Памятник (А. С. Пушкин) | это... Что такое Памятник (А. С. Пушкин)? (original) (raw)
| Памятник | |
|---|---|
| Жанр: | стихотворение |
| Автор: | Александр Сергеевич Пушкин |
| Язык оригинала: | русский |
| Публикация: | 1841 |
 Текст произведения в Викитеке |
Памятник — стихотворение Александра Сергеевича Пушкина. Этот удивительно «простой», но чрезвычайно многогранный поэтический текст является ярким образцом позднего периода пушкинской лирики, в которой поэт на уровне максимальной универсализации как бы пытается подвести итог своей творческой деятельности и проанализировать развитие одной из самых загадочных тем не только в русской, но и в мировой литературной традиции: памяти потомков о личности и творчестве поэта.
Содержание
- 1 Авторская датировка текста
- 2 Контекст литературной традиции
- 3 Характеристика поэтического завета
- 4 Отсутствие гордости
- 5 Исследования в области филологии
Авторская датировка текста
Сам Пушкин датирует стихотворение так: «1836 авг.21» (эта временная атрибуция заявлена в рукописи поэта). Стихотворение можно отнести к так называемому «каменноостровскому» периоду творчества Пушкина, который пришёлся на середину 1830-х; он связан с новым местом жительства поэта. Впервые поэтический текст был опубликован Василием Андреевичем Жуковским, который внёс свою правку в стихотворении при публикации первого посмертного собрания сочинений Пушкина, которое было издано в 1841 году; «Памятник» был напечатан в девятом томе этого собрания. Традиционно в научной и публицистической среде стихотворение называется по первой строчке: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный». Через некоторое время известный российский историк и археограф Пётр Иванович Бартенев опубликовал уточнённый текст стихотворения в журнале «Русский архив» в 1881 году.
Контекст литературной традиции
Прямой прототипический источник пушкинского поэтического текста — знаковая ода Горация «Exegi monumentum», которая, в свою очередь, опирается на текст, созданный неизвестным автором в рамках древнеегипетской литературной традиции: он получил два названия — «Похвала писцам» и «Памятник нерукотворный». В русской литературе эпохи господства догм классицизма с опорой на оду римского поэта была сформирована традиция стихотворений-«памятников», которые поочерёдно создавались такими авторами XVIII столетия, как Михаил Васильевич Ломоносов, Гавриил Романович Державин (см. Памятник (Г. Р. Державин)), Василий Васильевич Капнист, Александр Христофорович Востоков и С. А. Тучков, каждый из которых по-своему перерабатывал и переосмыслял заданные в античности мотивы памяти о поэте.
Характеристика поэтического завета
Первая строфа
А. С. Пушкин с первых строк своего поэтического текста решительно заявляет об отступлении от общепринятой литературной традиции, моделируя радикальное противопоставление между божественным вселенским одухотворённым началом и земным, дольним, идольским началом. Всё стихотворение строится на заданной антитезе этих двух диаметрально противопоставленных стихий. На самом деле идея пушкинского поэтического завета, духовного завещания поэта, как можно интерпретировать «Памятник», вступает в противоречие заданому эпиграфу из Горация: вместо истукана, который фигурирует в оде римского автора, Пушкин ставит в центр Творца, вместо монумента как образца искусственного, рукотворного, он обращает внимание на аспект глобального, универсального, сакрализованного памятования. Также он отказывается от порождённой в античности и воспроизводимой российскими поэтами-классицистами концепции омертвения, обращаясь в перспективе к идеологии вечной жизни. Мысль о Христе пронизывает первую строку стихотворения, базирующейся на глобальной антитетической платформе. По мнению литературоведов (в частности, Е. А. Трофимова), идея вознесённости Христа подчёркивается соответсвующей семантикой «сказуемости»: «воздвиг», «вознёсся». Нерукотворный памятник, воздвигнутый поэтом-творцом, прямо противопоставлен общему абстрактному символу земного «верховного» владычества — Александрийскому столпу, сиюминутное величие которого оказывается поддельным и ничтожным в сравнении с «непокорной» памятью о подлинно божественном поэтическом творении. Лексическое наполнение (сакральные экспрессивы) первой строки аллюзивно указывают на Воздвижение Креста Господня и Вознесение Господне. Залогом бессметрия и универслаьным знаменем искупления в данном случае является крест-распятие. Сочетание слов-символов «Воздвиг неруковторный» отсылает читателя к иконическому образу Нерукотворного Спаса, который соотносится с византийской гимнодией. Таким образом, Пушкин на ценностно-эмоциональном уровне претворяет в жизнь концепцию восприятия миссии поэта (творца художественного слова-логоса) как миссии Сына Божия, фактически концентрируя в своём стихотворении все прежние мотивы поэтического служения народу, актуализируя их на максимально глобальном уровне. «Памятник» предстаёт в качестве непревзойдённой вершины динамической эволюции как индивидуального пушкинского мотива «памятника», так и общелитературной многоуровневой эволюции «памятника» в русской поэтической традиции.
