СТИЛО (original) (raw)

О проекте
Редакция
Авторы
Галерея
Книжн. шкаф
Архив 2001 г.
Архив 2002 г.
Архив 2003 г.
Архив 2004 г.
Архив 2005 г.
Архив 2006 г.
Архив 2007 г.
Архив 2008 г.
Архив 2009 г.
Архив 2010 г.
Архив 2011 г.
Архив 2012 г.
Архив 2013 г.

"МОЛОКО"

"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

СЛАВЯНСТВО

РОМАН-ГАЗЕТА

"ПОЛДЕНЬ"

"ПАРУС"

"ПОДЪЕМ"

"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"

ЖУРНАЛ "СЛОВО"

"ВЕСТНИК МСПС"

"ПОДВИГ"

"СИБИРСКИЕ ОГНИ"

ГАЗДАНОВ

ПЛАТОНОВ

ФЛОРЕНСКИЙ

НАУКА

СТИЛО

На берегу

Рассказ

Я люблю бывать на берегу реки. Люблю прогулки на природе – благо, характер работы позволяет.

Мне нравится, сидя на берегу, смотреть вдаль за речную ширь на противоположный берег и думать о том, что, возможно, где-то там, вдали, и есть место, где нет здешней суеты, толкотни и вечной людской борьбы за место под солнцем, и где все мы, наконец, будем счастливы.

Любуясь природой, прекрасной в любое время года вне зависимости от погоды, я думаю о том, что, в общем-то, не надо такое место долго искать – вот оно, вокруг. Ведь подумать только, какую красоту нам дали во владение, и во что мы ее превратили по своей человечьей глупости и жадности.

Летом я люблю наблюдать за людьми, приходящими сюда искупаться и позагорать, а в остальное время созерцаю природу и думаю о своем - неспешное течение реки, бормотание волн и лепет ветра в склонах прибрежных ив очень к тому располагают.

***

Там, на берегу, мы с ней и познакомились. Было лето, и она пришла на пляж загорать. Мы лежали на своих подстилках недалеко друг от друга, и она обратилась ко мне с какой-то просьбой или вопросом – то ли зажигалку спросила, то ли что-то еще, какую-то незначительную мелочь, которая, конечно же, была только предлогом начать разговор. Оказалось, она давно меня приметила – женщины, знаете ли, весьма наблюдательны, куда наблюдательней нас, мужчин, хотя и заняты, в отличие от нас, по большей части самими собою. Но это не мешает им замечать попутно множество мелочей, особенно, ежели эти мелочи могут иметь хоть какое-то, пусть самое отдаленное, даже только гипотетическое, отношение к их персоне.

Позже, когда наши отношения уже переросли в нечто гораздо большее, чем простое мимолетное пляжное знакомство, она сама сознавалась мне в этом, ничуть по этому поводу не комплексуя. Она полагала, что мужчины по своей природе весьма глуповаты в любви и любовной игре, что женщины куда хитрей и изощреннее их в этих вопросах. И тут я не мог с ней не согласиться, памятуя судьбу бедолаги Вальмонта.

Считая себя женщиной вполне современной и раскрепощенной, она полагала, что времена Тани Лариной давно канули в Лету, и мы живем во время, когда достигнуто не только равенство полов, но инициатива в межполовых отношениях перешла к женщинам, и не видела в этом ничего плохого, просто принимала сей факт как реальность современности, и все. Она полагала, что, возможно, мы живем в эпоху возрождающегося матриархата, и с этим ничего нельзя поделать, надо просто принять сей факт как данность.

И вообще она полагала – и тут я с ней тоже был вполне согласен, и говорил об этом открыто, напоминая, как назвал свой гениальный цикл сам Бунин - что нет в человеческой природе области более темной и неисследованной, чем человеческая сексуальность. Что все известные нам формы семьи менялись вместе с человеческим обществом, и какой она должна быть на самом деле – не известно никому до сих пор. В известном смысле моногамия – искусственно навязанное человеку обществом состояние, состояние, этому обществу выгодное прежде всего с точки зрения соблюдения его, этого общества, коллективных эгоистических интересов, и к интересам каждого отдельного индивида не имеющее никакого отношения. И каково будет строение завтрашнего общества – не известно никому.

