреки придворному этикету, оказалась подписанной «николай» вместо «николай николаевич» (на что имел право только царь), а официальные документы Ставки начинают имитировать стиль царских манифестов.

Императрица Александра Фёдоровна в своих письмах неоднократно «давит» на царя, требуя снять Николая Николаевича, к этим требованиям присоединяется и Распутин. По её утверждениям, Николай Николаевич стал «чем-то вроде второго императора», или даже предположительно планировал сместить Николая II, став новым царём.

Дворцовый комендант Воейков В. Н. в своих воспоминаниях указывает:

Вмешательство Ставки в дела гражданские в ущерб делам военным стало все возрастать. Корень этого зла лежал в том обстоятельстве, что, когда писалось положение о Верховном Главнокомандующем на случай войны на нашем Западном фронте, предполагалось, что во главе армии будет стоять лично сам Государь. При назначении Верховным Главнокомандующим великого князя Николая Николаевича вопрос этот был упущен из вида, чем и воспользовался генерал Янушкевич, чтобы от имени великого князя вмешиваться в вопросы внутреннего управления. Это породило ненормальные отношения между Ставкой и верховным правлением государства; некоторые из министров, желая застраховать свое положение, ездили на поклон в Барановичи, где получали предписания, часто противоречащие Высочайшим указаниям. Немалую роль играли в ставке и журналисты, за ласковый приём платившие распространением путем прессы популярности великого князя, искусно поддерживаемой либеральными кругами, в которых он стал сильно заискивать после пережитых им в 1905 году волнений.

4 августа 1915 года царь переместил великого князя на должность командующего Кавказской армией, назначив Верховным Главнокомандующим себя. Это назначение вызвало протесты, в том числе, и матери царя, вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, записавшей в своём дневнике 12 (25) августа 1915 года:

Он начал сам говорить, что возьмет на себя командование вместо Николаши, я так ужаснулась, что у меня чуть не случился удар, и сказала ему, что это было бы большой ошибкой, умоляла не делать этого особенно сейчас, когда все плохо для нас, и добавила, что, если он сделает это, все увидят, что это приказ Распутина. Я думаю, это произвело на него впечатление, так как он сильно покраснел. Он совсем не понимает, какую опасность и несчастье это может принести нам и всей стране.[135]

Судя по всему, общественное мнение восприняло назначение негативно; адмирал Колчак отметил, что «Николай Николаевич являлся единственным в императорской фамилии лицом, авторитет которого признавали и в армии и везде»; по оценке генерала Брусилова, «В армии знали, что Великий князь неповинен в тяжком положении армии, и верили в него как в полководца. В искусство же и знание военного дела Николаем II никто (и армия, конечно) не верил… Впечатление в войсках от этой замены было самое тяжелое, можно сказать, удручающее»[136] По оценке великого князя Александра Михайловича, «если бы великий князь Николай Николаевич оставался на посту командующего войсками гвардии и Петроградского военного округа до февраля 1917 года, он оправдал бы все ожидания и сумел бы предупредить февральский солдатский бунт».

21 августа (3 сентября) 1915 года царские министры, за исключением председателя Совета министров Горемыкина И. Л. и министра юстиции Хвостова А. А., обращаются к царю с коллективном письмом:

Всемилостивейший Государь, Не поставьте нам в вину наше смелое и откровенное обращение к Вам. Поступить так нас обязывают верноподданнический долг и любовь к Вам и Родине и тревожное сознание грозного значения совершающихся ныне событий.

Вчера, в заседании Совета министров, под Вашим личным председательством, мы повергли перед Вами единодушную просьбу о том, чтобы Великий князь Николай Николаевич не был отстранен от участия в Верховном командовании армией. Но мы опасаемся, что Вашему Императорскому Величеству не угодно было склониться на мольбу нашу и, смеем думать, всей верной Вам России.

Государь, ещё раз осмеливаемся Вам высказать, что принятие Вами такого решения грозит, по нашему крайнему разумению, России, Вам и династии Вашей тяжелыми последствиями.

В том же заседании воочию сказалось коренное разномыслие между председателем Совета министров и нами в оценке происходящих внутри страны событий и в установлении образа действий правительства. Такое положение, во всякое время недопустимое, в настоящие дни гибельно.

Находясь в таких условиях, мы теряем веру в возможность с сознанием пользы служить Вам и Родине.

Вашего Императорского Величества верноподданные:

Петр Харитонов

Александр Кривошеин

Сергей Сазонов

Петр Барк

Князь Н. Щербатов

Александр Самарин

Граф Павел Игнатьев

Князь Всеволод Шаховской

С другой стороны, великий князь Николай Николаевич был Верховным Главнокомандующим как раз во время провалов на фронте в 1914—1915 году, и именно в это время происходит отступление 1915 года, сопровождавшееся непродуманной эвакуацией до четырёх миллионов беженцев. Однако общественное мнение возлагает вину за эти неудачи не на него, а на военного министра Сухомлинова.

Генерал Деникин А. И. в своей работе «Очерки русской смуты» отмечает, что с принятием Николаем II Верховного Главнокомандования фактическим главнокомандующими, конечно, стал не он сам, а его начальник штаба [первый заместитель]: «Генералитет и офицерство отдавали себе ясный отчет в том, что личное участие Государя в командовании будет лишь внешнее, и потому всех интересовал более вопрос: кто будет начальником Штаба? Назначение генерала Алексеева успокоило офицерство. Что касается солдатской массы, то она не вникала в технику управления; для нее Царь и раньше был верховным вождем армии, и ее смущало несколько одно лишь обстоятельство: издавна в народе укоренилось убеждение, что Царь несчастлив.»

«Великокняжеская фронда»

Во время революции Николая II отказываются поддержать даже его ближайшие родственники — великие князья. На февраль 1917 года в России насчитывалось 15 великих князей[137]. Из них фактически никто не поддержал царя. Наиболее влиятельный из них, великий князь Николай Николаевич, во время событий агитирует Николая II за отречение, наиболее вероятный преемник, Михаил Александрович, отказывается принять власть. Великий князь Кирилл Владимирович 1 марта переходит на сторону революции. Кроме того, несколько великих князей — Павел Александрович, Кирилл Владимирович и Дмитрий Константинович во время революции составляют собственный проект манифеста об отречении («великокняжеский манифест»).

1 ноября 1916 года великий князь Николай Михайлович, из всех великих князей придерживавшийся наиболее радикальных взглядов, за которые получил прозвище «Филиппа Эгалитэ», отправляет царю письмо, в котором просит избавиться от Распутина, и также избавиться от влияния императрицы, и согласиться на введение «ответственного министерства». Николай II пересылает это письмо императрице, которая требует удаления Николая Михайловича из Петрограда.

Ты неоднократно выражал твою волю «довести войну до победного конца». Уверен ли ты, что при настоящих тыловых условиях это выполнимо? Осведомлен ли ты о внутреннем положении не только внутри Империи, но и на окраинах (Сибирь, Туркестан, Кавказ)? Говорят ли тебе всю правду или многое скрывают? Где кроется корень зла? Разреши в кратких словах разъяснить тебе суть дела.

Пока производимый тобою выбор министров при том же сотрудничестве был известен только ограниченному кругу лиц, дела могли ещё идти, но раз способ стал известен всем и каждому и об этих методах распространилось во всех общества, так дальше управлять Россией немыслимо…Ты веришь Александре Федоровне. Оно и понятно. Но что исходит из её уст, есть результат ловких подтасовок, а не действительной правды. Если ты не властен отстранить от неё эти влияния, то, по крайней мере, огради тебя от постоянных систематических вмешательств этих нашептываний через любимую тобою супругу. Если твои убеждения не действуют, а я уверен, что ты уже неоднократно боролся с этими влияниями, постарайся изобрести другие способы, чтобы навсегда покончить с этой системой. …Если бы тебе удалось устранить это постоянное вторгательство во все дела тёмных сил, сразу началось бы возрождение России и вернулось бы утраченное тобою доверие громадного большинства твоих подданных. Все последующее быстро наладится само собой; ты найдешь людей, которые, при изменившихся условиях, согласятся работать под твоим личным руководством… Когда время настанет, а оно уже не за горами, ты сам, с высоты престола можешь даровать желанную ответственность министров перед тобою и законодательными учреждениями…Ты находишься накануне эры новых волнений, скажу больше, накануне эры покушений. Поверь мне, если я так напираю на твое собственное освобождение от создавшихся оков, то я это делаю не из личных побуждений, которых у меня нет, в чём ты уже убедился и её величество тоже, а только ради надежды и упования спасти тебя, твой престол и нашу дорогую Родину от самых тяжких и непоправимых последствий.[138]

7 ноября 1916 года великий князь Николай Николаевич пытается также уговорить царя ввести «ответственное министерство».

11 (24) ноября 1916 года с аналогичным письмом к царю обращается великий князь Георгий Михайлович, заявивший, что «прямо говорят, что, если внутри России дела будут итти так, как теперь, то нам никогда не удастся окончить войну победоносно, а если это действительно не удастся, то тогда конец всему. Ненависть к Штюрмеру чрезвычайная. … общий голос — удаление Штюрмера и установление ответственного министерства для ограждения тебя от обмана различных министров. Эта мера считается единственною, которая может предотвратить общую катастрофу.»[139]

В ноябре — декабре 1916 высшая аристократия начинает обсуждать предполагаемое свержение Николая II с заменой его на одного из великих князей, скорее всего Николая Николаевича. 17 декабря группе заговорщиков во главе князем Юсуповым удалось убить Распутина, причём в убийстве участвовал один из членов императорской фамилии, великий князь Дмитрий Павлович.

