ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КЛУБ»: ПОЛОЖЕНИЕ ЖЕНЩИН В СОВЕТСКОЙ НАУКЕ 1920-х ГОДОВ Социология науки (original) (raw)
Related papers
Автор раскрывает влияние государственной политики на изменения гендерных отношений в сибирской крестьянской семье в 1920-е годы. Целенаправленная политика государства в отношении семьи и «положения женщины», создание специальных органов – Женотделов, пропаганда в СМИ и «на местах» - ключевые факторы «быстрых» модернизационных процессов во всех аспектах внутрисемейных отношений российского\советского общества. The author reveals the impact of public policy on changing gender relations in a Siberian peasant family in the 1920ies. Deliberate policy of the State in regard to the family and the " status of women ", the creation of special bodies - Women's departments , the propaganda in the media and in the "field" - the key factors of "fast" modernization processes in all aspects of family relations of the Russian \ Soviet society. In Soviet society, these problems were called " women's issues " and represented in a special print media , such as " Communist girl", and later " Working woman " and " Peasant woman", " Red Siberian woman", " Women's Magazine " etc. It is interesting that among the other problems on the way of solving the "women's issue" was reported about man-leaders, members of Communist party, who perceived the activity of a Women's departments with a certain degree of irony. This men are often contemptuously called Women's departments as "Woman's thing", " Kraybaba", " Tsentrobaba ", " Babkom". This work is interesting in studying of a local data - reveals the changing role and functions of a Siberian peasant woman in the south of Western Siberia in the first decade of Soviet government.
РАСКРЕПОЩЕНИЕ ЖЕНЩИНЫ ВОСТОКА» В 1920-е годы: ИДЕОЛОГИЯ, ПРАКТИКА И КИНЕМАТОГРАФ
Herald of Anthropology, №4, 2021
In the 1920s, the Soviet government made a serious attempt to deconstruct the patriarchal idea of female subordination, empower women and cut traditional ties with archaic traditions that had existed for centuries in Central Asia. This policy was embodied in the Hujum movement, often symbolized by the burning of the face-veil – paranji. Central Asian films (silent cinema) served the new ideology and were dedicated to an Eastern woman who is both traditional and seeking a new life. Since female characters personified socio-political transformations, significant changes in the social status of women were directly related to their artistic representation. In this regard, Uzbek films of the 20s are highly illustrative (“Muslim Girl”, “Second Wife”, “Jackals of Ravat”, “The Veil”, “The Leper Girl”, etc.) The author shows that these films are based on a direct binary opposition (“new-good-Soviet”, “old-bad-traditional”), similar plots, orientalism (none of the film directors were local), partial mythologization, and purposeful character construction. Female characters have no choice but to follow the “liberation” path of a Muslim woman.
Впервые в музееведческой литературе прослеживается участие женщин в музейной деятельности Томского университета в первые десятилетия его создания. Раскрываются пожертвования в пользу университетских музеев Ф.Е. Цибульской, Е.В. фон Гейзер, А. Норденшильд (Смит), О.И. Иваницкой. Характеризуется закон от 3 июля 1914 г., разрешивший музейную работу женщин-сотрудниц на равных с мужчинами условиях. Освещается опыт работы выпускниц Сибирских высших женских курсов в Ботаническом и Зоологическом музеях Томского университета.
ВЕРБАЛИЗАЦИЯ ОТНОШЕНИЯ К ЗАРУБЕЖНОЙ МОДЕ В СОВЕТСКИХ ЖЕНСКИХ ЖУРНАЛАХ 1920-Х ГГ. И СОВРЕМЕННЫХ РОССИЙСКИХ БЛОГАХ, 2019
The article examines the problem of using linguistic markers (lexico-semantic and grammatical ones) to verbalize the attitude to foreign influence on domestic fashion in the Soviet women’s periodicals and network blogs of 2014-2018. The authors focus on studying the functions of the identified markers. The conclusions are made that in both the discourses, the attitude to foreign influence on domestic fashion is expressed by the same linguistic means: means of expressing subjective modality of obligation, evaluative vocabulary, foreign borrowings and foreign inclusions. ----- В статье рассматривается вопрос использования языковых маркеров (лексико-семантического и грамматического) для вербализации отношения к зарубежному влиянию на отечественную моду в текстах советской женской прессы 1920-х гг. и современных блогов 2014-2018 гг. Основные проблемы, затрагиваемые в статье, касаются функций выделенных маркеров. Получены выводы о том, что основными языковыми средствами выражения отношения к зарубежному влиянию на отечественную моду в обоих типах текстов являются средства выражения субъективной модальности долженствования, оценочная лексика, иноязычные заимствованные и иноязычные вкрапления.