Я с ней не спорил – и вовсе не потому, что не имел своих собственных взглядов на все эти непростые вопросы, - но потому, что был рад, что наконец-то встретил женщину, у которой есть хоть какие-то определенные взгляды хоть по каким-то вопросам, и которая не боится высказывать их перед заинтересовавшим ее мужчиной открыто и откровенно – обычно наши женщины предпочитают полностью

подлаживаться под мнение мужчины и своего собственного не выдавать, даже если оно у них имеется, и весьма отличное от мнения их партнера. И чем более это мнение отличается от мнения мужчины, тем глубже они его прячут, надевая лицемерную маску покорности и согласия со своим «господином», что не мешает им, между тем, руководствоваться в жизни именно этим своим потаенным мнением и собственной правдой. Они манипулируют мужчиной, исходя из этой своей правды, исподволь, храня внешнюю видимость покорности и согласия. А нам, самовлюбленным самцам, от которых женщина зачастую просто зависит материально, не хватает ума и зоркости, чтобы понять, кто же действительно «в семье хозяин», и куда и под чьим руководством «семейная лодка» держит путь.

Так вот она, в отличие от многих наших женщин, предпочитала не плести интриги и расставлять обычные женские сети, а вести игру в открытую и называть вещи своими именами. Это меня в ней сначала настораживало, а потом восхищало.

Итак, она заговорила со мной первой, и я, не будучи совсем уж тупицей в отношениях с женским полом, с охотой ей отвечал, и разговор наш тут же перешел к вещам куда как далеким от незначительного предмета, его вызвавшего.

Позже она говорила мне, что давно уже заприметила мужчину средних лет в хорошей физической форме, не растолстевшего от безмерного употребления пива, не обрюзгшего, и даже не полысевшего, появляющегося на пляже всегда в одно и то же время и всегда в одиночестве, и решила свести с ним знакомство – была она свободна, и одна воспитывала ребенка.

Я, привыкший к совсем иному поведению наших женщин, обычно разыгрывающих попервам видимость неприступности, признаться, был немного обескуражен этой ее прямотой и открытостью, мне в этом виделась едва ли не бравада эмансипированной феминистки, которых я терпеть не могу, но погодя я понял, что она нисколько не рисуется, ведет себя естественно, и таковы уж ее манеры и взгляд на вещи.

О чем конкретно мы говорили в ту нашу с ней первую встречу, я теперь и не вспомню. Только очнулся я тогда, когда понял, что уже вечереет, и мы остались на пляже едва ли не одни.

Тогда я заметил ей, что пора бы собираться и нам и предложил зайти в супермаркет на набережной выпить кофе или чаю. Она, конечно, не стала отказываться.

Мы пересекли набережную и поднялись на второй этаж супермаркета в кафе. Я заказал себе, как обычно, эспрессо и коньяку, а ей зеленый чай и рюмку бехеровки – она не знала, что это такое, и я, проживший часть жизни в Праге, предложил ей попробовать.

Она говорила, что равнодушна к спиртному и может иногда что-нибудь выпить скорее ради вкусовых ощущений.

Мы проболтали за столиком еще минут сорок (бехеровка ей понравилась) и надо было принимать какое-то решение относительно дальнейшего вечера. Я видел, что она не торопится расстаться со мной, и предложил пойти вместе куда-нибудь поужинать. Она сказала, что не против, но одета она по-пляжному, и ей надо бы заехать домой переодеться. Оказалось, что она живет неподалеку, две остановки на автобусе. Я спросил, нет ли поблизости какого-нибудь приличного кафе, где мы могли бы поужинать, чтобы не надо было ехать в центр.

Она показала мне какое-то заведение рядом с ее домом, и мы договорились, что я подожду ее там.