Один из участников убийства, крайне правый думский депутат Пуришкевич В. М. в своих воспоминаниях так описывает обстоятельства убийства[140]:

…"Служивый! — обратился я к нему.— Это ты заходил несколько времени тому назад, справиться о том, что случилось и почему стреляют?" «Так точно, ваше превосходительство!» — ответил он мне. «Ты меня знаешь?» «Так точно,— ответил он вновь,— знаю». «Кто же я такой?» «Член Государственной думы Владимир Митрофанович Пуришкевич!» «Верно! — заметил я.— А этот барин тебе знаком?» — указал я на сидевшего в том же состоянии князя Юсупова. «И их знаю»,— ответил мне городовой. «Кто это?» «Его сиятельство князь Юсупов!» «Верно! Послушай, братец,— продолжал я, положив руку ему на плечо.— Ответь мне по совести: ты любишь батюшку Царя и мать Россию; ты хочешь победы русскому оружию над немцем?» «Так точно, ваше превосходательство,— ответил он.— Люблю Царя и Отечество и хочу победы русскому оружию». «А знаешь ли ты,— продолжал я,— кто злейший враг Царя и России, кто мешает нам воевать, кто нам сажает Штюрмеров и всяких немцев в правители, кто Царицу в руки забрал и через нее расправляется с Россией?» Лицо городового сразу оживилось. «Так точно,— говорит,— знаю, Гришка Распутин!» «Ну, братец, его уже нет: мы его убили и стреляли сейчас по нем. Ты слышал; но можешь сказать, если тебя спросят — знать не знаю и ведать не ведаю! Сумеешь ли ты нас не выдать и молчать?»…

Фактически действия великих князей в конце 1916 — начале 1917 годов позволяют говорить о так называемой «великокняжеской фронде», по аналогии с французской «фрондой принцев». После убийства Распутина великие князья во главе с Николаем Михайловичем обращаются к царю с письмом с просьбой простить убийц Распутина.

Думская оппозиция

По мере нарастания продовольственного кризиса усиливаются слухи о якобы государственной измене императрицы и о том, что она якобы состояла в интимной связи с Распутиным, заодно растлившим и царевен. Результатом этого становится, и то, что и сам Николай II начинает испытывать давление сразу с нескольких сторон. Либеральные круги во главе с Госдумой начинают требовать от царя введения в России «ответственного министерства». Этот лозунг означал учреждение правительства, назначаемого Госдумой (а не царём), и ответственного перед Госдумой (а не перед царём), и фактически переход реальной власти в стране от самодержавного монарха к парламенту. Ничем не ограниченная, самодержавная, власть российских царей фактически уже была ограничена самим Николаем II манифестом 17 октября 1905 года, передавшим законодательную власть Госдуме. Учреждение «ответственного министерства» означало бы следующий крупный шаг трансформации самодержавия, как абсолютной монархии, в конституционную монархию по образцу Великобритании.

Ещё в 1915 году в Госдуме формируется оппозиционный Прогрессивный блок, объединивший около 300 из 432 депутатов. При всей разнородности этого блока, Госдума в 1915—1916 годах фактически находится в оппозиции к царю, ведущей силой блока становится партия кадетов.

Ещё в 1912 году при обсуждении сметы Святейшего Синода Гучков А. И. выступает с громкой анти-распутинской речью:

Я никогда ещё не выступал на эту трибуну с таким тяжёлым чувством. Нужно душевное настроение, мне не свойственное, и склад души, мне чуждый, чтобы сосредоточить внимание на страховании церковного имущества, уравнении епископских окладов, даже на приготовительных шагах к созыву поместного собора, когда всё это тускнеет, а хочется кричать, что церковь в опасности и в опасности государство!.. Этот изувер-сектант или проходимец-плут, эта странная фигура в освещении XX столетия (слева: «Элек-ти-ри-чество и пар!»), — какими путями захватил этот человек такое влияние, пред которым склоняются высшие носители государственной и церковной власти? (Слева: «Целуйте ручки!») Вдумайтесь только, кто же хозяйничает на верхах? Кто вертит ту ось, которая тащит за собою смену направлений и смену лиц, падение одних, возвышение других? (Марков 2-й: «Бабьи сплетни!») За спиной Григория Распутина — целая банда, пёстрая и неожиданная компания, взявшая на откуп и его личность, и его чары. Антрепренёры старца! Это они суфлируют ему то, что он шепчет дальше. Это целое коммерческое предприятие, умело и тонко ведущее свою игру. Никакая революционная и антицерковная пропаганда за годы не могла бы сделать того, что Распутиным достигается в несколько дней. И со своей точки зрения прав социал-демократ Гегечкори, сказавший: «Распутин полезен». Да, для друзей Гегечкори даже тем полезнее, чем распутнее! И в эту страшную минуту, среди отчаяния и смятения одних, злорадства других, — где же власть? власть церкви и власть государства? А где были вы, обер-прокурор Святейшего Синода? Когда у нас проходили законы о гарантиях религиозных свобод, о праве перейти из одного вероисповедания в другое, о старообрядческих общинах, чтобы исправить вековую неправду, — мы вас видели среди противников. А язву, разъедающую сердцевину народной души, — вы проглядели!

Я замечал, что достигшие больших жизненных благ менее всего склонны ими поступиться. Знаю: не всегда можно требовать героизма. Но есть этический минимум, обязательный для носителя власти. Есть моменты, когда служить означает другое, чем прислуживаться. Когда гражданский подвиг становится обязанностью. Под годами 1911—1912 русским летописцем будет записано: «В эти годы при обер-прокуроре Святейшего Синода Владимире Карловиче Саблере православная церковь дошла до неслыханного унижения»!

1 (14) ноября 1916 года Милюков П. Н. выступает с громкой речью «Глупость или измена?»:

Во французской жёлтой книге был опубликован германский документ, в котором преподавались правила, как дезорганизовать неприятельскую страну, как создать в ней брожение и беспорядки. Господа, если бы наше правительство хотело намеренно поставить перед собой эту задачу, или если бы германцы захотели употребить на это свои средства, средства влияния или средства подкупа, то ничего лучшего они не могли сделать, как поступать так, как поступало русское правительство (Родичев с места: «К сожалению, это так»). И вы, господа, имеете теперь последствия, Ещё 13 июня 1916 г. с этой кафедры я предупреждал, что «ядовитое семя подозрения уже даёт обильные плоды», что «из края в край земли русской расползаются тёмные слухи о предательстве и измене». Я цитирую свои тогдашние слова. Я указывал тогда, — привожу опять мои слова, — что «слухи эти забираются высоко и никого не щадят». Увы, господа, это предупреждение, как все другие, не было принято во внимание. В результате, в заявлении 28-ми председателей губернских управ, собравшихся в Москве 29 октября этого года, вы имеете следующие указания: "мучительное, страшное подозрение, зловещие слухи о предательстве и измене, о тёмных силах, борющихся в пользу Германии и стремящихся путем разрушения народного единства и сеяния розни подготовить почву для позорного мира, перешли ныне в ясное сознание, что вражеская рука тайно влияет на направление хода наших государственных дел. Естественно, что на этой почве возникают слухи о признании в правительственных кругах безцельности дальнейшей борьбы, своевременности окончания войны и необходимости заключения сепаратного мира. Господа, я не хотел бы идти навстречу излишней, быть может, болезненной подозрительности, с которой реагирует на все происходящее взволнованное чувство русского патриота. Но как вы будете опровергать возможность подобных подозрений, когда кучка тёмных личностей руководит в личных и низменных интересах важнейшими государственными делами? (аплодисменты слева, голоса: «Верно»).

…

Говорят, что один член совета министров, услышав, что на этот раз Государственная Дума собирается говорить об измене, взволнованно вскрикнул: «Я, быть может, дурак, но я не изменник». (Смех.) …Так разве же не все равно для практического результата, имеем ли мы в данном случае дело с глупостью или с изменою?

Когда вы целый год ждете выступления Румынии, настаиваете на этом выступлении, а в решительную минуту у вас не оказывается ни войск, ни возможности быстро подвозить их по единственной узкоколейной дороге, и, таким образом, вы ещё раз упускаете благоприятный момент нанести решительный удар на Балканах, — как вы назовете это: глупостью или изменой? (голоса слева: «Одно и то же»). … Когда со все большею настойчивостью Дума напоминает, что, надо организовать тыл для успешной борьбы, а власть продолжает твердить, что организовать, — значит организовать революцию, и сознательно предпочитает хаос и дезорганизацию — что это, глупость или измена? (голос слева: «Измена». Аджемов: «Это глупость». Смех). Мало того. Когда на почве общего недовольства и раздражения власть намеренно занимается вызыванием народных вспышек — потому что участие департамента полиции в последних волнениях на заводах доказано, — так вот, когда намеренно вызываются волнения и беспорядки путем провокации и при том знают, что это может служить мотивом для прекращения войны, — что это делается, сознательно или бессознательно?

Когда в разгар войны «придворная партия» подкапывается под единственного человека, создавшего себе репутацию честного у союзников (шум) и когда он заменяется лицом, о котором можно сказать все, что я сказал раньше, то это… (Марков 2-й: «А ваша речь — глупость или измена?»). Моя речь — есть заслуга перед родиной, которой вы не сделаете. Нет господа, воля ваша, уж слишком много глупости. (Замысловский: «Вот это верно».) Как будто трудно объяснить все это только одною глупостью.

[141]

К концу 1916 года в оппозицию к царю фактически начинают вставать не только либералы, но и монархисты. 19 ноября 1916 года ярый сторонник самодержавия и черносотенец Пуришкевич В. М. выступает в Думе с речью, прямо направленной против царицы и Распутина: «Зло идет от тех тёмных сил и влияний, которые… и заставляют взлетать на высокие посты людей, которые не могут их занимать… От влияний, которые возглавляются Гришкой Распутиным…» 2 декабря 1916 года Пуришкевич сравнивает Распутина с Лжедмитрием.

9 декабря 1916 года Государственный Совет фактически также встаёт в оппозицию к царю, заявив о том, что «предостерегает царя против гибельного действия закулисных влияний», имея в виду также Распутина.

