dolboeb, posts by tag: данте - LiveJournal (original) (raw)
dolboeb, записи по тегу данте — Живой Журнал Anton Nossik at LiveJournal

11:49 Май, 21, 2017
dolboeb Пожаловаться Свинцовые мерзости итальянской жизни, и куда от них деваться Очень удивительное место — страна Италия.Пожалуй, я другой такой страны не знаю, у которой бы до такой степени расходились внешний имидж и реалии на местности.Далеко за пределами этой страны царит абсолютный культ её обожания, восхищения, преклонения.Очень подробное исследование того, какое отражение он нашёл в русской поэзии двух последних столетий, даёт Аркадий Ипполитов во вступлении к своей книге про Ломбардию — на примере стихотворения Гёте «Ты знаешь край...», которое так или иначе пересказывали своими словами десятки поэтов, от Жуковского до Пастернака, воспевая итальянскую природу и пейзажи как некий образ земного рая. Много живший тут Гоголь писал: «Кто был в Италии, тот скажи «прощай» другим землям. Кто был на небе, тот не захочет на землю», а никогда сюда не доехавший Пушкин именовал итальянцев «сыны Авзонии счастливой» и страшно завидовал их музыкальности.Про жителей Италии принято во всём мире думать, что они страшно жизнерадостны, дружелюбны, общительны, семейственны, гостеприимны и набожны. При этом безмерно артистичны, влюблены в своё великое искусство, боготворят поэта Данте, 700 лет назад подарившего соотечественникам их общий язык, благодаря своей гениальной поэме, которую здешние жители знают на память не хуже, чем русские — «Евгения Онегина» и «Горе от ума»... В политической сфере у итальянцев репутация тоже совершенно восхитительная — и Древний Рим, и средневековые республики, и героическое Рисорджименто, и un partigiano come Presidente, и послевоенную их борьбу за социальную справедливость, за общественные блага при капиталистической экономике. В путеводителе Lonely Planet по индийскому штату Керала утверждается, что это единственное место в мире, где коммунисты всегда брали и удерживали власть ненасильственным путём, но на самом-то деле местом таким была как раз Италия: даже в Венеции был когда-то мэр-коммунист, а уж в Эмилии-Романье они удерживали власть десятилетиями. И это были именно что коммунисты про «каждому по потребностям», а не про «Сталин, Берия, ГУЛаг». Они не строили тюрем, а лишь боролись за то, чтобы прибыль от капиталистического труда вкладывалась в школы, университеты, больницы, учреждения культуры и социальные пособия для неимущих... Для тех, кто в танке: я ничего не пытаюсь сказать об их правоте, лишь о методах.И ведь всё это совершеннейшая правда, если вдуматься. И про природу с пейзажами, и про Древний Рим с его водопроводами, и про Данте, и даже, будете смеяться, про еврокоммунизм, так непохожий тут на марионеточные компартии во всей остальной Европе, которые тупо работали на Москву за бабло, покуда итальянские красные, наследники утопий Кампанеллы, просто искренне верили в свет коммунистической идеи. Почитайте хотя бы военные дневники и завещание прекрасного писателя Малапарте, это совершенно потрясающий сюжет. Военкор итальянской газеты, по крови немец, с «Лейкой» и блокнотом тусуется по оккупированной союзниками-нацистами Ленобласти, и постоянно шлёт в родную газету репортажи с линии фронта, где каждый Божий день рассказывает читателю что враг будет разбит, а победа будет за нами, потому что наше дело — правое. Но только под «мы» он тут понимает не Италию, куда шлёт репортажи, или Германию, к войскам которой прикомандирован, а вовсе даже СССР (весьма далёкий в ту пору от победы: немцы стоят под самым Ленинградом). И выходят эти корреспонденции не в каком-нибудь подпольном партизанском листке, за хранение которого фашисты расстреливают людей, а в самой тиражной газете Милана, Corriere della Sera. А в 1943 году, когда Италию оккупируют немцы, эти репортажи об их неминуемом поражении выходят отдельной книгой «Волга родится в Европе», вслед за которой писатель в 1944 году пишет роман о той же войне с красноречивым названием Kaputt.То есть Италия действительно потрясающая, и народ её прекрасен, и вообще, как выше уже сказано, — «я другой такой страны не знаю», правы тут был Гоголь с Гёте, у которых потырил этот лозунг Василий Лебедев-Кумач для фильма «Цирк».