В ожидании ее, я заказал себе бокал холодного белого вина и, отпивая его маленькими глотками, думал о том, что вот, пожалуй, без малейших моих к тому усилий, мне предстоит новая очередная связь с женщиной… Сколько уж их было на моем веку, а я все один. Все известно наперед, вся партитура этого очередного маленького приключения. Завязка уже сыграна, впереди короткое развитие действия, затем моментальная кульминация и – неизбежный финал. Даже не интересно. Ничего нового. И что надо бы мне, наконец, жениться, да все как-то не складывается. Женщины, с которыми я хотел бы связать свою жизнь, либо уже давно замужем, либо меня непременно бросают. Те же, что проявляют интерес к моей персоне, не интересны мне… Посмотрим, подумал я, что приготовила мне судьба на этот раз ? Я давно уже лишился каких-либо амбиций относительно женщин, мне был абсолютно неважен социальный статус моей очередной знакомой – зарабатывал я хорошо и мог бы содержать любую женщину, показавшуюся мне интересной. Но в этом-то и была вся проблема. Когда наутро после проведенной вместе ночи моя новая знакомая открывала свой прелестный ротик и произносила всего несколько фраз, то зачастую эта первая ночь оказывалась и последней. Общения у меня с этими прекрасными созданиями, с невозмутимым видом извергающими благоглупости, никак не получалось. Верно, что жениться нужно в молодости, пока еще слабо разбираешься в людях, и в женщинах в частности, потому что потом, с опытом, видя все их недостатки, выпирающие наружу из-под модного макияжа и красивых одежд, решиться на такой шаг куда как тяжелее. А так, стерпится – слюбится. Большинство людей так и живут, только у меня все как-то не складывается… Посмотрим, что будет теперь. Кажется, она довольно эрудированна и ведет себя как-то неожиданно – не то, чтобы развязно, нет, но как-то уверенно-раскованно. Такое у нас случается нечасто, такая манера поведения свойственна скорее женщинам западным, нежели нашим соотечественницам, отчего-то полагающим верхом неприличия открыто обозначить свои истинные интересы и предпочтения. Впрочем, в случае с моей новой знакомой это могло быть не более чем бравадой, за которой скрывается застенчивость, с таким типом женщин мне тоже приходилось встречаться. Таковы были мои мысли в ожидании ее в наш первый с ней вечер.

***

Там же, на берегу, мы как-то его и увидали. Собственно, он появлялся там изо дня в день, но нам, занятым флиртом и самими собой, было не до него – известно, как эгоистичны влюбленные. Лишь потом, позже, ближе к концу лета, когда пик наших отношений, как и самого сезона, был уже позади, и они вошли в спокойное, как будто более пологое русло, напоминая собою плавное течение реки, на берегу которой мы встречались с нею почти каждый день, мы, наконец, заметили его, обратили на него внимание. Я встречал здесь его и раньше, но не придавал этому никакого значения – мало ли народу прогуливается по берегу ! Приметила его она, со свойственной женщинам наблюдательностью, и она же окрестила его «сержантом Карацупой с Джульбарсом» – она еще помнила этот незамысловатый пропагандистский советский фильм, который, как она рассказывала, им крутили в летнем кинотеатре пионерского лагеря.

Это был высокого роста мужчина средних лет – одного со мной, пожалуй, возраста. В любую погоду, даже в стоявшую тем летом жару, он появлялся на берегу в камуфлированной форме с заправленными в высокие черные армейские грубые ботинки штанинами брюк. Он всегда куда-то стремительно шел по нагретому за день

песку, его корпус был всегда наклонен при ходьбе вперед. Будто он преодолевал не только сопротивление песка под ногами, но и дующего ему в лицо ветра, которого, впрочем, в то жаркое лето не было вовсе – по большей части стояла вязкая, тягучая жара. И он рассекал эту субстанцию, изо всех сил преодолевая ее аморфность.

У него были темные вьющиеся волосы, на висках покрытые сединой, и по возрасту его вполне можно было бы принять за постаревшего ветерана афганской войны, впрочем, было ли это так на самом деле, мне не известно. В руке он всегда держал кожаный поводок, и за ним по пятам всегда семенил измученный жарой кудлатый нестриженный черный пудель. Иногда собака, не имея сил поспевать за хозяином, просто садилась на горячий песок и несколько минут отдыхала, высунув изо рта побелевший язык и тяжело дыша. Потом покорно поднималась, и они шли дальше – куда, было известно, пожалуй, во всем мире только им одним.

Эта странная пара появлялась на берегу день за днем, все так же день за днем куда-то стремительно направляясь, будто там, вдали, их кто-то нетерпеливо ждет, и уже совсем заждался. Это было действительно похоже на то, как наряд пограничников обходит свой участок границы. Они появлялись на берегу каждый день в любую погоду, примерно в одно и тоже время, около обеда, то есть в самую жару, и моя подруга негодовала, зачем так мучить собаку, неужели нельзя выгулять ее вечером, когда жара немного спадет.