Главой думской оппозиции фактически стал Родзянко М. В., как председатель Госдумы. Его деятельность начала вызывать всё большее раздражение у царицы, в ноябре 1916 года посоветовавшей Николаю II лишить Родзянко придворного звания камергера; однако этого так и не произошло. В конце 1916 — начале 1917 годов Родзянко неоднократно предупреждает царя о надвигающейся революции. 7 января 1917 года на аудиенции Родзянко заявляет царю, что

Ваше Величество, я считаю положение в государстве более опасным и критическим, чем когда-либо. Настроение во всей стране такое, что можно ожидать самых серьёзных потрясений… вся Россия в один голос требует перемены правительства и назначения ответственного премьера, облеченного доверием народа… Вокруг Вас, государь, не осталось ни одного надежного и честного человека: все лучшие удалены или ушли… Ни для кого не секрет, что императрица помимо Вас отдает распоряжения по управлению государством, министры ездят к ней с докладом… В стране растет негодование на императрицу и ненависть к ней. Её считают сторонницей Германии… Об Этом говорят даже среди простого народа.

Николай II прервал Родзянко словами: «Дайте факты. Нет фактов, подтверждающих Ваши слова», на что Родзянко ответил: «Фактов нет. но все направление политики, которой так или иначе руководит Ее Величество, ведет к тому, что в народных умах складывается такое убеждение. Для спасения Вашей семьи Вам надо, Ваше Величество, найти способ отстранить императрицу от влияния на политические дела… Не заставляйте, Ваше Величество, чтобы народ выбирал между Вами и благом родины.» После этого произошёл один из немногих случаев, когда царю изменило его обычное спокойствие: по воспоминаниям Родзянко "Государь сжал обеими руками голову, потом сказал: «Неужели я двадцать два года старался, чтобы все было лучше, и двадцать два года ошибался?» ". На эти слова председатель Госдумы ответил, что «Да, Ваше Величество, двадцать два года Вы следовали ошибочным курсом».

10 февраля Родзянко представил царю доклад, в котором подробно разъяснил свою позицию [142].

Последняя аудиенция состоялась 23 февраля; на ней Родзянко заявил, что «Я считаю своим долгом, государь, высказать Вам мое личное предчувствие надвигающихся тяжелых событий, и убеждение, что это доклад мой у Вас последний», на что царь ничего не ответил.

Помимо председателя Госдумы Родзянко, царя предупреждают о надвигающейся революции также и ряд других лиц: 3 января 1917 года министр иностранных дел Покровский, 4 января великий князь Павел Александрович, 5 января премьер-министр князь Голицын, 10 января предводитель дворянства Москвы Самарин.

19 января 1917 года царь принял нового иркутского генерал-губернатора Пильца, который прямо доложил Николаю II о революционной ситуации в стране. По словам Спиридовича А. И., «Государь слушал внимательно и закончил беседу заверением, что предстоящей весною всеобщее наступление будет победоносно и всё устроится»[143]. Общее количество лиц, выражавших царю в январе-феврале 1917 года своё беспокойство, превышает десяток человек; в их число вошёл даже личный зубной врач царя Кострицкий С. С.

Военно-промышленные комитеты

С началом Первой мировой войны практически все воюющие державы обнаруживают, что сильно недооценили её масштабы; все они встают перед необходимостью мобилизации экономики, перевода её на военные рельсы. В России с 1915 года начинает формироваться обширное общественное движение в поддержку военных усилий: Военно-промышленные комитеты[144], Всероссийский земский союз, Земгор[145].

Ключевую роль в подобных организациях начали играть кадеты. В августе 1915 года Центральный военно-промышленный комитет (ЦВПК) присоединяется к лозунгу «ответственного министерства», фактически превратившись в один из органов либеральной оппозиции[146]. Крупные промышленники широко поддерживали движение военно-промышленных комитетов, рассчитывая на выгодные военные поставки, и милитаризацию труда на фабриках, что могло бы позволить бороться с забастовками. Вместе с тем с ноября 1915 года при комитетах, в качестве компромисса, начинают появляться и выборные представители от рабочих, формируются Рабочие группы[147].

Царское правительство с подозрением относилось к военно-промышленным комитетам, как к слабо контролируемой государством общественной инициативе, идущей снизу. Генерал Деникин А. И. свидетельствует, что подозрительность дошла до того, что, когда уже в феврале 1917 года Рабочая группа ЦВПК обратилась к рабочим с призывом отказаться от забастовок («Товарищи рабочие Петрограда! Считаем своим долгом обратиться к вам с настоящим предложением немедленно приступить к работам. Рабочий класс, в сознании своей ответственности переживаемого момента, не должен ослаблять своих сил затягиванием забастовки. Интересы рабочего класса зовут вас к станкам»), министр внутренних дел Протопопов это обращение запретил[148]. Троцкий Л. Д. обвинил «гвоздёвцев» в «штрейкбрехерстве»[149].

Вместе с тем в целом РГ ЦВПК находилась в резкой оппозиции к самодержавию, и состояла целиком из социалистов во главе с меньшевиком Кузьмой Гвоздёвым[150]. В ночь с 26 на 27 февраля 1917 года РГ была арестована[151] по приказу Протопопова, однако вскоре освобождена из «Крестов» революционными солдатами.

Заговор вокруг великого князя Николая Николаевича

В декабре 1916 — январе 1917 года составляется заговор с целью низложения Николая II и его замены великим князем Николаем Николаевичем при сохранении монархии и продолжении войны, в духе дворцовых переворотов XVIII века. Заговор группировался, по всей видимости, вокруг князя Львова Г. Е.. Императрицу предполагалось выслать из России либо заключить в монастырь.

Сразу после празднования нового 1917 года заговорщики вступают в контакт с самим Николаем Николаевичем через тифлисского городского голову Хатисова А. И.. По словам самого Хатисова, «я очень сначала волновался и с большой тревогой следил за рукой Вел. Князя, который барабанил пальцами по столу около кнопки электрического звонка. А вдруг нажмет, позвонит, прикажет арестовать… Но нет, не нажимает… Это подбодрило.»[152] Великий князь запросил два дня на размышление, а затем отказался, заявив, что «мужик и солдат не поймут насильственного переворота». Однако уведомлять царя о полученном предложении Николай Николаевич тоже не стал.

Заговор вокруг Гучкова

Отказ великого князя Николая Николаевича стать преемником Николая II породил проект нового заговора, который группировался вокруг думского деятеля Гучкова А. И[153]. Заговорщиками предполагалось осуществить дворцовый переворот с сохранением монархии при замене Николая II уже на великого князя Михаила Александровича. Предполагалось задержать царский поезд между Царским Селом и Ставкой, и вынудить царя к отречению, одновременно, по образцу восстания декабристов, устроив показательную «демонстрацию» одной-двух частей. Сам Гучков был сторонником конституционной монархии и продолжения войны[154].

Этот заговор далее разговоров не продвинулся. Агентура донесла министру внутренних дел Протопопову о заговоре, однако он счёт проект болтовнёй, и Гучкова арестовать не решился, опасаясь, что такой арест лишь поднимет его популярность.

Точные даты, когда планировалось осуществить предполагаемый дворцовый переворот, и точный состав его участников неизвестен. Предположительно в заговоре участвовал генерал Крымов А. М. Сам Гучков впоследствии утверждал, что, если бы в феврале не произошла революция, в середине марта он бы осуществил задуманный переворот.

Царское правительство перед революцией

Премьер-министр Голицын

12 января 1917 года последним царским премьер-министром становится 66-летний Голицын Н. Д.. Милюков П. Н. характеризует его словами: «полное ничтожество в политическом отношении, но лично известный императрице в роли заведующего ее „комитетом помощи русским военнопленным“. Более выдающегося человека в этот решительный момент у верховной власти не нашлось»[155]. Действительно, с момента оставки с должности тульского губернатора в 1903 году князь Голицын никакой политической деятельностью вплоть до 1915 года фактически не занимался.

Сам князь Голицын, узнав от царя о своём назначении, попросился в отставку «ввиду слабого здоровья, преклонных лет и отсутствия опыта», но Николай II отставки не принял[156]. Само назначение носило характер интриги: ещё 25 декабря 1916 года царь сообщил князю Голицыну, что его якобы вызывает императрица, однако после прибытия объявил: «императрица занята, а я свободен, и вот, побеседуем»; после беседы он объявил, что «Я с вами хитрю. Я вас вызывал, не императрица, а я. Я долго думал, кого назначить председателем Совета министров, и мой выбор пал на вас».

Князь Голицын представлял себе всю опасность ситуации: в январе 1917 года на аудиенции он сообщил царю, что «жизнь царя и царицы в опасности», и «открыто говорят об объявлении нового царя», на что Николай II апатично ответил: «Императрица и я знаем, что мы в руке Божьей. Да будет воля его!»

С началом революции князь Голицын оказался слишком слабым политиком, чтобы справиться с кризисом: 26 февраля 1917 года он провёл частное совещание правительства на своей квартире, на котором, в соответствии с указаниями царя постановлено распустить Госдуму, также ввести в Петрограде осадное положение. Однако обе эти меры реализованы на практике не были: Госдума распускаться отказалась, а постановления об объявлении осадного положения даже не удалось расклеить; по ехидному выражению Троцкого Л. Д., «у этих властей вообще не клеилось, ибо они принадлежали к царству теней»[157]. 27 февраля отправил царю телеграмму с просьбой об отставке, и затем был арестован.

Министр внутренних дел Протопопов

Последним царским министром внутренних дел был назначен Протопопов А. Д., роль которого в связи с надвигавшейся революцией стала ключевой. После назначения резко изменил свои политические взгляды, превратившись из думского «октябриста», сторонника либеральной конституционной монархии, в рьяного сторонника самодержавия[158], противника «ответственного министерства». Новый министр прокомментировал этот лозунг, как открывающий двери революции, и ведущий к возможной дестабилизации, хотя и не исключал введения «ответственного министерства» после окончания войны.