«СВОБОДНЫЕ ЖЕНЩИНЫ ВОСТОКА»: РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ СОВЕТСКОЙ ПОЛИТИКИ В ОБЛАСТИ ЖЕНСКОГО ВОПРОСА В ЭКСПОЗИЦИЯХ ГОСУДАРСТВЕННОГО МУЗЕЯ ЭТНОГРАФИИ В 1920–30-е гг, 2022
В статье анализируется репрезентация советской политики в области женского вопроса в экспозициях Государственного музея этнографии в 1920–30-е гг. В качестве примера приводится отображение положения женщины на советском Востоке в экспозициях музея. Автор также анализирует концепцию «новой женщины», предложенную А.М. Коллонтай, и рассматривает, каким образом эта идея нашла отображение в экспозиции. Традиционно, в советской риторике женщины из мусульманских регионов бывшей Российской империи рассматривались как жертвы патриархального и капиталистического строя, над ними довлели нормы религиозного и обычного права. Советская власть, путем распространения коммунистических идей через женотделы, периодические издания, кинематограф, стремилась освободить «женщин Востока». Освобожденная женщина должна была обладать равными правами с мужчинами, участвовать в коллективном труде и общественной работе, имела право на досуг и помощь со стороны государства. Два этих образа — закабаленной и освобожденной женщины Востока — нашли отражение в экспозициях Государственного музея этнографии, они должны были наглядно демонстрировать угнетенное положение женщины в дореволюционный период и позитивные изменения, которые привнесла советская власть.
Статья посвящена анализу механизмов внедрения нового паттерна женского поведения -«крестьянки грамотной» и особенностям процесса ликвидации неграмотности среди сибирячек в первое десятилетие советской власти. Фактор женской неграмотности стал одним из существенных препятствий при реализации ранней советской политики строительства «нового быта» и «раскрепощения» женщин. Научить женщин читать, писать и считать было базовым этапом при воплощении конструкта «новой советской женщины» в рамках советской утопии. По сути именно после получения этих элементарных навыков можно было говорить о следующих этапах политики в отношении женщин: реализации тезиса о равноправии полов, вовлечении в общественную и политическую жизнь, работу на руководящих должностях, атеистическую кампанию, комплекс работ по линии охраны материнства и младенчества, и в целом, производить глобальные трансформации жизненных стратегий и ценностей. Автор делает предположение, о том, что провал политики ликбеза и слабое вовлечение девочек в школьное образование в Западной Сибири в 1920-х гг. стали ключевыми причинами того, что образ русской крестьянки в Сибири в этот период еще во многом соответствовал представлениям о роли, функциях и месте женщины в «традиционном» обществе. «PEASANT LITERACY»: EDUCATIONAL PROGRAM IN WESTERN SIBERIA AND THE CONSTRUCTION OF A NEW PATTERN OF FEMALE BEHAVIOR IN THE 1920’S Purpose. The article analysis the mechanisms of inculcation for a new pattern of female behavior – «literate peasant women» and the peculiarities of the process of illiteracy elimination among Siberians in the first decade of Soviet authority. In the early 1920’s. literate men in the cities of Siberia accounted for 61.2 %, and in rural areas – 26.7%, literate women – respectively 46.9 % and 158 ›ÚÌÓ„р‡Ùˡ ̇рÓ‰Ó‚ ≈‚р‡ÁËË 9.2 %. In fact, 90.8 % of Siberian peasant women were illiterate. Women’s program consists not only the points illiteracy, but women’s clubs, organization of agricultural courses and Sunday schools. Paramount task was learning to write, read and count. It was assumed and the second stage of «Adult» education – schools of half-educated with basic subjects of primary education. The factor of female illiteracy has become one of the significant obstacles in the implementation of the early Soviet policy of building a «new way of life» («novyi byt») and emancipation of women. Teach women to read, write and count was the basic stage in the embodiment of the construct of the «new Soviet woman» within the framework of the Soviet utopia. In fact, after receiving these elementary skills, the following stages of Women policy may began: implementation of the thesis on gender equality, involvement in public and political life, work in leadership positions, atheistic campaign, a complex of work on maternity and infancy, and in general, to produce global transformations of women’s life strategies and values. Results. The early Soviet policy on eliminating illiteracy is a very popular topic among Russian historians. Most of the works were created during the Soviet period, which imposed certain restrictions on them: with extensive factual material, these studies bore a somewhat one-sided, ideologically biased interpretation of this process. An analysis of post-Soviet literature showed that today the problem is being worked out no less intensively. Regional studies, based on statistical information and archival materials, prevail. This study is based both on archival, statistical data, and on the materials of the Siberian press of the 1920’s. The originality of the work is given by the materials of field ethnographic research, which allows the author to supplement the historical picture, and, perhaps, see the dry report data and statistical data from a different angle. Conclusion. The author makes the assumption that the failure of the policy of education and the weak involvement of girls in school education in Western Siberia in the 1920’s became one of the key reasons that the image of a Russian peasant woman in Siberia during this period still largely corresponded to the notions of the role, functions and place of a woman in a «traditional» society.