Та же напряженность, что и во всей фигуре, была написана и на лице этого человека. Он все всматривался куда-то вдаль, будто высматривая цель своего пути, которая, вероятно, существовала лишь в его (скорее всего, болезненном) воображении.

Его вид всякий раз возбуждал во мне какие-то нездоровые эмоции. Настроение мое портилось, я прерывал разговор, и какое-то время не мог сосредоточиться на его предмете, что моей новой подругой было тут же подмечено. Я сам не понимал причины такого моего поведения, и недоумевал по поводу того, как это я, обычно столь наблюдательный, раньше не замечал столь колоритный персонаж и обратил на него внимание только с подачи моей собеседницы.

Я попытался зафиксировать мысли, посещавшие меня при виде его: это были не мной придуманные идеи о подобии человеческой жизни некоему пути, цель которого нам неизвестна и по большей части от нас скрыта, и который мы, тем не менее, должны непременно пройти – “My way” Синатры и все такое прочее… Но, кроме всего этого, были там и какие-то обрывки не то мыслей, не то впечатлений, не то догадок о чем-то таком, чему я не мог дать тогда внятного толкования, и чему фигура этого странного типа была как бы иллюстрацией – о бессмысленности этого пути и отсутствии какой-либо его цели, а так же еще много сопутствующих этим тезисам смутных догадок и предчувствий…

Она же просто считала его либо чудаком, либо душевно больным человеком каких, впрочем, не так уж мало вокруг, если присмотреться повнимательней.

Я не спорил с ней по этому поводу, как, впрочем, не спорю с женщинами и по всем прочим поводам, имея ввиду полную бесполезность сего занятия: каждая из них имеет по любому вопросу собственное мнение, которое им представляется единственно верным, а все прочие – полной ахинеей.

Так, мы с ней часто говорили о смысле жизни, и ей он казался вещью вполне простой и понятной: все мы приходим на свет, чтобы дать потомство и отойти в мир

иной, как это и происходит со всем живым в этом мире. Не нами это заведено, не нам сей закон и менять. Это был обычный немудреный женский взгляд на жизнь. И, может, единственно верный – кто знает. В том смысле, что нет в жизни смысла, кроме нее самой. Жить, чтобы жить. Отцвесть и умереть – вот высший смысл всего сущего. Им, женщинам, дающим жизнь, все видится иначе, нежели нам, мужчинам, вечно мудрствующим по поводу и без оного. У нас все исходит от мысли, у них – от естества. Мы с ними различаемся больше, чем Восток и Запад. И не случайно библейский Бог творил мир с помощью слова, то есть мысли, и античные боги рождались из головы Зевса. То есть, мужское начало неразрывно связано с логическим, опосредованным, восприятием действительности, а женское – с естественным, чувственным, первичным.

***

Отвлекло меня от моих размышлений в тот первый наш с ней вечер ее возвращение. Она переоделась, подкрасилась и причесалась – и стала еще милей и привлекательней. Да, красавицей, она, пожалуй, не была, но была в ней какая-то мальчишеская порывистость, прямота и искренность. Я заметил, что платье, хоть и очень простое, обычное платье-футляр, очень к ней идет, и сказал ей об этом. Она зарделась от этого самого обычного комплимента – ну чем не мальчишка, которого похвалили ! Как оказалось позже, платье это она сшила себе сама на маминой швейной машинке по выкройке из женского журнала (на зарплату учительницы ведь не разбежишься), и когда я, впрочем, вполне искренне, похвалил ее наряд, она подумала, что я обо всем догадался, и ей стало так неловко, что она даже хотела тут же уйти… Как сама она мне потом рассказывала, она так стеснялась, что едва не плакала от страха. Она, оказывается, последнее время очень редко бывала на людях, в каких-либо компаниях, образ жизни вела очень замкнутый: работа-дом, и последний раз была в обществе в этом самом кафе с подругами по работе в прошлом году на день учителя. Cтесняясь меня, она злилась сама на себя за эту стеснительность, а больше всего боялась (о милая !) меня потерять, так как у нее после развода не было ни одного мужчины, и она даже решила, что остаток ее дней, пожалуй, так и пройдет в одиночестве. Да, с ней за короткое время ее отсутствия произошла перемена, которую она не могла скрыть – из резкой, похожей на подростка девушки она вдруг превратилась в застенчивую молодую женщину