Такая трансформация вызвала глухую враждебность Госдумы, в ноябре 1916 года потребовавшей его отставки. Отставки Протопопова также требуют министр иностранных дел Покровский 3 января 1917 года, председатель Госдумы Родзянко 7 января. Наконец, в конце января отставки Протопопова просил премьер-министр князь Голицын, а 4 февраля — великий князь Александр Михайлович, заявивший, что «…правительство сегодня есть тот орган, который подготовляет революцию. Народ ее не хочет, но правительство употребляет все возможные меры, чтобы сделать как можно больше недовольных и вполне в этом успевает».

Однако под давлением императрицы Николай II Протопопова в отставку так и не отправил. 10 ноября 1916 года царь пишет царице: «Протопопов — хороший человек, но он перескакивает с одной мысли на другую и не может решиться держаться определённого мнения… Говорят, несколько лет тому назад он был не вполне нормален после известной болезни… Рискованно оставлять министерство в руках такого человека в такие времена… Только прошу тебя, не вмешивай Нашего Друга… Ответственность несу я и поэтому желаю быть свободным в своём выборе», на что получает ответ: «Протопопов чтит Нашего Друга [Распутина], и потому Бог будет с ним».

По свидетельству Спиридовича А. И.,

…в России не было тогда ни настоящего министра Внутренних дел, ни его Товарища по политической и полицейской части, ни настоящего Директора Департамента Полиции, который помогает министру видеть, знать и понимать всё совершающееся в стране. Вот, что представлял собой А. Д. Протопопов, как министр. Изящный, светский, очаровательный в обращении, мужчина, 50 лет, А. Д. Протопопов прежде всего был не совсем здоров психически. Он был когда-то болен «дурною болезнью» и носил в себе зачатки прогрессивного паралича…он находился под большим психическим влиянием некоего хироманта и окультиста, спирита и магнетизера Перрэна.

— Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция. Книга 3, глава 28[159]

Министр иностранных дел Покровский также обвиняет Протопопова в сумасшествии: 9 марта (по новому стилю) он заявил, что Протопопов «ежевечерне совещается с тенью Распутина…ещё в эту ночь он провёл два часа в вызывании призрака 'старца'»[67]. В пользу версии о предполагаемом сумасшествии Протопопова говорит тот факт, что после революции он действительно какое-то время содержался в лечебнице «для нервных больных».

Председатель Госдумы Родзянко также просит царя об отставке Протопопова под предлогом его «психической ненормальности», на что Николай II замечает, что «ну, наверное, он сошёл с ума после того, как я назначил его министром». Конфликт вокруг Протопопова вызывает у самого царя недоумение: 30 декабря 1916 года он заявляет британскому послу, что «я избрал господина Протопопова из рядов Думы с целью быть с ней в согласии», кроме того, впоследствии замечает, что «Чего еще они от меня хотят? Я взял товарища председателя Государственной думы… Раз он был ими избран, значит, Дума ему доверяла и ценила его. Иностранная пресса в течение его поездки с Милюковым и другими думскими выдвигала его преимущественно. Союзники от него в восторге… Кого мне было еще искать? Они не знают сами, чего хотят!». Между тем, неприязнь Думы к Протопопову доходит до того, что когда тот позвонил Родзянко сообщить о своём официальном назначении, Родзянко отказался с ним разговаривать, а в январе 1917 года Родзянко демонстративно отказался пожать руку Протопопову.

Начальник Петроградского охранного отделения генерал Глобачёв характеризует Протопопова, как ставленника Распутина, и описывает его следующим образом:

Назначение Александра Дмитриевича Протопопова подготавливалось довольно долго Распутиным и его кругами. Протопопов имел постоянные личные свидания с Распутиным у бурятского врача Бадмаева, с которым был давно знаком и у которого он лечился. Здесь же бывали постоянно: Павел Григорьевич Курлов -будущий ближайший советник Протопопова и Алексей Тихонович Васильев — будущий директор Департамента полиции. Кандидатура Протопопова была приемлема для государя вполне. Протопопов был представителем общественности, как товарищ председателя Государственной думы, и о нём были даны самые лучшие отзывы английским королем за время его пребывания членом русской делегации, командированной перед тем в Англию. Таким образом, казалось бы, назначение Протопопова должно было всех удовлетворить. Между тем получилось совершенно обратное. Государственная дума и прогрессивный блок усмотрели в принятии Протопоповым министерского портфеля ренегатство и простить ему этого не могли. С первого же дня вступления в должность Протопопова Государственная дума повела с ним жестокую борьбу. К тому же Протопопов стал делать очень много крупных ошибок, благодаря своей неопытности и незнакомству с управлением таким крупным ведомством.

… …Ему, очевидно, удалось уловить тот психологический нерв, если можно так выразиться, который привязывал Императора к Распутину. После смерти последнего, мне думается, что Протопопов постепенно стал заменять его и пользовался таким же беспредельным доверием Государыни, как раньше Распутин. Этим только возможно объяснить то обстоятельство, что несмотря на ожесточенную борьбу Государственной думы с правительством из-за Протопопова, он не сменялся до самого конца…. В деловом отношении Протопопов был полнейшим невеждой; он плохо понимал, не хотел понять и все перепутывал.

— [160]

Протопов не смог предвидеть массового восстания запасных батальонов Петроградского гарнизона. По плану подавления предполагаемых беспорядков он рассчитывал на лояльность учебных команд этих запасных батальонов. Когда царь за два дня до начала событий отбыл из столицы в Ставку, Протопопов заверил его, что ситуация в Петрограде полностью под его контролем.

Также Протопопов проигнорировал имевшиеся у него донесения о заговоре Гучкова, ограничившись арестом Рабочей группы.

С началом революции Протопопов первые два дня пытался с ней бороться, однако вскоре осознал всю серьёзность ситуации, и впал в панику. На последнем совещании царского правительства 27 февраля министры решили отправить его в отставку, как вызывающего особенно сильное раздражение Думы. 28 февраля явился к Таврическому дворцу, и был арестован[161].

Командующий Петроградским военным округом генерал Хабалов

Генерал Хабалов С. С. был переведён в Петроград с Урала 13 июня 1916 года. В середине 1916 года для борьбы с надвигавшимися беспорядками царское правительство выделило Петроградский военный округ из состава Северного фронта. Таким образом, роль генерала Хабалова также стала ключевой.

Между тем, он был переведён в Петроград из спокойной Уральской области, где пробыл всю войну. В бурной жизни Петрограда он разбирался поверхностно; современники характеризуют генерала Хабалова, как человека «не боевого». Начальник Петроградского охранного отделения Глобачёв характеризует генерала Хабалова следующим образом:

Главнокомандующий войсками Петроградского военного округа генерал-лейтенант Хабалов, прекрасный преподаватель и педагог, прошедший всю свою службу в военно-учебном ведомстве, совсем не был ни строевым начальником, ни опытным администратором. Он не мог, несмотря на неоднократные совещания и полные информации текущего момента, оценить обстановку и принять правильные решения, имея в виду тот ненадежный материал, который у него был в виде запасных частей, которые к тому же 1 марта должны были выступить на фронт, чего совершенно не желали. Наконец, он не мог личным примером увлечь даже более стойкие войсковые части к исполнению долга и подавлению беспорядков.

Спиридович А. И. так характеризует генерала Хабалова:

Хабалова Протопопов расхваливал Их Величествам, как энергичного человека, что совершенно не соответствовало истине. То был довольно старый, не разбиравшийся в политике генерал солдатского типа, когда-то отличный Начальник Павловского Военного училища, но теперь человек усталый. Боевая работа ему была уже не по плечу, а пост ему вверили боевой. Хабалов и начал вырабатывать с градоначальником Балком (человеком тоже новым для Петрограда) план военной охраны Петрограда на случай беспорядков.

С началом революции генерал Хабалов, получив телеграмму царя «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией» пытается выполнить приказ, однако борьба с кризисом для него также становится сложной задачей: 27 февраля в 19-29 военный министр Беляев сообщает Ставке, что генерал Хабалов проявляет «растерянность».

Начальник Петроградского охранного отделения Глобачёв

Генерал Глобачёв К. И. был опытным полицейским администратором, роль которого в связи с надвигавшейся революцией также стала ключевой. Оставленные им воспоминания показывают глубокий и трезвый анализ революционной ситуации в Петрограде. Доложил министру внутренних дел Протопопову о заговоре Гучкова, также о предполагаемом заговоре Рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета, требует арестовать большевиков, меньшевиков и анархистов. Протопопов провёл аресты большевиков, арестовал Рабочую группу, однако арестовать Гучкова так и не решился. Также безуспешно пытался обратить внимание военного командования на ненадёжность Петроградского гарнизона; ещё летом 1916 года требует вывести из Петрограда все запасные батальоны, как «неблагонадёжные» и «распропагандированные». Кроме того, ещё 27 января 1916 года в Департамент полиции поступает подробный аналитический отчёт «О причинах дороговизны и мерах, направленных на борьбу с ней», однако никаких последствий он не имел.

В январе 1917 года Глобачёв 5 января докладывает о том, что «настроение в столице носит исключительно тревожный характер» и 9 января отмечает «общую распропагандированность пролетариата». 19 января получает подробный агентурный доклад, гласящий, что « население открыто (на улицах, в трамваях, в театрах, в магазинах и пр.) критикует в недопустимом по резкости тоне все правительственные мероприятия…озлобление обывателя дороговизной требует <кровавых гекатомб из трупов министров, генералов>, а в семьях, затронутых политикой, <свободно рождаются речи опасного характера, затрагивающие даже священную особу государя императора>…»; Глобачёв препровождает эту записку в Департамент полиции.