Но достаточно в самом базовом объёме владеть фактологией про Италию, или даже скромным собственным опытом жизни здесь, чтобы в считанные минуты, убедительно и доказательно, развенчать абсолютно любое идеализированное представление про «край, где всё обильем дышит», его природу, историю, политику и жителей... И вся эта в высшей степени неприятная фактура — она тут, в Италии, примерно на каждом шагу, это совершенно не какой-нибудь dirty little secret местной масонской ложи, а информация вполне общеизвестная. Мне вовсе не хотелось бы в этот предмет долго углубляться, но не могу не продемонстрировать читателю, до какой степени основательно развенчивается любое традиционно идеализированное представление об итальянской древности и современности, народе, природе, погоде.С самого элементарного начнём: с пресловутой матери-природы. В Европе, по сути дела, не существует ни одной другой страны, на долю которой выпало бы такое количество тяжких природных катаклизмов. Ну, ОК, в Лондоне — тяжёлые туманы, в Исландии извергся вулкан, в Турции и Греции — землетрясения, в Чехии с Германией — наводнения... Но в счастливой Италии всё это случается не один раз за столетие, а совершенно же non-stop! Вулканы извергаются, землю трясёт, наводнения разрушают тысячи построек, туман и засуха поочерёдно парализуют мегаполисы. И с человеческими жертвами, и с разрушением целых городов, и с прекращением работы любого транспорта, и с полным непониманием, как от этого всего обезопаситься в будущем, хотя каждому из этих погодных катаклизмов тут не первая тысяча лет. Буквально вчера в Венеции не обслуживали клиентов гондольеры (и туристические за 80 евро, и на пассажирских переправах за 70 центов), а в открывшемся прошлой осенью после ремонта Немецком подворьи не пускали посетителей на террасу — по причине maltempio, непогоды (хотя кто видел мои вчерашние репортажи — никакого maltempio мог не заметить, как не заметил и я сам, но даже этого дождика с ветром хватило для перебоев в работе городских служб). И эти лёгкие венецианские неудобства — детские шалости по сравнению с тем, как прошлым летом, из-за сухой погоды, власти Рима и Милана вынуждены были запретить пользование частным автотранспортом на полные 40 дней, чтобы жителям не задохнуться от выхлопов...Про историю Италии достаточно сказано в моих текстах про Флоренцию времён Высокого Возрождения. Данте, конечно, подарил итальянцам язык, но в родном городе он был приговорен к пожизненному изгнанию, или смертной казни если не уплатит штраф (уплатить который он не мог, потому что всё его имущество уже конфисковали политические противники). Но вот есть и великая Римская Империя, она же до этого Республика, о которой я довольно мало тут пишу, по еврейской привычке не слишком увлекаться делами язычников. Но одну особенность её внутренней политики сейчас упомяну, потому что она довольно симптоматичная. Мы же привыкли думать про Рим, что там, с одной стороны, было всё мегакруто просчитано и организовано в административном плане, для разумного управления целым континентом. А с другой стороны, там было рабовладение, то есть плоды этого разумного управления пожинали только эксплуататорские классы, а рабы, руками которых создавались богатства, были бесправны. Но это мы если не оправдываем, то объясняем спецификой древней эпохи, с её неразвитыми средствами производства.Однако же придумали там такую замечательную вещь, как децимация. Это когда за некий коллективный проступок (мятеж, дезертирство, поражение части в бою) в провинившейся группе римских воинов убивали каждого десятого, чисто по жребию, без учёта личной вины. Причём убийством занимались девять товарищей вытянувшего несчастливый билет — рубили его мечами и забивали палицами. И вполне могло случиться так, что в палачи жребием определялись истинные преступники, а убивали они как раз своего невиновного соратников по оружию. Также могло случиться, что причиной военной неудачи являлись вообще действия командира — но именно он назначал после боя эту массовую товарищескую казнь. Лично у меня немножко не укладывается в голове, как эта практика могла влиять на боевой дух участвующих в ней воинов (которые, замечу, были ни разу не рабы, а оплот сперва Республики, затем Империи). Запретивший децимацию византийский император Маврикий в конце VI века писал в своём «Стратегиконе», что моральное влияние на дух войска от неё могло быть лишь самым отрицательным. Меж тем, в итальянской армии, воевавшей на стороне Антанты в Первой мировой войне, древнеримская практика децимации была возрождена маршалом и бездарным главкомом Луиджи Кадорна. Когда в каждом итальянском городке или деревне видишь мемориалы павшим в той войне, поневоле задумаешься, какая часть из них была убита своими же соратниками тупо по жребию, по приказу бездарного командира. И что после этого можно сказать о семейственности и солидарности итальянцев?