Иван САВЕЛЬЕВ (original) (raw)
О проекте
Редакция
Авторы
Галерея
Книжн. шкаф
Архив 2001 г.
Архив 2002 г.
Архив 2003 г.
Архив 2004 г.
Архив 2005 г.
Архив 2006 г.
Архив 2007 г.
Архив 2008 г.
Архив 2009 г.
Архив 2010 г.
Архив 2011 г.
Архив 2012 г.
Архив 2013 г.
"МОЛОКО"
"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"
СЛАВЯНСТВО
РОМАН-ГАЗЕТА
"ПОЛДЕНЬ"
"ПАРУС"
"ПОДЪЕМ"
"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"
ЖУРНАЛ "СЛОВО"
"ВЕСТНИК МСПС"
"ПОДВИГ"
"СИБИРСКИЕ ОГНИ"
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА
Иван САВЕЛЬЕВ
Огненная муза
Когда-то Александр Блок в статье «О назначении поэта» сказал: «Что такое поэт? Человек, который пишет стихами? Нет, конечно. Он называется поэтом не потому, что он пишет стихами; но он пишет стихами, то есть приводит в гармонию слова и звуки, потому что он – сын гармонии, поэт».
Для Валентина Сорокина – одного из крупнейших поэтов второй половины двадцатого столетия – гармония начиналась в мартене; искры плавки, где должна быть безукоризненная точность и выдержка, перекинулись на его огненную Музу, вырывая из неё неповторимые искры поэтических тропов, – они, чисто сорокинские, метафоры, олицетворения, эпитеты и парцелляции, загорелись от Челябинского мартеновского пламени, никогда не угасая, – наоборот, с каждой новой книгой становились всё ярче, как те самые звёзды, на которые своим ярким взором смотрит сорокинское Слово:
А в небе карнавал
Созвездий, светом пьяных.
Прекрасен мой Урал
В огнях-цветах багряных.
Наш дом неодолим,
И песни не отпеты,
И мы не зря стоим
На маковке планеты.
Стоять «на маковке планеты», по Сорокину, – это лететь за журавлиным голосом, слышать его в небесной – особенно ночной – тишине, которая летит от его родного Урала в звёздное небо Первопрестольной.
Поэтом рождаются.
Это – истина.
А далее, далее идёт бесконечное его становление, о чём писала блистательная Марина Ивановна Цветаева, и это его развитие опирается на почву народной судьбы, – без коей нет в России, не было и не будет крупного Поэта, – опыт нашего великого современника Александра Трифоновича Твардовского – тому (не требующее доказательств) свидетельство.
Безукоризненность формы и содержания, неожиданные (даже для самого Сорокина) метафоры с блеском проявились в стихотворении «За журавлиным голосом», давшим название одной из книг поэта семидесятых годов, которое привожу здесь полностью, ибо здесь – весь Валентин Сорокин:
Пустынный край, и ты небезоружен:
Разрезав тучу на куски крылом,
Над Зеравшаном истребитель кружит
И по холмам раскатывает гром.
А далеко, за льдистыми хребтами,
Где тихо спит на яблонях рассвет,
Как бешеные волны за бортами,
Клубящиеся выхлопы ракет...
Промоклый ветер, стылая безбрежность,
Вот-вот заплачут рядом журавли.
О, как я слышу
эту принадлежность
И связь времён: моей родной Земли!
Жестокая армейская тревога.
Огромная и грозная страна.
Быть может, завтра снова у порога
Нам протрубит походную война.
И в смертный бой по хмурым перевалам
В последний раз мы яростно шагнём.
И каждый куст заговорит металлом.
И каждый камень выдохнет огнём.
Удивительные стихи, – да нет, это не стихи, – это выдох самого Слова, которое, выйдя из души поэта, пошло по его великолепным строкам, опираясь на метафоры и аллитерации, – эти повторяющиеся «л», «к», «р», бегущие от строки к строке, чтобы, в конце концов, даже камень (этот вечный молчальник!) «выдохнул огнём».
Это огненное пламя стихов гражданственных перекинулось – из десятилетия в десятилетие – на любовную лирику Валентина Сорокина, в которой столько радости чувства и горечи отчаяния, кои была разве что у одного Сергея Есенина:
Прямо в зенит, в зенит
Лист золотой звенит.
Всполох его унёс
С белых твоих берёз,
Где целовались мы
Чуть ли не до зимы.
Прямо в зенит, в зенит
Лист золотой звенит, –
пишет Валентин Сорокин о зените чувства к своей Золотой, любовь к которой сливается у него с любовью к России, ибо: «Если запеваю о России, Значит – стосковался по тебе», – проникновенно говорит он, и тоске этой веришь, поскольку всуе поэт не пишет имя – Россия, – как не говорит всуе о возвышенном чувстве к любимой, к той, что даровала и дарует ему неизбывную Песнь, имя которой – Любовь.
Кажется, за века да что там века, – тысячелетия, в кои поэты воспевали любовь, начиная с великого Гомера, до Пушкина и Есенина, – ничего уже нового о ней и сказать невозможно, но – вспомнилось блоковское: «И невозможное возможно», – и это невозможное проявляется с чувственной новизной в стихотворении Валентина Сорокина уже начала третьего тысячелетия – «Ты красивая»:
Вот какая красивая ты,
Не родили тебя – надышали,
Потому через поле цветы
По тропе за тобой прибежали.