26 января 1917 года представляет директору Департамента полиции подробный доклад о рвущейся к власти либеральной оппозиции. Вскрыл предполагаемые планы Рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета спровоцировать Госдуму на захват власти 14 февраля.

По оценке Спиридовича А. И., Глобачёв осознавал, что «на них надвигается революция», но «не мог повлиять на министра и заставить его действовать». С началом революции не смог никак ей противостоять, так как силы, находившиеся в его распоряжении, были слишком малыми для этого. После разгрома Охранного отделения революционной толпой бежал в Царское Село, которое, как он безуспешно надеялся, могло бы стать центром монархического сопротивления.

Сам Глобачёв описывает свое взаимодействие с министром внутренних дел Протопоповым следующим образом:

После ликвидации 9 января 1917 г. я докладывал Протопопову о результатах этой ликвидации и о том, как прошёл день 9 января — годовщина событий 1905 года. Мною было доложено, что в этот день в Петрограде забастовало до 200 тыс. рабочих и что Охранным отделением были ликвидированы три подпольные организации, взяты три нелегальные типографии и много печатного нелегального материала. Протопопов тут же при мне позвонил по телефону к председателю Совета министров кн. Голицыну и до-ожил: <День 9 января прошёл благополучно, забастовок не было — так, какие-то пустяки; мы арестовали три боевые дружины с большим материалом>.

Письменных докладов Охранного отделения и Департамента полиции, которые поступали к министру ежедневно, Протопопов не читал, в чём я имел случай убедиться, когда однажды в моем присутствии он позвал секретаря и приказал подать все доклады мои и директора Департамента полиции за последнюю неделю, сделал на одном из них надпись на английском языке на имя императрицы и запечатал лично всю эту кучу докладов в пакет, заадресовал на имя Государыни и приказал срочно с курьером от. править в Царское Село, Если принять во внимание, что Протопопов не мот повторить правильно мой доклад Голицыну, как это привел выше, то пожалуй и лучше, что он не делал личкш докладов Императрице о политическом положении, а просто предоставлял ей самой разбираться во всем этом письменном материале. Находила ли время и интерес Государыня читать все то, что посылал ей Протопопов, я не знаю. Впоследствии, в 1919 г., имел возможность убедиться из рассказов одной приближенной к Государыне фрейлины, что Протопопов ничего не докладывал Государыне о серьёзном политическом положении в России, а в частности в Петрограде, и она считала до самого переворота, что все обстоит благополучно.

Дать решительные указания по тому или иному вопросу Протопопов не мог, и когда таковое настойчиво от него требовалось, то он прибегал к коллегиальному решению безответственных своих советчиков. Так, когда стала очевидной настоятельная необходимость арестовать рабочую группу ЦВПК, Протопопов никак не мог решиться дать свою санкцию, ссылаясь на то недовольство, которое будет вызвано у общественности (он не хотел понять того, что общественность давно с ним не считается), и на то, что рабочая группа, как выборная, по его мнению, пользуется правом неприкосновенности. Когда я ему доказал, что он неправ, то он все-таки взять на себя этого не решился и экстренно созвал частное совещание, где председательствовал Курлов (лицо безответственное). Совещание решило немедленно ликвидировать рабочую группу, и Протопопов с тяжестью в душе должен был санкционировать это решение.

Когда рабочая группа ЦВПК была арестована, когда материал, обнаруженный следствием, ясно указывал на серьёзную подготовку к перевороту и руководство им лицами, пользующимися правом иммунитета, то есть членами Государственной думы, тогда назрел вопрос о немедленной ликвидации революционного центра, но на это Протопопов, несмотря на все представленные ему доводы, не пошёл. Агентурой Охранного отделения в то же время был выяснен полный список членов уже заранее намеченного будущего Временного правительства. Этот список был представлен мною министру с ходатайством о немедленной ликвидации этой группы также, но Протопопов ограничился только тем, что сказал: <Это очень важно>. Последнее время, когда уже надвигающаяся катастрофа была близка, Протопопов почти все вопросы передавал на решение главнокомандующего Петроградским военным округом генерала Хабалова, а этот последний также никаких решительных мер не принимал, боясь опять-таки пресловутой общественности.

Военный министр Беляев

Последний царский министр Беляев М. А. был назначен Николаем II под давлением императрицы[162]. В 1893 году окончил академию Генштаба, и начиная с этого времени, служил только на штабных должностях, за исключением перерыва с 11 мая по 9 октября 1902 года, имел среди современников прозвище «мёртвая голова»[163].

Керсновский А. А. характеризует генерала Беляева следующим образом:

…в январе 1917 года на кресла Милютина сел генерал Беляев — человек совершенно ничтожный, всю жизнь не выходивший из канцелярии и прозванный в Генеральном штабе «мертвой головой».[164]

Генерал Беляев также оказался неподходящим человеком для такого кризиса, как Февральская революция; с началом беспорядков он не решался применить силу, заявив генералу Хабалову, что «ужасное впечатление произведёт на наших союзников, когда разойдётся толпа и на Невском будут трупы»[164][165].

Сам царь объяснил подобное назначение тем, что предыдущий военный министр не говорил по-французски, а Беляев «вёл заграницей целый ряд переговоров».

Градоначальник Петрограда Балк

Нарастание давления на Николая II перед революцией. Заговоры против царя

В 1917 году британский посол Бьюкенен Д. во время аудиенции 12 января посоветовал царю назначить премьер-министром «кого-нибудь, кто пользуется доверием народа». Царь ответил: «Так вы думаете, что Я должен приобрести доверие своего народа, или что он должен приобрести МОЕ доверие?». После этого министр финансов Барк спросил посла, что он такого сказал императору, «так как никогда не видел его столь нервным и взволнованным», а великий князь Сергей Михайлович заявил Бьюкенену, что «если бы он был русским подданным, то был бы сослан в Сибирь».

Сам Бьюкенен Д. в своих мемуарах отмечает:[166]

	Революция носилась в воздухе, и единственный спорный вопрос заключался в том, придет ли она сверху или снизу. Дворцовый переворот обсуждался открыто, и за обедом в посольстве один из моих русских друзей, занимавший высокое положение в правительстве, сообщил мне, что вопрос заключается лишь в том, будут ли убиты и император и императрица или только последняя; с другой стороны, народное восстание, вызванное всеобщим недостатком продовольствия, могло вспыхнуть ежеминутно.

5 января 1917 последний царский премьер-министр Голицын Н. Д. доложил Николаю II, что в Москве уже открыто говорят о новом царе, на что император отвечает: «Мы с императрицей знаем, что все в руках Божиих. Да будет воля Его».

Ещё с началом войны среди мобилизованных в армию крестьян распространяются слухи, что после войны они получат землю — по аналогии с освобождением от крепостной зависимости крестьянских ополченцев в 1812 году. В январе 1917 министр внутренних дел Протопопов обращается к Николаю II с предложением наделить крестьян землёй за государственный счёт. Царь одобряет разработку этого проекта, в порядке эксперимента — в трёх прибалтийских губерниях.

В 1916—1917 появляется ряд попыток заговоров с целью замены Николая II на одного из великих князей. Организатором одного такого заговора был Гучков А. Е., предполагавший захватить царский поезд между Ставкой и Царским Селом, и заставить царя отречься в пользу сына при регентстве великого князя Михаила Александровича. Дальше разговоров этот заговор не продвинулся. Однако, по другим источникам, 9 февраля 1917 года в кабинете председателя IV Государственной думы М.В.Родзянко состоялось совещание лидеров оппозиционных думских фракций, присутствовали также приглашенные на него генерал Н.В.Рузский и полковник А.М.Крымов[167]. Переворот согласно сделанным здесь наметкам, должен был произойти не позже апреля 1917 года (на апрель было запланировано согласованное с союзниками по Антанте наступление – которое неизбежно вызвало бы подъем патриотизма и невозможность переворота). План заговорщиков был прост (и воплотился в жизнь 1 марта): во время очередной поездки государя в Ставку в Могилев постараться задержать царский поезд (эта задача возлагалась на главнокомандующего Северным фронтом Н.В.Рузского), а арестовав царя заставить его отречься от престола[167] По данным С.П.Мельгунова, в феврале 1917г. с Родзянко встречался также и начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал М.В.Алексеев [168].

Второй заговор группировался вокруг князя Львова Г. Е. . Заговорщики предполагали удалить императрицу в Крым, и заставить царя отречься в пользу великого князя Николая Николаевича. Сам Николай Николаевич отказался участвовать в заговоре, заявив, что «мужик и солдат не поймут насильственного переворота», но извещать самого царя об этом предложении тоже не стал.

Спиридович А. И. так описывает атмосферу в Петрограде 20 февраля 1917 года:

Повидав кое-кого из Охранного Отделения понял, что они смотрели на положение дел — безнадежно. Надвигается катастрофа, а министр видимо не понимает обстановки и должные меры не принимаются. Будет беда. Убийство Распутина положило начало какому-то хаосу, какой-то анархии. Все ждут какого-то переворота. Кто его сделает, где, как, когда — никто ничего не знает. А все говорят и все ждут. Попав же на квартиру одного приятеля, серьезного информатора, знающего всё и вся, соприкасающегося и с политическими общественными кругами, и с прессой и миром охраны, получил как бы синтез об общем натиске на правительство, на Верховную Власть. Царицу ненавидят, Государя больше не хотят. За пять месяцев моего отсутствия как бы всё переродилось. Об уходе Государя говорили как бы о смене неугодного министра. О том, что скоро убьют Царицу и Вырубову говорили так же просто, как о какой-то госпитальной операции. Называли офицеров, которые, якобы, готовы на выступление, называли некоторые полки, говорили о заговоре Великих Князей, чуть не все называли В. К. Михаила Александровича будущим Регентом.