Как догадывается читатель, свой рассказ об ужасах итальянской природы, истории и современности я мог бы продолжить ещё на шесть экранов, ни разу не упомянув даже про такие общеизвестные беды, как мафия, коррупция, сиеста, лень и раздолбайство, футбольные договорняки и Costa Concordia. Могу рассказать и такие человеческие истории, от которых у читателя встанут волосы дыбом: например, про бедного миланского художника, который попросил в горсобесе пособие на детей, потому что его соседи затеяли капремонт, а у него не было лишних 10.000 евро. В собесе его выслушали с большим участием, после чего детей у художника забрали органы опеки и передали в другие семьи на усыновление, имущество арестовали, квартиру отобрали и продали с молотка, так что на шестом десятке лет мужик стал в родной стране бомжом, а единственный человек в полуторамиллионном Милане, который после этого пустил его жить на свои квадратные метры — мой друг детства, иммигрант из подмосковных Люберец. Готично, нет? Но закончу я свой рассказ ровно тем, с чего начал: Италия — потрясающая страна, населённая дружелюбнейшими солнечными людьми, край невыносимых красот, божественной природы и бесконечного гостеприимства. Никакие ужасы её истории или современности, природы или общественного устройства, не могут отменить того ощущения счастья, которое она способна доставить путешественнику или приезжему из решительно любой части света. А вообще весь этот мой рассказ — история про нашу жизнь, в которой с одинаковым успехом можно найти и беспросветно мрачный экзистенциальный ужас, и «златой лимон горит во мгле древес». Будешь ли ты вдохновляться красотами окружающего мира, становясь счастливей, или ужасаться его жестокостям, впадая в отчаяние — свободный выбор каждого, если вдуматься. Так что подытожу я призывом из известной песенки Монти Пайтона: always look on the bright side of life.Другого способа быть счастливым на этом свете пока не придумано, даже в Италии. Метки: венеция, данте, жизнь, история, италия, культура, наводнение, политика, рим, счастье, флоренцияМестонахождение: Calle del Dose, Castello, Venezia, Italia

13:15 Июль, 7, 2016
dolboeb Пожаловаться Потому что мне холодно, блядь: трудности перевода На день рождения горячо любимая актриса подарила мне потрясающую песню Ma che freddo fa («Но как же холодно»), которую 16-летняя тосканская певица Нада Маланима из-под Ливорно исполнила в 1969 году вне конкурса на фестивале Сан Ремо. Вот телеверсия — с ивритскими почему-то субтитрами (говорят, что в Израиле песня стала очень популярна, и поделом): 2 года спустя Нада вернётся на этот фестиваль и выиграет его, в первый и последний раз в жизни, с новым шлягером, «Сердце — это цыган».У песни Ma che freddo fa есть и студийная версия, значительно более душераздирающая, красивая и беспросветная.Поразительны в этой песне слова, потому что невозможно представить себе какую-нибудь другую поэзию, где бы так же, как у итальянцев, органично сочеталась и чередовалась несусветная пошлятина-банальщина с невыразимой точностью и искренностью передачи настоящих, живых человеческих чувств простыми словами. Самая удивительная жуть состоит в том, что этот невероятный винегрет из унылых общих мест и бесконечных глубин идёт у них ещё от Данте. Я в последний месяц развлекаюсь тем, что переписываю «Божественную комедию» от руки, и совершенно прусь от этих американских горок, между нелепым графоманским косноязычием отдельных стихов, и космической глубиной соседних строк, в каждой песне.