Когда официантка принесла меню, она не долго над ним размышляла, выбрав самые недорогие и простые блюда: какой-то салат и жареную курицу. Я, отметив про себя ее скромность, отменил все же ее выбор и сказал, что беру это на себя, добавив, что цена ее не должна беспокоить – кафе было действительно недорогим – по здешним ценам мы с ней можем прокутить здесь до утра.

Я заказал рыбу – официантка сказала, что у них всегда свежий судак, которого им приносят рыбаки, река-то неподалеку, - салат и бутылку белого вина. Пока исполнялся наш заказ, я, отвечая на ее осторожные вопросы, немного рассказал ей о себе, не спрашивая, впрочем, ничего о ней и ее жизни – захочет, сама скажет. В общих чертах я и так представлял себе ее историю. Разводная, сама растит ребенка, отец-отставник давно умер и ей помогает такая же, как и она сама, одинокая мать, заезженная жизнью и судьбой, вечным безденежьем и неустроенностью дочери - типичные судьбы наших женщин, вся беда которых в том, что их угораздило родиться в это время в этом месте.

Так оно, в общем-то, и оказалось - не надо быть провидцем, чтобы знать судьбу женщины в нашей стране. Она рассказала, что работает учительницей в школе и заочно учится на юриста. Сын сейчас с ее мамой на даче – послать ребенка к морю ей не по средствам, а так хоть подышит чистым воздухом да поест свежих фруктов и овощей со своего огорода. С мужем развелась – тот с наступлением перемен пытался как-то пристроиться в новой жизни, да все у него не получалось. От неудач стал выпивать. Дальше - больше… Банальная история. Она надеялась, что, закончив юридический, уйдет из школы и как-то улучшит свое финансовое положение.

Она рассказывала мне все это как-то робко, будто стесняясь собственной биографии. От былой бравады не осталось и следа. Я сказал ей об этом и добавил, что ей нечего стыдиться – таких судеб, как у нее, в нашей стране миллионы. Не могут все быть баловнями судьбы и персонажами гламурных журналов. Да этого и не нужно, в жизни все по-другому. Насмотреться мне пришлось всякого, так что ей меня не удивить, какова бы ни была ее история. Приободрившись – возможно от этих моих слов, а возможно от выпитого вина, она стала смелее и заговорила увереннее, но все же во всем ее поведении и в движениях чувствовалась какая-то неловкость, скованность, как у человека, редко бывающего на людях и боящегося попасть впросак, сделать или сказать что-то не так.

Впрочем, видя, что я говорю с ней вполне искренне, она понемногу успокоилась, раскрепостилась и разговор наш потек уже легче, плавней. А потом принесли наш заказ – фаршированного судака, - и мы принялись за еду. Проведя весь день на воздухе, мы оба проголодались, и первое время ели молча. Кажется, она была рада, что наконец принесли еду и есть чем заняться, не надо все время поддерживать разговор. Потом разговор наш возобновился и стал куда доверительней – еда, как известно, способствует сближению. Она, как все женщины, исподволь расспрашивала меня о моей жизни, и я, приняв тот доверительный тон, который между нами сам собою установился, рассказывал ей о себе то, что, по моему мнению, могло ее заинтересовать: что я один, и никогда женат не был, хотя женщин через мою жизнь прошло немало, о своей работе, и прочее, что обычно для женщин при первой встрече с мужчиной представляет интерес. Им кажется, что они могут составить для себя какое-то представление об этом человеке и в зависимости от этого принять решение, стоит идти с ним на более близкий контакт, или нет.

Мне же эта игра кажется глупостью, и я не раз говорил об этом моим подругам. Я с легкостью доказывал им, что умозаключения на основании первого впечатления и каких-то стандартных вопросов не только не дают более-менее верного представления о человеке, но и не имеют ничего общего с его действительной сущностью. Так, я как дважды два доказывал им, что любой маньяк, наметивший себе жертву, легко обведет ее вокруг пальца, если она будет руководствоваться такими избитыми приемами. Далеко не всегда внешность человека совпадает с его сутью. Чикатило был, по свидетельствам очевидцев, весьма симпатичен в быту. И не все мужчины, одетые в приличный костюм, являются таковыми на самом деле.