По свидетельству великого князя Александра Михайловича[169],

Мне приходилось по моей должности часто бывать в Петербурге, и я каждый раз возвращался на фронт с подорванными моральными силами и отравленным слухами умом. «Правда ли, что Царь запил?» «А вы слышали, что Государя пользует какой-то бурят, и он прописал ему монгольское лекарство, которое разрушает мозг?» «Известно ли вам, что Штюрмер, которого поставили во главе нашего правительства, регулярно общается с германскими агентами в Стокгольме?» «А вам рассказали о последней выходке Распутина?»…Я горел желанием отправиться в Ставку и заставить Ники тем или иным способом встряхнуться. Если Государь сам не мог восстановить порядка в тылу, он должен был поручить это какому-нибудь надежному человеку с диктаторскими полномочиями.

5 января 1917 года Охранное отделение подаёт доклад, в котором заявляет, что «Настроение в столице носит исключительно тревожный характер. Циркулируют в обществе самые дикие слухи как о намерениях правительственной власти, в смысле принятия различного рода реакционных мер, так равно и о предположениях враждебных этой власти групп и слоев населения, в смысле возможных и вероятных революционных начинаний и эксцессов. Все ждут каких-то исключительных событий и выступлений как с той, так и с другой стороны. Одинаково серьезно и с тревогой ожидают как разных революционных вспышек, так равно и несомненного якобы в ближайшем будущем „дворцового переворота“, провозвестником коего, по общему убеждению, явился акт в отношении „пресловутого старца“». Далее доклад сообщает о вероятных студенческих беспорядках, к которым могут примкнуть рабочие.[69].

15 января 1917 года правые консерваторы, организовавшиеся вокруг Римского-Корсакова А. А. в «кружок Римского-Корсакова», подают Николаю II «Сводку общих положений и пожеланий» («записка Римского-Корсакова»), требующую ряд крайне жёстких мер: «введение в столицах военного положения, а если потребуется — и осадного, вплоть до военных судов», милитаризация оборонных заводов, закрытие левых революционных газет, преобразование «Московских ведомостей» в «большую правую газету» и т. д.[170]. Записка указывала на опасность левого поворота «…затем наступила бы революционная толпа, коммуна, гибель династии, погромы имущественных классов и, наконец, мужик-разбойник», и отстаивала необходимость самодержавия по формуле «народу мнение, а царю решение». Николай II проигнорировал эти требования.

26 января 1917 года начальник петроградского охранного отделения Глобачёв К. И. докладывает о предполагаемой революции, которая должна была свершиться 14 февраля, в день открытия Госдумы. Основным двигателем предполагаемых событий должна была стать Рабочая группа, «отколовшаяся от руководящих кругов социалистического старого Интернационала». По докладу министра внутренних дел Протопопова, эта организация напоминала «организацию Хрусталева-Носаря 1905 года» (видимо, имелся в виду Петербургский совет рабочих депутатов 1905 года). Во главе второй группы, согласно этому докладу, находились Гучков, князь Львов и ряд других либералов, которые надеялись, по утверждению Глобачёва, на «неизбежный в самом ближайшем будущем дворцовый переворот, поддержанный всего-навсего одной, двумя сочувствующими воинскими частями».[69]

27 января Рабочая группа Центрального Военно-промышленного комитета была арестована министерством внутренних дел. Высказывается предположение арестовать Гучкова, на тайном собрании представителей Госдумы, Московского и Центрального военно-промышленных комитетов, Госсовета и Земского и городского союзов осудившего арест Рабочей группы. Однако царь высказывается против ареста, а Протопопов отмечает, что арест «лишь поднял бы популярность» Гучкова.

5 февраля Охранное отделение подаёт подробный доклад «О положении продовольственного дела в столице», в котором отмечает, что «С каждым днем продовольственный вопрос становится острее, заставляет обывателя ругать всех лиц, так или иначе имеющих касательство к продовольствию, самыми нецензурными выражениями…Новый взрыв недовольства охватил даже консервативные слои чиновничества»[69].

9 февраля царь согласовывает текст предполагаемого манифеста о роспуске Думы, который перед отъездом в Ставку передаёт премьер-министру князю Голицыну вместе с соответствующими полномочиями («держите у себя, а когда нужно будет, используйте»).