Мне кажется, я уже даже начал понимать, как у них это единство противоположностей достигается, одним и тем же приёмом и у Данте, и в санремовском шлягере. Просто у них поэты совершенно хозяева своему языку. В нём нет ни одного слова и ни одной грамматической конструкции, которая была бы обязательна к использованию в своём застывшем словарном виде. Любое слово можно сократить или растянуть, любому глаголу можно придумать такую форму, которая раньше у него никогда не встречалась — и не встретится впредь. Просто в данной конкретной строке вот так захотелось его проспрягать, выкинуть лишнюю гласную или согласную, добавить, усечь апострофом — да ради Бога, никаких проблем. Не взлетим, так поплаваем. Главное — чтобы красиво в стих ложилось. И со стихотворными размерами у них ровно то же самое творится. Вот возьмите запев Soli, и попробуйте его продекламировать, просто как текст. Расставляя, разумеется, ударения там, где они стояли бы, если б под текстом не было мелодии. Попробуйте там какой-нибудь стихотворный размер уловить. Его там нет, от слова «совсем». В Lasciatemi cantare — вроде как есть, но в каждой строчке разный. Потому что автор вообще этими категориями не мыслит. Он не составляет, как русский поэт, готовые слова одно к одному, чтоб они хорошо вместе звучали, ложась в размер и дробясь на симметричные стопы с ударением в одном и том же месте. Он лепит из частиц слов, как из фарша, под рождающийся музыкальный ритм. И с лексикой у него та же самая вольность. Смысл для хорошей поэтической строки не обязателен. То есть можно спеть «ты мне сердце разбила, жестокая сука», а можно «тра-ля-ля-фа-фа-фа» в этом же самом месте. Безо всякого ущерба для общего содержания и катарсиса у слушателя.Конечно, с русским текстом так очень много кто пробовал обращаться, и в стихах, и в песнях. Выворачивать наизнанку, переизобретать слова, смещать повсюду ударения, ломать вдребезги метрику стиха, чтобы слепить из обломков новый ритм, и тоже molto cantabile. Примеры удач каждый сам вспомнит по вкусу — из Хлебникова, Бродского, Гребенщикова, Земфиры, Полозковой, Паперного и Налича. Но когда это делают по-русски, то слушатель всегда ощущает вывих и необычность. А в итальянском стихе это даже не приём. Это их нормальный, привычный способ обустройства текста по законам музыки. Песня Ma che freddo fa в этом смысле очень показательна потому, что она состоит из очень коротких строк. Там нет никаких сложных смысловых конструкций, типа «_слишком много Америки в наружной рекламе_», или «_бесполезно звонить, потому что телефон улетел с четвёртого этажа_». Там каждая строчка — самоценный слоган и выкрик. Который либо удался гениально, либо равен «тра-ля-ля» по смысловой нагрузке. Или ещё третий вариант: сначала кажется, что это было ни о чём, а потом вдруг выясняется, двумя стихами позже, что это было очень даже о чём…Есть страница с текстом и дословным русским переводом. Она как будто нарочно создана, чтобы показать ограниченность русских средств выразительности для передачи итальянских вольностей с текстом, ритмом и смыслом. Человеческий перевод там уступает по качеству Google Translate. То есть с одной стороны, всё словарно правильно, а с другой — «что-то главное пропало», буквально в каждой строке. Начиная с заглавия. Потому что итальянский шансон, сцуко, не выразить по-русски вообще никак. И реально лучший перевод этой песни на русский — стихотворение моего друга Орлуши «Потому что мне холодно, блядь».Метки: данте, итальянский, музыка, поэзия, стихиМестонахождение: Новинский бульвар 25 корпус 1, Москва

13:00 Январь, 16, 2016
dolboeb Пожаловаться Гвельфы, гибеллины, ИГИЛ и Новороссия Одна из поучительнейших эпопей в истории Италии — многовековая кровавая распря между партиями гвельфов и гибеллинов. Самое грубое, на пальцах, объяснение разногласия между двумя этими объединениями состоит в том, что гвельфы поддерживали Папу Римского, а гибеллины — германского императора. Историки марксистского призыва много и охотно нашаривали в этой усобице зёрна классовой вражды между гибеллинской аристократией и гвельфовской буржуазией. Менее индоктринированные исследователи вопроса толковали эту распрю с позиций регионального прагматизма. По их мнению, в тех городах-республиках, права которых норовил ущемить Папа Римский, местные элиты пытались ему противостоять, заключая союз с императором и записываясь в гибеллины. А там, где более актуальная угроза исходила от императора, во внутренней политике усиливалась папская партия гвельфов. Оба объяснения, при всей своей умозрительной стройности, противоречат известным фактам из истории противостояния двух партий. Во-первых, в любой влиятельной итальянской семье, купеческой или аристократической, встречались представители как гвельфов, так и гибеллинов — что сразу ставит под сомнение классовую природу конфликта между ними. Во-вторых, в большинстве городов-республик одновременно присутствовали