2020: Мемориальные музеи г. Кишинева как институты политики памяти: негибкость и конкуренция в условиях разделенного общества (original) (raw)
Related papers
2019
В статье рассматривается роль мемориальных музеев в конструировании государ-ственного мифа и исторической памяти. Анализируется структура музейно-мемориального пространства России, его динамика на протяжении XX-начала XXI в. Особое внимание уделено характеристике мемориальных музеев руководи-телей советского государства-В.И. Ленина, И.В. Сталина и их влиянию на исто-рическую память современного российского общества. Раскрываются функции музея в контексте механизмов социального инжиниринга, а также место и роль президентского центра Б.Н. Ельцина в формировании образа России 1990-х гг. Ключевые слова: музеи, мемориальные музеи, советский миф, образ времени Исторические музеи играют особую роль в формировании исто-рической памяти общества 2. Они образуют символическое простран-ство прошлого и, используя механизмы эмоционального сопережива-ния, включают его в историческое сознание и память новых поколений. Музей-единственная институция, способная дать посетителю подлин-ное переживание исторической реальности. В этом и состоит роль му-зеев как институтов памяти [Гюйссен 2012; Грусман 2007]. Процесс формирования образа прошлого в общественном созна-нии включает несколько этапов: он начинается с усвоения гипотетиче-ских исторических знаний в ходе общения с их носителями (преподава-телями и/или очевидцами); затем они преобразуются в чувственный образ, благодаря эмоциональному соприкосновению с прошлым через визуальные источники-фотографии, фильмы, музейные выставки, ме-ста памяти; и на последнем этапе в ходе работы с текстами (научными и/или художественными) образы упорядочиваются и закрепляются в сознании в форме мифа-устойчивой эмоционально окрашенной си-стемы представлений о событиях прошлого. В результате образ про-шлого включается в индивидуальный жизненный опыт [Мазур 2017]. Роль музеев в этом информационном процессе совершенно особая: с одной стороны, они, как научные институты и аккумуляторы истори-ческих знаний о прошлом, проводят оценочную селекцию исторических фактов и событий, присваивая им символические смыслы [Воронцова 2014]. Музеи-своеобразный трансформатор по преобразованию исто-1 Тема поддержана грантом РНФ (проект № 16-18-10106 «Раннесоветское общество как социальный проект: идеи, механизмы реализации, результаты конструирования»).
Трудное наследие под контролем: что происходит с музеями памяти в России
Perito., 2024
Статья рассказывает, как менялось отношение к трудному наследию репрессий и ГУЛАГа в современной России. Концепция культурного наследия строится вокруг идеи, что нечто прекрасное имеет ценность для последующих поколений и поэтому нуждается в сохранении. Так было до середины ХХ века. Вторая мировая война и холокост дали стимул для пересмотра этой концепции. Стало понятно, что нужно сохранять и память о трагедиях, чтобы они больше не повторялись. На территории России музеи памяти о трудном наследии, ГУЛАГе и репрессиях, начали появляться в конце 1980-х — начале 1990-х годов как общественные инициативы. В последние годы самые крупные из них перешли под государственный контроль. Теперь эти музеи вынуждены балансировать между спущенными сверху политическими установками и историческими фактами.
2016
В статье рассматривается история создания и характеризуется мемориальная коллекция Центра М. М. Бахтина в Мордовском государственном университете им. Н. П. Огарева. Прослеживается «биография» некоторых экспонатов (предметов мебели, личных вещей, документов и т. д., принадлежавших мыслителю). Обозначаются основные функции Центра и направления его деятельности. The article examines the history of creation and characterizes the memorial collection of Bakhtin Centre at Ogarev Mordovia State University. It traces the "biography" of certain exhibits (pieces of furniture, paraphernalia, documents, etc., which belonged to the thinker). It outlines the main functions of the Centre and the direction of its activities.
Культура памяти в Беларуси (1988-2016 гг.) : от раскола к консервативному консенсусу?
Доклад на конференции "Извлекаем ли мы уроки из прошлого?" (Варшава 27-30 октября 2016 г.). Культура памяти в Беларуси (1988-2016 гг.) : от раскола к консервативному консенсусу? Алексей Браточкин , Центр публичной истории Европейского колледжа Liberal Arts в Беларуси (Минск, Беларусь) Мы сегодня будем говорить о постсоциалистической культуре памяти в Беларуси, хотя не существует единого образца или модели культуры памяти для стран бывшего Восточного блока и всех бывших частей СССР, но есть параллельные траектории динамики культуры памяти. И, конечно, «новая» культура памяти связана с тем, что происходило в период позднего социализма. Также можно сформулировать ряд вопросов к обсуждению проблем культуры памяти в Беларуси и ее динамики: Какова динамика культуры памяти и политики памяти в Беларуси, в условиях авторитаризма? В каких терминах можно говорить об этой динамике и о том, какой может быть модель культуры памяти в белорусском контексте? Насколько к белорусскому контексту применима, например, модель «мемориальной культуры», описанная Алейдой Ассман на примере Германии? Какие акторы могут влиять на политику памяти в стране, есть ли возможность публичного обсуждения вопросов, связанных с исторической памятью, как идет этот диалог и т.д. ? Также мы попытаемся рассмотреть разные периоды официальной политики памяти в Беларуси , исходя из идеи о том, что раскол культуры памяти, возникший в 1990-е годы, сегодня постепенно преодолевается. Однако та модель «общенациональной» культуры памяти, которая формируется, основана не столько на согласии по поводу самих исторических событий, сколько на разных практиках символического насилия над той памятью, которая не вписывается в конкурирующие модели идентичности.