Примечания

1. ↑ Записка Дурново
2. ↑ SovLit — СовЛит: Дурново П. Н. Записка Дурново: Вступительная статья
3. ↑ 1 2 3 Сидоров А. Л. Финансовое положение России в годы первой мировой войны, 1914—1917 гг. М., 1960. С. 147. Из суммы на первую половину 1914 года 1633 млн рублей были в бумажных дензнаках, остальные — в разменной монете.
4. ↑ Сидоров А. Л. Финансовое положение… С. 138. Цитируется по работе Нефёдова С. А.
5. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 С
6. ↑ Рассчитано С. Н. Прокоповичем. См.: Сидоров А. Л. Финансовое положение России в годы первой мировой войны. М., 1960. С. 131—132.
7. ↑ 1 2 3 Стимулы к труду в металлургической и металлообрабатывающей промышленности России в годы Первой мировой войны
8. ↑ 1 2 Экономика России в период первой мировой войны
9. ↑ Временное правительство за полгода своей деятельности, с марта по октябрь 1917 года, обесценило рубль во столько же раз, во сколько его обесценило царское правительство за предшествовавшие два с половиной года войны: покупательная способность рубля составила на февраль 1917 27 коп. от довоенного (т.е. обесценивание в 3,7 раза), а на октябрь 1917 всего 6-7 коп. (уже в 15,4 раза) – по данным Ричарда Пайпса, из книги Сидоров А. Л. Финансовое положение России в годы первой мировой войны, 1914—1917 гг. М., 1960. С. 147.
10. ↑ История России, XX век: 1894-1939\\под ред. А.Б.Зубова. – М., Астрель-АСТ, 2010
11. ↑ Струмилин С.Г. Очерки экономической истории России.М., 1960. (с.122-123). – цитирую по «Платонов О.А.. История русского народа в XX веке. Том 1. – М.: Алгоритм, 2009» (с.34-35)'
12. ↑ Нефедов С. А. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Конец XV – начало XX века. – Екатеринбург: Издательство УГГУ, 2005.
13. ↑ Китанина Т. М. Война, хлеб, революция. Продовольственный вопрос в России. 1914 – октябрь 1917 г. Л., 1985
14. ↑ Крыжановский А.И. Экономическое положение в воюющих странах
15. ↑ Шигалин Г. И. Военная экономика в первую мировую войну
16. ↑ 1 2 3 Архив истории труда в России. Пгд., 1923. Кн. 9..С. 58-59.
17. ↑ "Жилье в рамках минимальных потребностей рабочего состояло из одной жилой комнаты и кухни, причем оплата за квартиру включала стоимость освещения и отопления. Одежда и обувь состояли из сапог - 20 руб. пара (из расчета по одной паре в год на человека), галош - 6 руб. (одна пара в год на человека), комплект носильного платья - 60 руб. (полтора комплекта в год), верхнее платье - 120 руб. за комплект (по одному на три года). Минимальный месячный бюджет на питание состоял из расходов на молоко - полторы бутыли в день по 35 коп. за бутылку; 2,1 кг сливочного масла по 6,5 руб. за килограмм; 2,1 кг других жиров по 3,2 руб. за килограмм; мясо или рыба (чередовались через день) - 100 г мяса (20 коп. на каждого члена семьи), 200 г рыбы (20 коп.); ежедневно на всех примерно 1 кг ржаного хлеба (17 коп.), около 600 г пшеничного хлеба (30 коп.), 820 г картофеля (20 коп.), около 60 г капусты кислой (30 коп.); около 600 г крупы разной (22 коп.); полтора яйца, около 3,7 кг сахара (2 рубля 70 коп.)." (Архив истории труда в России. Пгд., 1922. Кн. 9..С. 59). Большинство рабочих Обуховского завода жили гораздо выше прожиточного минимума. Заметим также, что нормы товаров первой необходимости для расчета «минимальной потребительской корзины» в январе-феврале 1917 года закладывались гораздо более высокие, чем в современной России (Сергей Миронов, председатель Совета Федерации, о минимальной потребительской корзине. 1 июля 2009).
18. ↑ Дополнительные сведения об уровне жизни рабочих на Обуховском заводе (по данным «Архива истории труда в России». Пгд., 1923. Кн. 9..С. 58-69): Рабочий день с 1902г был 9 часов, а по субботам и в предпраздничные дни — 6.5 час. При этом нерабочих дней было в году более 110 (до ПМВ). Пенсии и пособия по несчастным случаям на заводе ввели с 1906г (на 6 лет раньше, чем в РИ был принят Закон о соц. страховании). Сверх всех страховых выплат оплачивалось лечение, если рабочий по каким-то причинам лечился не в госпиталях Морского ведомства (там для рабочих Обуховского завода лечение было бесплатным), а в других больницах, платных. В 1909г при заводе был открыт роддом и приют для матерей с детьми (аналог яслей и детсадов). При заводе была школа на 500 детей. Далее, завод строил для рабочих жилье еще с 19-го века, а в 1905г, например, построил 5 жилых домов (с отдельными квартирами) – правда, это жилье считалось служебным, и после увольнения с завода там можно было оставаться не более 6 месяцев... Да, в феврале 1917г рабочие Обуховского завода тоже бастовали – это при средней месячной заплате около 300р. (почти в три раза больше чем в среднем по России), и при лучшем в мире (на то время) социальном страховании. Требовали пересмотра системы оплаты, повышения зарплаты еще на 25%, 8-часового рабочего дня, и, под влиянием агитаторов, выдвигали и политические лозунги – с начала 1917 года и во всех других воюющих странах резко возросло число забастовок, как против тягот войны, так и против продолжения самой войны.
19. ↑ Ольденбург С.С. Царствование Императора Николая II. – Белград, 1939 (с.14)
20. ↑ Марченко А. Россия накануне 1917-го.// "Чистый мир", 2005.
21. ↑ 1 2 3 Прокопович С. Н. Народный доход в западноевропейских странах. – М., 1922 (с. 52, 62, 177)
22. ↑ Струмилин С.Г. Очерки экономической истории России. - М., 1960 (С.122-123)
23. ↑ В книге С.Н.Прокоповича (Прокопович С. Н. Народный доход в западноевропейских странах. – М., 1922 (с. 52, 62, 177) берется доход на 1 жителя России - от 101р35к (Экономисты русской эмиграции: Учебное пособие /Под общей редакцией Корицкого Э.Б. / - СПб.: "Юридический центр Пресс", 2000. А. Л. Дмитриев, Э. Б. Корицкий) до 126р. (Анфимов А. Царствование императора Николая II в цифрах и фактах, табл.11))
24. ↑ В царской России подоходного налога не было. В фискальном плане его с лихвой заменяли акцизы на водку, которые давали в 1913 году около 27% доходов государственного бюджета (хотя потребление алкоголя в России и до сухого закона 1914г. было очень низким - по разным данным от 1л до 3.4.л абс.алкоголя в год - ниже чем в Европе). Но в 1914 году из-за начала мировой войны был введен сухой закон и этот источник пополнения казны иссяк. Закон о подоходном налоге разрабатывался в России около 50 лет (в других странах тоже очень долго, но был введен раньше), и был принят только в 1916 году с отсрочкой платежей до 1917 года, но в 1917-ом началась другая эпоха… (Подоходный налог: в России и "во всем цивилизованном мире")
25. ↑ Куприянова Л.В. "Рабочий вопрос" в России во второй половине XIX - начале XX вв.
26. ↑ Валетов Т.Я. Фабричное законодательство в России до Октябрьской революции. – Труды ист.фак. МГУ. Экономическое обозрение. Вып.13, 2007)
27. ↑ Назаров М. Россия накануне революции и Февраль 1917 года. \\ Наш современник, №2, 2004
28. ↑ Буркин А.И. Начало. – ОАО «Купина», М., 1997
29. ↑ Фельдман М.А. Стимулы к труду в промышлености Урала в первые десятилетия XX века. Научные проекты
30. ↑ К 1913 году государственные пенсии «за выслугу лет» в России имели чиновники всех ведомств всех классов, офицеры и прапорщики армии, жандармского корпуса и др., учителя, а также преподаватели высших учебных заведений, врачи и младший медицинский и облуживающий персонал казеных больниц и заведений (Свод законов Российской Империи. Том III, Книга вторая. Уставы о пенсиях и Единовременных пособиях). Чтобы получить пенсию в размере 100% своей зарплаты (тогда говорили: «получить полный оклад»), следовало проработать 35 лет. Работники, прослужившие 25 и более лет, имели право на «половину оклада». При этом, если болезнь не позволяла человеку не только работать, но даже ухаживать за собой, то «полный оклад» полагался уже после 20 лет работы, 2 / 3 его − при выслуге не менее 10 лет, а треть − при наличии трудового стажа хотя бы пять лет. После смерти пенсионера получателями становилась вдова (пожизненно) и дети (сыновья − до 17 лет, дочери − до замужества либо до достижения 21 года) (Свод законов Российской Империи. Том III, Книга вторая. Уставы о пенсиях и Единовременных пособиях - в редакции 1912 года), (Приложение из учебного пособия И.Я.Киселева "Трудовое право России" (Москва, 2001) – раздел 4, глава 7), (Громан «Устав о промышленном труде» – с информацией о некоторых законах по соц. страхованию по состоянию до 1 марта 1915 года.)
31. ↑ Архив истории труда в России. Книга 9. – Петроград, 1923 (с.135, 141)
32. ↑ Струмилин С.Г. Очерки экономической истории России. - М., 1960. (с.122-123)
33. ↑ 1 2 3 4 Платонов О.А.. История русского народа в XX веке. Том 1. – М.: Алгоритм, 2009 (С.34-35)
34. ↑ Из книги С.Г.Струмилина (Очерки экономической истории России): «Средний годовой заработок в обрабатывающей промышленности США по цензу 1914 года достигал 573 долл. в год, 11,02 долл. в неделю, или 1,84 долл. в день. В перерасчете на русскую валюту по паритету дневной заработок американского рабочего составлял 3 руб. 61 коп. золотом. В России, по массовым данным 1913 года, годовой заработок рабочих деньгами и натурой равнялся за 257,4 рабочих дня 300 руб., т.е. не превышал 1 руб. 16 коп. в день, не достигая, таким образом, и трети (32,2%) американской нормы. Отсюда и делались обычно поспешные выводы о резком отставании уровня жизни рабочих России от американских стандартов. Но с учетом сравнительной дороговизны жизни в этих странах выводы получаются другие. При сравнении цен на важнейшие пищевые продукты в России и США оказывается, что в США продукты стоят в три раза дороже, чем в России. Опираясь на эти сравнения, можно сделать вывод, что уровень реальной оплаты труда в промышленности России следует оценить не ниже 85% американского»
35. ↑ Ленин В.И. ПСС. Т. 30. C. 328.
36. ↑ Сравнение уровня жизни рабочих в России в 1913 году и в СССР: Академик РАЕН В.П.Полеванов, исследуя покупательную способность средних зарплат трудящихся в царской России (1913г.) и в СССР, пришел к выводу, что уровень 1913 года после провала в Гражданскую войну достиг максимума в конце НЭПа (в 1927г.), но затем неуклонно снижался, и в 1940 г. покупательная способность средней зарплаты в СССР была уже в 1.5 раза ниже, чем в 1913 г., достигнув в 1947 г. абсолютного минимума (в 2.5 раза ниже, чем в 1913 г.). Уровень 1913 года был вновь достигнут только в 1950-е годы (Полеванов В.П. Россия: цена жизни. \\ "Экономические стратегии", 1999, №1, стр. 102-103). Сравнивая калорийность питания рабочего до 1917 года и в СССР, американская исследовательница Элизабет Брейнер пришла к выводу, что уровень питания в калориях до революции 1917 года был вновь достигнут в СССР только в конце 50-х – начале 60-х годов (Цена достижений советской индустриализации – по ссылке проф. Российской Экономической Школы (РЭШ) А.М.Маркевича). Тогда же (к концу 1950-х годов, при Н.Хрущеве), был проведён и пенсионный закон (сталинские пенсии для большинства людей были нищенскими), и началось массовой жилищное строительство – а до начала 1960-х годов и жилищные условия советских рабочих были гораздо хуже, чем рабочих в царской России до 1917 года (С.Горин. Доходный жилой дом и его «карьера» в Москве.; (Н.Петрова, А..Кокорин. Квартирный вопрос в России (до 1917г) и в СССР); История коммунальных квартир в Ленинграде; Данные опроса ИСАН СССР 1988г.)