представители обеих фракций, которые поочерёдно отбирали друг у друга власть. Так что региональная привязка (флорентийские гвельфы против сиенских гибеллинов) тоже противоречит известным фактам. В-третьих, одни и те же персонажи итальянской истории в разное время заключали союзы то с гвельфами, то с гибеллинами — как, например, воспетый Данте граф Уголино делла Герардеска, легендарный поедатель собственных детей, поочерёдно предавший обе фракции пизанских элит. В-четвёртых, ещё на самой заре формирования двух этих партий гвельфы и гибеллины поддерживали разных кандидатов на императорский престол: гибеллины были за Гогенштауфенов, а гвельфы — за Оттона IV Брауншвейгского. Что они на самом деле являются сторонниками папы, гвельфы узнали значительно позже, когда на императорский трон взошёл Фридрих II Гогенштауфен, решивший враждовать со Святым престолом...А самое любопытное — что сама по себе вражда между папой и императором была явлением вполне ситуативным. Достаточно вспомнить, что торжественное примирение между императором Фридрихом Барбароссой и папой Александром III случилось в Венеции ещё в XII веке, до оформления в Италии гвельфских и гибеллинских партий. И в последующие века папский престол регулярно заключал военно-политические союзы со Священной Римской Империей. Но на вражде между гвельфами и гибеллинами эти союзы никак не отражались: она продолжала полыхать вовсю. А когда одна из городских фракций брала верх над другой, захватывая власть внутри отдельно взятой республики, она тут же внутри себя раскалывалась, и мочилово продолжалось с новой силой, без оглядки на папу, маму, императора и советскую армию. Отдельно примечательна в этом смысле заварушка, одним из эпизодов которой стало изгнание Данте из Флоренции. Началась она с того, что флорентийские гвельфы (при поддержке однопартийцев из Пистойи, Лукки, Сиены и Прато) победили аретинских гибеллинов в битве при Кампальдино в 1294 году и захватили власть в родном городе. 24-летний Данте участвовал в этой битве на стороне гвельфов, и даже, может быть, орудовал в ней тем самым клинком, который сегодня за 4 евро предъявляют посетителям в его музее. Но стоило партии условных сторонников папы захватить власть во Флоренции, как у них сразу же началась фракционная борьба между белыми и чёрными гвельфами. Чёрные победили, и вскоре «белый» Данте отправился в пожизненное изгнание под страхом смерти в случае возвращения в город (приговор, вынесенный поэту товарищами по партии, был отменён флорентийским горсоветом в 2008 году, причём 5 представителей муниципальной фракции чёрных гвельфов голосовали против этого решения). Однако ж и победа чёрных над белыми не положила конец внутрипартийной резне. Чёрные гвельфы снова поделились на фракции, и продолжали друг друга резать. Одним из организаторов и жертв этой резни стал предводитель «чёрных» Корсо Донати, родственник дантовой жены Джеммы Донати, убитый каталонскими наёмниками через 6 лет после изгнания поэта из Флоренции.Кому интересно узнать больше подробностей о резне гвельфов с гибеллинами, тот приглашается читать хронику Дино Компаньи (1310), Новую хронику Джованни Виллани (1348) и «Историю Флоренции» Маккиавелли (1532). Для нужд текущего поста мне остаётся лишь констатировать, что весь этот сюжет про парней, которые сперва родились и выросли в соседних дворах, крестились в одном баптистерии Св. Иоанна, а потом исправно вырезали друг друга под знамёнами папы и императора — не самый лестный эпизод в истории человечества. Возможно, им даже не было особенного дела ни до папы, ни до императора, а просто хотелось под каким-нибудь предлогом убивать и умирать — и в этом смысле за 714 лет, прошедших со времени изгнания Данте из Флоренции, в нашем мире мало что изменилось. Кому-то срочно нужно воевать за Новороссию, другому милей ИГИЛ, третий объявляет джихад «врагам народа»... Одно утешение — что и 714 лет назад была уже Венеция, гражданам которой интересней было просто жить, процветать и любить, чем находить изощрённые казуистические поводы для братоубийства. И эта Венеция все гвельфо-гибеллиновские разборки пережила на 450 лет, нимало ими не затронутая. В сегодняшнем мире тоже есть уголки, где можно просто жить, не взыскуя поминутно повода убивать ближнего и умирать за правое дело.Метки: венеция, война, данте, история, италия, флоренцияМестонахождение: Новинский бульвар, Москва