Дмитрий КОЛЕСНИКОВ (original) (raw)
О проекте
Редакция
Авторы
Галерея
Книжн. шкаф
Архив 2001 г.
Архив 2002 г.
Архив 2003 г.
Архив 2004 г.
Архив 2005 г.
Архив 2006 г.
Архив 2007 г.
Архив 2008 г.
Архив 2009 г.
Архив 2010 г.
Архив 2011 г.
Архив 2012 г.
Архив 2013 г.
"МОЛОКО"
"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"
СЛАВЯНСТВО
РОМАН-ГАЗЕТА
"ПОЛДЕНЬ"
"ПАРУС"
"ПОДЪЕМ"
"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"
ЖУРНАЛ "СЛОВО"
"ВЕСТНИК МСПС"
"ПОДВИГ"
"СИБИРСКИЕ ОГНИ"
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА
Дмитрий КОЛЕСНИКОВ
Слово в защиту шестидесятников
Открытое сердце А. Дементьева
Шестидесятников сейчас у нас не любят. Не ругает их нынче в прессе только ленивый. Причины тому несколько лет назад последовательно изложил известный философ и политолог Александр Ципко в фундаментальной статье «Код шестидесятничества», появившейся на страницах «Литературной газеты» («ЛГ», 2006, № 43). Автор статьи припомнил шестидесятникам все смертные грехи – их «национальное, религиозное, государственное отщепенство», их марксистские убеждения, их зловещую роль «и в практически бескровной, и в этом смысле бархатной августовской революции 1991 года, и в распаде СССР, и в самоубийстве исторической России». Один только момент совсем упустил из виду Александр Сергеевич в пылу безудержного обличения, крайне важный момент, надо сказать – шестидесятники, несмотря на все их перечисленные недостатки, были, прежде всего, замечательными поэтами, и останутся в нашей славной истории именно как поэты.. Не создателя «Записок ненастоящего посла» Александра Бовина и не историка-медиевиста Арона Гуревича, мировоззрение которых поступательно развенчивает Ципко, будет помнить Россия в качестве шестидесятников, а Беллу Ахмадалину, Юнну Мориц, Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского и Роберта Рождественского.
Правда, позднее творчество некоторых поэтов-шестидесятников действительно оставляет желать много лучшего. Не случайно последний стихотворный сборник Андрея Вознесенского «Тьмать» в своё время подвергся справедливому разносу критика Алёны Бондаревой в «Независимой газете» («НГ Ex libris», 2008, № 12, 3 апреля). Искусное формо- и словотворчество лауреата государственной премии СССР открыто высмеял и прозаик Сергей Шаргунов в своей статье, посвящённой юбилею испанского поэта Федерико Гарсиа Лорки («НГ Ex libris», 2008, № 19, 5 июня). Впрочем, Вознесенский с молодости стремился к безвкусной авангардной форме: его стихотворения советского времени также не отличаются глубокой содержательностью. Однако фигура Вознесенского представляется мне исключением в ряду шестидесятников, стихи и поэмы которых – как советские, так и постсовесткие – поражают по-юношески волевым напором, задорным характером, органичной исповедальностью и яркой романтикой борьбы. Что касается формы стиха, то они выступали продолжателями вековых традиций русской литературы, заложенных Пушкиным и Лермонтовым, Некрасовым и Есениным; недаром в начале «Братской ГЭС» Евтушенко обращается с молитвой именно к этим поэтам. Авангардисты же среди шестидесятников встречаются нечасто.
Поэтическому становлению рассматриваемых нами деятелей советской литературы во многом способствовала современная им эпоха, с которой им просто удивительно повезло. Как писал Лев Аннинский в предисловии к сборнику Евгения Евтушенко «Краденые яблоки», «поэзия на какое-то историческое мгновенье (не на мгновенье, а на эпоху длиною в несколько лет – Д.К.) стала тогда универсальным знаковым языком». О том же свидетельствует главный редактор «Литературной России» Вячеслав Огрызко, отмечая, что в период социализма «поэт своим словом мог десятки тысяч молодых ребят отправить на сибирские стройки» («ЛР», 2005, № 11, 18 марта). Согласитесь, навязчиво просится сравнение с нынешним временем, а точнее – безвременьем, когда, по словам Александра Солженицына, «воцарилась та анархия свободы слова, когда никакое слово уже ничего не весит и ни на кого не влияет» («ЛГ», 2006, № 25–26, 28 июня – 4 июля), и в недавнем прошлом самая читающая страна в мире сделалась вдруг патологически безразличной и к поэзии, и к прозе.