Мне все это напоминает избитые приемы реализма, когда какая-то деталь во внешности человека тем или иным образом характеризует его внутренний мир.

Она, улыбаясь, возражала, что если следовать моему посылу, то ей следовало бы меня опасаться: с виду я довольно приличный, внушающий доверие мужчина, но кто знает, что у меня на уме. Я отвечал, что она совершенно права, и я тот еще субчик.

Вообще она, несмотря на все мною прежде сказанное о женском и мужском способе восприятия действительности, являла собою как раз тип рассудочного, рационалистического отношения к жизни. Она совершенно искренне полагала, что все в жизни можно понять, проанализировать и объяснить. Каждая причина имеет свое следствие, а поступок – результат. И говорила, что не может понять, как это я, будучи человеком дела, подхожу к жизни с какими-то мистическими представлениями. Нет тут никакой мистики и загадки, все просто и объяснимо. Вечером перебрал – утром будет болеть голова. Все остальное – литературщина.

Будучи историком, она верила в историю как некую вполне объяснимую логически, последовательную цепь событий, где предыдущие определяют последующие, и нет ничего необъяснимого – видимо, этому ее научили в институте.

Меня же она упрекала в «какой-то набоковщине», имея ввиду, вероятно, мою склонность к надрациональной трактовке жизни. Так, я не раз обращал ее внимание на то, какое влияние имеют самые, казалось бы, незначительные мелочи, которых не желает замечать ни один «серьезный» историк, на исход исторических событий, вроде знаменитого наполеоновского насморка во время битвы при Ватерлоо.

Или, к примеру, я говорил ей, что она не может отрицать факта влияния на ход «объективной» истории всевозможных верований и религии – то есть вещей нерациональных. Взять хотя бы знаменитые крестовые походы – факт исторический, но вызванный к жизни вещами, казалось бы, весьма далекими от реальности, некоей мифологемой. Следовательно, эта мифологема имела для людей, ей следующих, силу реальности, и даже большую, коль, следуя ей, они шли на смерть, и тем творили историю своего времени ? Так что же первично – миф или реальность ? И не происходит ли реальность из мифа, как во все времена до появления «исторической науки» люди и полагали ? Или, к примеру, известный факт влияния на конкретные исторические события неких туманных предсказаний дельфийской пифии. Так что же тогда есть история ?

И что такое хорошо ей известная марксистско-ленинская философия, как не одна из современных мифологий ? В ней нет ни грана столь милой ее сердцу так называемой науки, а ведь с ее помощью удалось изменить ход истории – и с этим никто не сможет поспорить.

В известном смысле, истории как науки не существует – она попросту невозможна. Ведь мы не знаем, что на самом деле происходит – и это несмотря на наличие газет, радио и телевидения. Это не меняет сути – ведь неизвестно начало нашего пути и его конечная цель, а так же неясен сам смысл этого движения. История может существовать только как род литературы, причем не самый важный – документалистика. Все великие историки и были, прежде всего, писателями – взять хоть Геродота, хоть Нестора.

Она заметно злилась, но возразить на мои доводы по сути не могла, и оттого злилась еще больше - и я переводил разговор на что-нибудь другое. Так, к примеру, возражая мне, она говорила, указывая на реку, что да, та не ведает, куда течет, но мы-то, разумные люди, прекрасно знаем, что есть у нее исток и устье, знаем, где она начинается и где заканчивается. И человеческая жизнь точно так же имеет свое

начало и конец. И они вполне понятны и объяснимы, а между ними — то, что и называется самой человеческой жизнью, судьбой.

Я же говорил, что и реку кто-то создал, как и все вокруг.

Она возражала, что все это, весь божественный план — глупости. Река протекает в самом низком месте местности, где и пролегает ее русло. Ручейки впадают в малые реки, те — в большую, а та течет к морю. Все объяснимо и понятно, и никакой мистики и загадки тут нет.