Сакральный мотив «главы непокорённой», также противопоставленный недолговечной рукотворности соотнесеён с развитием мотива Вознесения, наступившего после длительных страстей Господних. Александрийский столп даже на формально-лексическом уровне корреспондирует с эмблемой античного земного владычества — Фаросом Александрийским, который является одним из семи чудес света, олицетворяющим предельный уровень рукотворных достижений человечества. В роли антагониста по отношению к Фаросу-столпу предстаёт маяк универсальной жертвенности, проявляющейся в любви и сострадании. В интерконфессиональном аспекте обращает на себя внимание другая интерпретационная возможность ключевых образов первой строфы: оппозиция «Креста» и «Столпа представляет собой символически выраженное противопоставление концепции нового возрождающего христианства и старого язычества.
Вторая и третья строфа
Вторая строфа стихотворения актуализирует тематику земной сакральности: новым для поэтического осмысления «памятника» является мотив земного подобия божественной святости. Эпитет «заветная» реализует событие Благой вести, что подчёркивает ощущение интимной сакральной откровенности поэта. Достижение надмирных высот и идея евангельской славы претворяется в мотиве ожидания прославления. Вторая строфа указывает на наличие нетварной жизни, которая существует благодаря уже сотворённой, что воссоздаёт концепцию божественной воспроизводимости, сочетаемости, указывает на непрерывность реализации божественного замысла вечного творения. В третьей строфе развивается ключевая связующая тема апостольского служения. Народ принял христианскую правду, на что указывает называние имени Спасителя; народ также принял и воспринял правду поэтическую, чему свидетельствует называние имени поэта.
Четвёртая строфа
В четвёртой строфе находит своё выражение качественный потенциал подвижнической деятельности поэта, актуализирует направленность священного завета. Любовь, добро, свобода, милость выносятся на алтарь жертвенности, но не в аспекте внедуховного показного античного «апофеоза» языческого божества, трафаретно пересаженного на почву классицизма, а в аспекте той же универсализованной религиозно-философской идеи. Под пробуждением «добрых чувств» можно понимать провиденциальное открытие мира и другого в мире, сердечной братской сопричастности людей друг другу. Восславление свободы является воздвижением креста самому себе — реализация каждого божественного качества неизменно влечёт за собой актуализацию момента жертвенности. «Прославление» означает Воскрешение. Павшие, милость к которым также является незыблемой универсальной добродетелью — те, кто так и не узрел Свет нетленный. Милость — повторение Христа в его отношении к людям; милость заключается в спасении, наставлении и исцелении словом чудотворным.
Заключительная строфа
Последняя строфа стихотворения тематически аналогична гласу Бога из «Пророка» («И Бога глас ко мне воззвал»). Поэт открещивается от венчания «дельфийским лавром», но уповает на терние. Он не стремится к терновому венцу, но бесстрастно и свободно осознаёт неизбежность его. В аспекте эволюционного становления темы поэта и поэзии, ярко представленной в палитре пушкинской текстологии, в «Памятнике» сакральная субстанции поэзии оказывается принципиально вне суетных демонических проявлений земного бытования: хвалы, хулы, клеветы, споров, сплетен. Универсальный спасительный поэтический логос наделён мудростью потаённой, фундаментальностью, прочностью и неколебимостью; он заведомо выше низменных процессов.
Отсутствие гордости
Важнейшей отличительной особенностью пушкинского мировосприятия, выраженного в «Памятнике», является ниспровержение и выхолащивание мотива гордости, что кардинально отличает пушкинский текст от канона, сформированного Горацием и продолженного российскими классицистами, в том числе и Державиным («Памятник»), который в какой-то степени пытается ниспровергнуть архетипическое устоявшееся представление о «памятнике» поэту, но даже ему, несмотря на неоспоримое идейное и композиционно-стилевое новаторство так и не удаётся полностью избавиться от проявлений гордости. Для Пушкина задачей первостепенной важности является необходимость проговорить в своём стихотворном завете религиозно-мистическую сущностную основу литературного творчества поэта-Творца, которое прошло Причастие.
Исследования в области филологии
Из значимых литературоведческих исследований, посвящённых анализу именно этого текста, можно отметить работу пушкиноведа М. П. Алексеева «Я памятник себе воздвиг...»: Проблемы изучения», Л., 1967. Заслуживает внимание работа Дж. Майклсона «Памятник» Пушкина в свете его философской лирики 1836 года // Творчество А. С. Пушкина», изданная в Москве в 1985 году. Можно отметить труд Т. Г. Мальчуковой «О сочетании античной и христианской традиций в лирике А. С. Пушкина 1820 — 1830-х годов // Евангельский текст в русской литературе XVIII — XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, символ, жанр» (Петрозаводск, 1994 год) и некоторые другие филологические сочинения.