Только один глагол – надышать – и безукоризненная новизна любви родилась, и не было такого глагола до этого ни у одного поэта в таком неожиданном контексте, – это и есть выплеск из души столь возвышенного чувства, что рождается меж влюблёнными впервые и что воспето Валентином Сорокиным «без краснословья», как сказал бы Твардовский, простым и таким неожиданным глаголом-метафорой.
А сколько подобных метафор идёт звёздной волной по стихам и поэмам Валентина Сорокина, в коих судьба России и судьба поэта нерасторжимы, – ибо освящены эти судьбы любовью ко всё той же Золотой.
Я много цитирую стихов Валентина Сорокина о любви, поскольку настоящий Поэт более всего раскрывается в любовной лирике, а любовная лирика Сорокина неповторима и тем, что чувство высокой любви проявляется у него через возвышенную и одухотворённую любовь к русской природе – как произошло в его великолепном стихотворении «Две капли»:
Летят поля под небесами,
Летят холмы, летят леса.
И вновь по-детски чудесами
Удивлены твои глаза.
Но я ни с кем не соревнуюсь,
Но я обиды не коплю, –
Ведь я, один, тобой милуюсь,
И я одну тебя люблю.
Иди, иди по русским травам,
Цвети и пой передо мной,
Вон хочет солнышко по праву
Обнять крылами шар земной.
А мы просторам улыбнёмся,
И поцелуев не щадя,
В порыве пламенном сольёмся, –
Две капли позднего дождя.
Уж скоро молнии и грозы
Погаснут радугой-дугой,
И седоглавые морозы
Наш дом окутают пургой.
Он будет плыть по тёмным весям.
Тоской о прожитом гоним,
И прозвенит багряный месяц
Последним парусом над ним.
Большое и определяющее место в творчестве Валентина Сорокина занимают поэмы, – его эпические полотна, среди которых драматическая поэма «Дмитрий Донской» и поэма о Маршале Жукове «Бессмертный Маршал», говорят о Сорокине-историке, Сорокине-философе, а путь мужества, подвига лучших представителей нашего Отечества без сословных перегородок, ибо и князь, и чернецы Пересвет и Ослябя, и их духовный наставник Сергий Радонежский – это, прежде всего, радетели Руси, воины, личности, коими от века была богата Русь со времён великого Мономаха.
Символично, что книга поэм поэта названа заглавием одной из десяти вошедших в неё поэм, – «Огонь», которую Валентин Сорокин посвятил коллективу 1-го мартеновского цеха Челябинского металлургического завода, отдав дань благодарности братьям-металлургам, с коими он обрёл характер неуступчивости, помогший ему одолеть произвол староплощадного партчиновничества, посчитавшего, что поэму о Маршале Жукове издавать нельзя, – не вписывался характер маршала, созданный поэтом, в их узколобую концепцию.
Десять поэм книги «Огонь» венчает, как духовный Свет, поэма «Дорога».
Написанная нерифмованным стихом, который перемежается мужскими и женскими окончаниями слогов в последних словах поэтической строки, – поэма читается на одном дыхании, и мы даже не замечаем отсутствия рифм, – настолько густо замешано красками Слово Валентина Сорокина, так бьётся из его строки страждущая Мысль о торжестве труда, свободы и великой вольнице народа:
И я держу распахнутое знамя,
Овеянное духом поколений,
Торжественное,
гордое,
святое,
И присягаю действовать и сметь! –
ставит поэт восклицательный знак в последней строке «Дороги».
Иная интонация, иные образные средства потребовались поэту, чтобы создать могучий образ Евпатия Коловрата, богатыря-защитника Руси от орд Батыя, – характер этот написан столь крупно, на таком былинном фоне, что, читая поэму, буквально погружаешься гордой душой в долгие русские просторы и дышишь уже фольклорным, народным эпосом, что движется по поэме сказаниями и преданиями, кажется, от самого «Слова о полку Игореве».
И как же рядом стоит, – отбросив от своей души мрачные столетия! – с Игоревой Ярославной жена Коловрата и как близка её речь божественным словам великой княгини:
Коль не сдюжит соколья рать,
Под Рязанцем, под городком,
И случится мне умирать,
Я взмахну голубым платком.
И взбегу я под купола
Вместе с сыном, а не одна.
Опозоренной не была,
Вольной волюшкой рождена!
Я четырежды помашу
На четыре на стороны,
Расставаючись, попрошу:
Мстите правнукам сатаны!..
Не за сына, не за меня
Взмах – как в бездну я оборвусь,
А за веру и за коня,
За тебя, за кручинну Русь!
Перебивы интонации, ритма, словно перебитый пульс Времени эпохи набегов, по-некрасовски народная речь в главках, – всё это делает поэму Валентина Сорокина «Евпатий Коловрат» народной – в классическом понимании этого определения.
***
Поэзия Валентина Сорокина ныне на взлёте, который начинался у мартеновского огня, – и огонь этот, перекинутый на его безупречную строфику, не дано погасить никому и ничему, – ни человеческой зависти и злобе, ни сурово-беспощадному времени, на ветру которого не умирающе бьётся вольнолюбивый парус его поэзии.