Да, представить только, какие разговоры мы с ней вели – не поверишь теперь. Мне скажут, этого не может быть, мужчина с женщиной так общаться не могут, но именно так оно и было. И именно потому мне ее так теперь не хватает – не с кем, знаете ли, бывает поговорить на отвлеченные, самые для меня интересные, темы.

А в тот первый наш с ней вечер мы, закончив наш ужин, вышли на улицу, где уже стало прохладно, и я, остановив такси, спросил ее, куда мы поедем – к ней, или ко мне.

- К тебе, - очень просто и без грана стеснения ответила она. И мы поехали.

В машине мы сидели очень близко друг к другу, и она положила свою руку на мою…

После того, как все, что должно было произойти, произошло и она, спокойно дыша, спала рядом со мной, я, лежа на спине и закинув руки за голову, думал о том, что вот, пожалуй, я, наконец, после долгих неприкаянных лет одиночества, счастлив.

***

В тот день я, как обычно, в обед пошел на пляж. Но, поскольку ее не было, то купаться не стал, просто прошелся вдоль реки, выпил холодного пива в летней кафешке и немного посидел в тени высокой ивы на скамейке. Она с утра поехала за город на моей машине – забрать сына к началу учебного года и объявить матери о нашем решении жить вместе. Это я сам предложил ей свою машину вместо ее старенькой «копейки» - мне хотелось выглядеть солидно перед возможной будущей тещей. Она с радостью согласилась, мы оформили доверенность.

Было очень жарко, и я вскоре решил уйти. Незнакомец с собакой появился как раз в тот момент, когда я уже поднялся со скамейки, на которой сидел. Бедный пудель едва передвигал ноги от жары и не поспевал за хозяином. Тот в нетерпении дергал поводок и что-то говорил собаке, оглядываясь на нее.

И вдруг собака упала и, дернувшись пару раз всем телом, замерла. Ее хозяин, не поняв, видимо, что произошло, продолжал дергать за поводок, пытаясь заставить ее подняться и продолжать путь, который они проделывали ежедневно. Но ее уже ничто не могло заставить подняться – она умерла, по всей видимости, от теплового удара.

Но этот странный человек как будто отказывался принять такую возможность. Он все дергал за поводок и что-то резкое говорил псу, который уже ничего не слышал. Потом, подойдя к лежащей на боку собаке, он потрогал ее носком ботинка – бесполезно. Он проделал это еще несколько раз, уговаривая собаку подняться.

- Вы что, не видите, что она мертва ? – обратился я к нему, подойдя ближе.

Он посмотрел на меня взглядом, которого мне не забыть никогда – столько в нем было ужаса. Как будто у него на глазах не просто умер пес, а разверзлись вдруг пределы, и он увидел нечто такое, чему нет названия в человеческом языке, что не выразить словами.

Он сел на песок рядом с псом и обхватил голову обеими руками. В его позе было столько отчаяния, что невозможно было без содрогания смотреть на него. Я что-то еще сказал ему – уж не помню, что, слова получались какими-то бессмысленными, а потом повернулся и пошел прочь. Я обернулся, только выйдя на набережную – он все так и сидел, обхватив голову руками, рядом с недвижной собакой.

Чуть позже мне позвонили на мобильный с незнакомого номера и мужчина, представившись капитаном милиции, сообщил, что моя машина попала в ДТП, и спросил, кем мне приходится женщина, бывшая за рулем и управлявшая транспортным средством по выданной мною доверенности. Не зная, что отвечать, я сказал, что это моя хорошая знакомая.

Он сделал паузу и сказал, что она погибла – кто-то подрезал ее на дамбе через реку, где скорость движения ограничена. Уходя от столкновения, она свалилась в воду. При этом машина перевернулась на крышу и затонула. Ее не успели вытащить, в том месте довольно глубоко – она захлебнулась.

Он говорил что-то еще, я ничего не мог разобрать. Потом он повесил трубку.

***

Я всегда любил прогулки на природе, особенно по берегу реки – уж очень вольно дышится и думается там, вдали от городской суеты. Но с некоторых пор я стараюсь как можно реже бывать там, да и вообще не оставаться одному. Да разве можно, скажите, заставить себя не думать ?

И я никогда больше не встречал странного человека с пуделем. Возможно, он уже завел себе другую собаку.

г.Черкассы, май-июль 2007 г.