"Slavia Orientalis" t. LXIX, nr 3, p. 693-712, 2020
Инициаторы кампании по созданию советского имеслова использовали для распространения нового антропонимикона такую тиражируемую и общедоступную печатную продукцию как календари. В статье исследуются женские имена собственные, рекомендуемые к использованию в СССР во „Всеобщих настольных календарях”, выпускаемых Государственным издательством в 1924-29 гг. Взяв в качестве образца православные святцы, редакторы издания на каждый день года помещали более или менее развернутый ряд женских имен – от 6 (в календарях 1924-26 гг.) до 2 (в календарях 1927-29 гг.). На основе анализа всего зафиксированного в календарях материала автор статьи распределяет имена по принадлежности к источникам, из которых они черпались: православные святцы, католические календари, античная мифология, позднейшая мировая литература и фольклор, имена известных людей прошлого, топонимика, славянский именной фонд и, конечно же, идеологизированные имена-советизмы. Представление общей картины обновленного имеслова дополнено освещением динамики его развития на протяжении пяти лет – с учетом ежегодно вносимых в календари изменений.
Явление травли, запугивания и третирования других (чаще всего, более слабых) членов коллектива стало объектом детального изучения антропологов, психологов, этологов, социологов, криминалистов, юристов и специалистов других областей знания относительно недавно (Olweus 1980(Olweus , 1993 Smith, Sharp 1994;. До этого феномены травли попадали в категорию агрессивного поведения или анализировались психологами и психиатрами как проявление садистического поведения. Однако данные антропологов, историков и культурологов изобилуют описаниями травли, из которых отчетливо видно, что данное поведение практикуется в обществах с выраженной иерархией, и его характерной чертой является невозможность жертвы апеллировать за помощью к третьим лицам. На сегодняшний день общепринятым международным термином, обозначающим это явление, стало понятие "буллинг" (bullying) -от англ. bully, что в переводе означает "запугивать, задирать, изводить" (Словарь... 1987). Буллинг определяют как физическую, вербальную или психологическую агрессию (нападение) с целью нанести вред жертве, запугать ее и (или) стресси-ЭО, 2012 г., № 5 © М.Л. Бутовская, Е.Л. Луценко, К.Е. Ткачук
«ЗАБЛУДИВШИЙСЯ ТРАМВАЙ» В СОВЕТСКОМ ИСКУССТВЕ 1920-х ГОДОВ
Русское искусство. II. Неучтенные детали. Сб. статей, 2020
Статья посвящена пока еще не исследованной теме, связан- ной с образом трамвая в русском искусстве. Интерес к «трамвайной теме» спровоцирован статьей Р. Д. Тименчика «К символике трамвая в русской по- эзии» (Труды Тартуского университета, 1987), выявляющей семантику обще- культурного «мифа о трамвае», что позволяет нам рассматривать текст Ти- менчика как своего рода методологический первоисточник изучения образа трамвая в поэзии, для нас – в культуре вообще. Задействовав обширный пласт изобразительного и литературного материала, мы проследили, как образ трам- вая, наследуя образу поезда в искусстве XIX – начала XX веков, увлек аван- гардных художников 1910-х годов, а затем стал одним из ключевых символов новой эпохи в литературе и искусстве 1920-х годов. В статье рассмотрено мно- гообразие ролей и функций, которыми современники наделяли образ трамвая, а также выявлена специфика этих ролей в зависимости от вида искусства – живописи, графики, литературы, документальной и художественной фотогра- фии, кинематографа, – в котором этот образ находил воплощение.
Женщина в Российском Обществе \ Woman in Russian society, 2019
Анализируются становление и механизмы работы института охраны материнства и младенчества в Сибири в области медико-санитарного просвещения женщин в 1920-х гг. Ранние советские идеологи в ходе «конструирования» нового быта и новой советской женщины не могли обойти стороной материнство как социальную функцию женщины. Создание на государственном уровне отдельного направления в политике — охраны материнства и младенчества было задумано с целью ускорить переход в фактическую плоскость декларированное Советами равенство мужчины и женщины. Политика охраны материнства и младенчества затрагивала практически все модернизационные начинания новой власти и должна была решить множество вопросов в области как здравоохранения, так и социальных преобразований. В рамках политики охраны материнства и младенчества демонтировались традиционные и конструировались новые, уже нормированные на государственном уровне практики родительства, и материнства в частности, играющие основополагающую роль при воспроизводстве социального порядка. The article analyzes the formation and operation mechanisms of the institution for the protection of motherhood and infancy in Siberia in healthcare and sanitation aspect in the 1920s. The early Soviet ideologists during the “construction” of the new lifestyle and the new Soviet woman could not ignore motherhood as a social function of woman. A distinctive feature of the national modernization was its state indoctrination; the young Soviet government pedaled the transformations in a comprehensive manner, paying particular attention to profound axiological changes in society. The project to combat the “old way of life” was very successfully implemented, one of its components being the policy of women’s emancipation and the direction of motherhood and infanthood that supports this policy. For the first decade of these directions, the Soviets managed to lay a serious foundation of new values and demographic attitudes, patterns of behavior among young Soviet women. The motherhood and infancy protection policy affected virtually all modernization initiatives of the new government, and had to solve many issues in the field of healthcare and social transformations. Within the framework of the motherhood and infancy protection policy, traditional and new parenting and motherhood practices in particular, having a fundamental role in the reproduction of social order, were dismantled and constructed.