37. ↑ Россия в мировой войне 1914—1918 гг. (в цифрах). М,: 1925, с. 17.
38. ↑ 1 2 Russia, USSR, complete handbook (1933) P. 407
39. ↑ 1 2 С. А. Нефедов
40. ↑ Институт Истории и Археологии / Научные публикации
41. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Шигалин Г. И. Военная экономика в первую мировую войну. Глава 10
42. ↑ Струмилин С.Г. Заработная плата и производительность труда в русской промышленности. – М.: 1923 (с.19-20)
43. ↑ Во всех других воюющих странах положение с продовольствием было гораздо хуже, в том числе во Франции и в Англии (не говоря уже о Германии и Австро-Венгрии) — см. Внутренние проблемы других воюющих стран до и после Февральской революции в России
44. ↑ Россия в мировой войне 1914—1918 гг. (в цифрах). М,: 1925, с. 22.
45. ↑ Мартынов Е. И. Царская армия в февральском перевороте. // Политика и стратегия. Москва, 2003.
46. ↑ Ричард Пайпс. Русская революция. Агония старого режима (1905—1917)
47. ↑ Нефёдов С. А. Механизм брейкдауна в условиях войны, приведены данные по Тамбовской губернии
48. ↑ Кондратьев Н. Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М., 1991. Стр. 127
49. ↑ Кондратьев Н. Д. Указ. соч. Табл. 36. Цитируется по работе Нефёдова С. А.
50. ↑ 1 2 Уткин А. И. Первая мировая война
51. ↑ Гражданская война 1918-1921 гг. - урок для XXI века
52. ↑ Риттих Александр Александрович
53. ↑ Ъ-Власть - 90 лет революции
54. ↑ Ворона и брюква как символы заката империи — Наследие — Правда. Ру
55. ↑ Место России в мире накануне Первой мировой войны // Александр Степанов
56. ↑ ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Военная история ]- Железнодорожные войска России
57. ↑ Из истории российских железных дорог
58. ↑ ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[Военная история. Железнодорожные войска России
59. ↑ Russia U.S.S.R.: a complete handbook. New York: W.F. Payson, 1933. P. 448
60. ↑ 1 2 Электронная библиотека E-lib.info, книги, журналы, скачать — Художественная литература Драма Масси Роберт. Николай и Александра: история любви, погубившей империю
61. ↑ Головин Н. Н. Военные усилия России в Мировой войне. Глава 3.
62. ↑ ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Военная история ]- Зайончковский А. М. Первая мировая война
63. ↑ Русско-японская война -> Россия накануне войны
64. ↑ Русская армия — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание)
65. ↑ Сенин А. С. Министерство путей сообщения в 1917 году. 2009. Стр. 119.
66. ↑ Чурбанов В. IV Дума и революция
67. ↑ 1 2 3 Lib.ru/Классика: Палеолог Морис. Царская Россия накануне революции
68. ↑ Данилов Ю. Н. На пути к крушению. — М., Военное издательство, 1992. С. 183.
69. ↑ 1 2 3 4 5 Захаров. Журнал «Былое», «Последние дни старого режима»
70. ↑ 1 2 Гибель царского Петрограда: Февральская революция глазами градоначальника А. П. Балка // Русское прошлое: Ист.-док. альм. Л., 1991. № 1. С. 7-72
71. ↑ ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Мемуары ]- Курлов П.Г. Гибель Императорской России
72. ↑ Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата, глава 21.
73. ↑ Измозик В. С. Указ. соч. С. 165. Цитируется по: Нефёдов С. А. Первая мировая война и февральская революция 1917 года
74. ↑ Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата
75. ↑ Florinsky M. The End of the Russian Empire. New Haven, Conn., 1931. P. 121.
76. ↑ Погребинский А. П. Сельское хозяйство… С. 54,56; Лейберов И. П., Рудаченко С. Д. Революция и хлеб. М., 1990. С. 59; Китанина Т. М. Указ. соч. С. 334
77. ↑ Россия в мировой войне 1914—1918 гг. (в цифрах). М,: 1925. С. 23.
78. ↑ Россия в мировой войне 1914—1918 гг. (в цифрах). М,: 1925. С. 41.
79. ↑ Головин Н. Н. Наука о войне. М. Астрель, 2008. Стр 520.
80. ↑ 1 2 ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Исследования ]- Головин H. H. Военные усилия России в Мировой войне
81. ↑ Пайпс Р. Указ. соч. С. 92.
82. ↑ См. Потери в Первой мировой войне
83. ↑ 1 2 ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Дневники и письма ]- Лемке М. К. 250 дней в Царской Ставке
84. ↑ Россия в мировой войне 1914—1918 гг. (в цифрах). М,: 1925. С. 26
85. ↑ Поршнева О. С. Указ. соч. С. 259.
86. ↑ Аврех А. Я. Царизм накануне свержения. М., 1989. С. 313.
87. ↑ Головин. Военные усилия России в Первой мировой войне. Глава 4
88. ↑ Из статьи Н. Я. Воробьева «Изменения в русской промышленности в период войны и революции». «Вестн. Стат.», книга XIV.
89. ↑ Россия в мировой войне 1914—1918 гг. (в цифрах). М,: 1925. Таблица 82, С. 22.
90. ↑ Knox A. With the Russian Army. Vol. 2. P. 552; Letters/ Ed. В… Pares. P. XXXVIII.
91. ↑ Александр Михайлович, великий князь — Воспоминания
92. ↑ 1 2 Глобачев К. И. Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). 2009.
93. ↑ Зайончковский A.M. Первая мировая война. Результаты кампании 1916 г.
94. ↑ Данилов Ю. Н. На пути к крушению. — М., Военное издательство, 1992. С. 143.
95. ↑ Керсновский А. А. История русской армии
96. ↑ http://weteranspb.narod.ru/army_changes.htm
97. ↑ Лемке М. К.250 дней в царской ставке 1914—1915.
98. ↑ БСЭ. Октябрьские стачки 1916 года
99. ↑ Керсновский А. А. История русской армии. Русская армия на третий год войны
100. ↑ Мартынов Е. И. Царская армия в февральском перевороте. // Политика и стратегия. Москва, 2003. С. 153.
101. ↑ Мартынов. Царская армия. С. 206. Цитируется по: Ричард Пайпс. Русская революция. Книга 1. Агония старого режима 1905—1917
102. ↑ Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев
103. ↑ 1 2 3 4 Гернет М. Н. История царской тюрьмы
104. ↑ 1 2 3 Раскольников Ф. На боевых постах
105. ↑ История Кронштадтской крепости — Страница 418 — Петербург — Петроград — Ленинград — Санкт-Петербург
106. ↑ [Елизаров М. А. Убийства флотских офицеров в период Февральской революции 1917 г.]
107. ↑ БСЭ. Кронштадтские восстания 1905 и 1906
108. ↑ БСЭ. Восстание в Свеаборге 1906
109. ↑ Мемуары Бонч-Бруевича М. Д.
110. ↑ Допрос Колчака, 24 января 1920
111. ↑ Шамбаров В. За веру, царя и отечество
112. ↑ 1 2 Немцы в Русской Армии
113. ↑ «С внутренними немцами»
114. ↑ Слухи: Б. И. Колоницкий Слухи об императрице Александре Федоровне и массовая культура
115. ↑ ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Мемуары ]- Бонч-Бруевич М.Д. Вся власть Советам!
116. ↑ http://www.tuad.nsk.ru/~history/Author/Russ/S/SimanovichA/rasput/ministr.html
117. ↑ Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция. Глава 19, 22
118. ↑ Пуришкевич Владимир Митрофанович
119. ↑ ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Мемуары ]- Курлов П.Г. Гибель Императорской России
120. ↑ Вильтон Р. Последние дни Романовых
121. ↑ Палеолог Морис/Царская Россия накануне революции/Убийство Распутина — Таинственная Страна
122. ↑ Александр Федорович Трепов / Alexandr Trepov: Премьер на час
123. ↑ Святой черт. Записки о Распутине (С.Труфанов) 1917 PDF » Шумак Инфо - Есть всё. Фильмы онлайн, сериалы онлайн, скачать программы, софт, музыку и книги
124. ↑ Отличный главнокомандующий
125. ↑ 1 2 Ruthenia:
126. ↑ Василий Гурко. Царь и Царица
127. ↑ Маниковский А.А. Боевое снабжение русской армии в мировую войну — М., 1937., стр. 36. Надо иметь в виду, что настоящая книга после смерти Маниковского в 1920 году была дополнена и отредактирована генералом Е. З. Барсуковым, так что личные оценки Маниковского, активнейшего участника описываемых событий, смешаны в ней с «антицаристскими» оценками советского генерала 1930-х годов.
128. ↑ Данное мнение было сформулировано А. А. Маниковским на основании неопубликованных справок, подготовленных Военным министерством для Межсоюзнической конференции в Петрограде (январь 1917 года).
129. ↑ Выступление Поливанова в заседании Совета министров 16 июля 1915 года, в записи А. Н. Яхонтова (Яхонтов А.Н. Тяжелые дни // Архив русской революции. — Берлин: 1926. — Т. XVIII. — С. 15.).
130. ↑ «Когда погорельцы брели на восток…» (беженцы 1915-го года) / Анна Бендина, Татьяна Васильева, Валерий Демченко | Уроки истории
131. ↑ http://new.hist.asu.ru/biblio/borod4/part2-p276-279.pdf
132. ↑ Вoспоминания < Николай Полетика
133. ↑ Русская линия / Библиотека периодической печати / «Честь и слава нашей доблестной коннице!» (продолжение)
134. ↑ Романов Николай Николаевич (Младшый) (1856-1929)
135. ↑ Дневник императрицы Марии Федоровны. Из архива императрицы Марии Федоровны (1847-1928). Дневники, письма, фотографии последних четырех лет жизни в России
136. ↑ Главнокомандующие РФ - Великий князь Николай Николаевич | Федерация. Ру
137. ↑ Что такое "великий князь"?
138. ↑ Из дневника великого князя Андрея Владимировича за 1917 г
139. ↑ VIVOS VOCO: А.Б. Давидсон, "ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ ПЕТРОГРАДА ГЛАЗАМИ СОЮЗНИКОВ"
140. ↑ Пуришкевич Владимир Митрофанович
141. ↑ Речь П. Н. Милюкова на заседании Государственной думы
142. ↑ Публикация текста доклада: Последний Всеподданнейший доклад М.В.Родзянко // Архив русской революции. — Берлин: Изд. И.В.Гессена, 1922. — Т. 6. — С. 335-339..
143. ↑ Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция Гл. 27
144. ↑ Военно-промышленный комитет
145. ↑ Земгор — Гуманитарный словарь — Яндекс.Словари
146. ↑ http://www.sgu.ru/files/nodes/10071/30.pdf
147. ↑ Богданов Б.О. - Мой отец - меньшевик (автор - Богданова Н.Б.)
148. ↑ ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Мемуары ]- Деникин А.И. Очерки русской смуты
149. ↑ Л. Троцкий. К Новому году
150. ↑ Российские социалисты и анархисты после Октября 1917 года
151. ↑ военно-промышленные комитеты
152. ↑ Спиридович. Книга 3, глава 27
153. ↑ Александр Иванович Гучков - русский предприниматель, выдающийся общественный деятель - Русские философы, общественные и государственные деятели - История России - Россия в кра...
154. ↑ Гучков Александр Иванович — Политические деятели. 1917 — Яндекс.Словари
155. ↑ Милюков П. Н. Воспоминания. Том 2, часть 8, 11. Самоликвидация старой власти
156. ↑ Ричард Пайпс. Русская революция. Агония старого режима (1905—1917), глава 7.
157. ↑ Л.Д. Троцкий. История русской революции. Том 1
158. ↑ Протопопов Александр Дмитриевич — Политические деятели. 1917 — Яндекс.Словари
159. ↑ А.И. Спиридович
160. ↑ http://www.fedy-diary.ru/html/072009/glo01.html
161. ↑ Протопопов Александр Дмитриевич
162. ↑ Беляев Михаил Алексеевич
163. ↑ Беляев Михаил Алексеевич — Политические деятели. 1917 — Яндекс.Словари
164. ↑ 1 2 ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА -[ Военная история ]- Керсновский А.А. История Русской армии
165. ↑ Блок Александр - Последние дни императорской власти. Страница: 8
166. ↑ Бьюкенен. Мемуары дипломата
167. ↑ 1 2 Старцев В.И. Русское политическое масонство начала XX века. СПб, 1996. С.150.
168. ↑ На путях к дворцовому перевороту. (Заговоры перед революциейцией 1917 г.), Париж, 1931
169. ↑ Воспоминания великого князя Александра Михайловича
170. ↑ Записки кружка Римского-Корсакова