Внутри мемориальной культуры Чеченской Республики: от настоящего к воссоздаваемому прошлому
Tempus et Memoria, 2023
Целью исследования является анализ современной мемориальной культуры Чеченской Республики. Автор исходит из того, что прошлое о Чечне за пределами республики, как правило, ограни- чивается памятью о Кавказской войне (в связи с исторической фигурой имама Шамиля) и вооруженных действиях постсоветского периода 1994–1996 и 1999–2009 гг., которые нередко именуются как «чечен- ские войны» или «чеченские кампании». Новизна исследования заключается в изучении современной чеченской мемориальной культуры в контексте постконфликтного этапа становления северокавказской республики, о котором крайне мало междисциплинарных исследований. В статье определена выборка ключевых исторических событий, на которых конструируется чеченская мемориальная культура: 1) дви- жение под руководством шейха Мансура; 2) Кавказская война; 3) революция 1917 г. и Гражданская война; 4) советская Чечня (Чечено-Ингушская АССР); 5) Великая Отечественная война/депортация 1944 г.; 6) «Чеченская революция» 1991 г., дудаевский режим, гражданская война в Чечне 1994 г., «первая чечен- ская война», межвоенный кризис, «вторая чеченская война», отмена режима контртеррористической операции (КТО) и развитие республики. Автор применяет к чеченской мемориальной культуре модель помятования А. Ассман «помнить, чтобы никогда не забывать», поскольку она предполагает сохранение прошлого и интеграцию памяти о событии в коллективную идентичность. При этом в статье выявляются недостатки данной модели и показывается поэтапная институционализация коммеморативной практики помятования жертв депортации в постконфликтный период развития республики.
Между забвением и z-музеем: что происходит с трудным наследием Великой Отечественной войны
Perito., 2024
Трудное наследие — это объекты и места, связанные с преступлениями против человечества, с жестокостью, насилием и государственным произволом. В этот список входят и войны, которые в российских музеях встроены в государственный героический нарратив. Статья рассказывает, что происходит с трудным наследием Великой Отечественной войны в музеях России.
2018: Исследования наследия и политики памяти - в поисках общих подходов
Политическая Наука / Political science (RU), 2018
В статье представлен обзор исследований наследия, а также анализ конкретных ситуаций (case studies) и методов, одинаково актуальных для изучения наследия и политики памяти. Авторы, заложившие основы дисциплины Heritage Studies, настаивали на том, что прошлое является конструктом, которое в виде наследия повсеместно используется в идеологических и коммерческих целях. Оставаясь верными данному методологическому принципу, работы последних лет значительно расширили понятийный аппарат дисциплины. Восточная Европа представляет интерес для исследований на пересечении наследия и политики памяти как регион с высокой концентрацией конкурирующих нарративов. Однако, как видно из публикаций последних лет, предложить общую рамку развития ситуации с наследием в регионе все еще представляется неразрешимой задачей.
Плеханов А. А. Государственные институты контроля памяти на примере Украинского института национальной памяти // Политика памяти в современной России и странах Восточной Европы. Акторы, институты, нарративы . — СПб. : Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2020. — С. 520-541, 2020
В данной работе исследуются трансформации Украинского института национальной памяти (УИНП). Анализируются его финансовые и человеческие ресурсы. Рассматривается тематический контент сайта УИНП 2014-2018 гг. Делается вывод о том, что Институциональный дизайн УИНП как особого института исполнительной власти, заложенный в 2006 г., смог в полной мере начать реализовываться только с 2014 г. при поддержке президента Украины и активных действиях нового директора В. М . Вятровича. УИНП прошел путь от института, работающего на репрезентацию Голодомора, к роли координатора государственной политики для других акторов, действующих в сфере политики памяти. При увеличении в 2019 г. бюджета УИНП на 40 % и региональном расширении УИНП должен усилить государственный контроль в сфере мнемонической политики в регионах, малых и средних городах. Репрезентируя эксклюзивный нарратив украинской истории, УИНП принял активное участие в уничтожении и вытеснении в «подполье» альтернативных исторических нарративов, используя тесную связь с силовыми органами и органами судопроизводства в ходе декоммунизации. Усилив свое медийное влияние через социальные сети и интернет, институт начинает играть роль самостоятельного актора исторической политики, а не простого инструмента продолжения государственной политики.