Лучшими поэтами-шестидесятниками, в полной мере воплотившими в своём творчестве все упомянутые нами достоинства, на мой взгляд, являются Андрей Дементьев и Евгений Евтушенко. Когда-то ими, как и другими шестидесятниками, взахлёб зачитывалась вся Россия, теперь же критики с презрением и сквозь зубы отзываются об их поэтическом творчестве. Мне думается, такое пренебрежительное отношение обусловлено чисто политическими причинами, упомянутыми в начале данной работы. Политические взгляды шестидесятников и мне далеко не близки, но я, прежде всего, ценю их как талантливых поэтов. Не зря же, в конце концов, многие их стихи становились народными песнями, а это высшая награда для писателя.
Хочется верить, что объективный анализ поэтического наследия шестидесятников ещё впереди.
2.
С поэтическим творчеством Андрея Дементьева я познакомился благодаря последней обширной подборке его стихотворений, появившейся на страницах прошлогоднего июльского номера «Литературной газеты» («ЛГ», 2007, № 29). В той подборке мне особенно понравилось стихотворение «Незнакомая женщина плачет украдкой…», которое вскоре я выучил наизусть:
Незнакомая женщина
плачет украдкой.
Вытирает глаза
золотистым платком.
Возле белых берёз,
рядом с детской площадкой
Плачет женщина...
Если знать бы, о ком…
Казалось бы, ничего особенного, это стихотворение не представляет, но меня оно тронуло. Внимательно перечитывая всю подборку, я то и дело качал головой, удивляясь, как можно так просто и открыто писать в нынешнюю эпоху засилья безвкусных постмодернистских сочинений. Поэтому, признаюсь, с полнейшим недоумением прочёл в уважаемой мной «Литературной России» следующие слова о юбиляре: «Самый лукавый комсомольский поэт. Всегда во все времена знал, откуда дует ветер, и чутко реагировал на все перемены» («ЛР», 2005, № 28). Главный редактор упомянутого издания Вячеслав Огрызко также отмечает в энциклопедии «Лексикон», что знаменитый шестидесятник будто бы «с юности остро чувствовал конъюнктуру дня». Не знаю, как насчёт политических взглядов, жизненной позиции и работы в должности главного редактора журнала «Юность», но в лирике Дементьева я не уловил и малой толики лукавства и конъюнктурщины. Скорее, наоборот: её, как и лирику лучших русских поэтов, отличает пронзительная исповедальность. И автобиографические строки Андрея Дмитриевича «Я живу открыто, / Как мишень на поле» представляются мне абсолютно правдивыми.
Помимо лукавства и приспособленчества, критики-почвенники зачастую упрекают Дементьева и в отсутствии у него патриотизма. К примеру, тот же Владимир Бушин, процитировав одно из стихотворений поэта, заключает: «Словом, если придётся Дементьеву идти в бой, то вспомнит он не Севастополь, не Москву, не Сталинград, не Курскую дугу, а бросится на врага с криком “За родину! За Иерусалим!” Прекрасно» («ЛР», 2008, № 18–19). Весьма странная ирония, учитывая, что и великолепных стихов о войне у юбиляра предостаточно. «Я помню первый день войны…», «Баллада о верности», «Баллада о матери», «Военные времена»… Сколько живой неизбывной боли, какое гулкое эхо войны слышится в этих творениях Дементьева!
Впрочем, о Бушине вообще разговор особый. Я по праву считаю его выдающимся публицистом, но когда Владимир Сергеевич берётся за литературную критику, то просто поражает своей большевистской прямотой. Чего стоит одно его суждение о пресловутой песне Булата Окуджавы «Синий троллейбус»: «Но ведь в троллейбус нельзя сесть на ходу: у них пневматические двери, они на ходу закрыты». Вот и дементьевскую поэзию Бушин рассматривает с подобных сугубо материалистических позиций. Понятие художественных троп, первичное для поэтов, ему, по-видимому, неведомо.
Несмотря на всю свою искреннюю любовь к Израилю, совершенно ясно, что Дементьев относится к земле обетованной как к месту, где можно приятно провести время и не более. Настоящим же домом поэта-шестидесятника, его подлинной Родиной вовеки пребудет Россия, которой он посвятил множество блестящих стихотворений. Однако лучшие исповедальные стихотворения шестидесятника посвящены не России, а памяти единственного сына, который трагически погиб в самом расцвете жизни. В этих стихах и без того отчаянная распахнутость души поэта достигает своего предела, и неземная музыка негаснущей с годами боли звучит раздирающими душу аккордами.
Завершая свою статью, мне хотелось бы с грустью отметить тот факт, что писать стихи в манере Андрея Дементьева – свежо, открыто и искренне – теперь, по меньшей мере, немодно. И как журнал «Наш современник» с горечью восклицал три года назад, по случаю годовщины смерти адмирала Нахимова, «Где ты, новый Нахимов?!», так и я сейчас восклицаю с тоской: «Где ты, новый Дементьев?!». Пока мой вопрос, увы, остаётся без ответа.